Страна грез - Луанн Райс

— Ты видел птиц? — спросил Джеймс.

— Должно быть, — ответил Пол. — Но я не придал этому значения: они всегда здесь. Ты нашел быка…

— Птицы нашли его еще на прошлой неделе.

— Да уж, — проговорил Пол, разглядывая окровавленную шею. — Боже мой.

— Кто-то сделал это как раз тогда, когда закончился сгон; долбаный мясник.

— Головы… — произнес Пол, и Джеймс кивнул. Он вспомнил, как нашел палки с четырьмя насаженными на них головами коров.

— Он не знает, что творит, — проговорил Джеймс и потрогал огрубевшую кожу на срезе. Джеймс понял, что тот, кто сделал это, использовал зазубренное лезвие: зубчатый охотничий нож или ржавую пилу. Срез был неровным, и на темном от запекшейся крови снегу были заметны крупинки ржавчины.

— Это крупный бык, — проговорил Пол. Он был управляющим ранчо и наверняка знал, сколько денег они потеряли из-за этого.

Джеймс размышлял о том, сколько же времени понадобилось тому, кто это сделал, чтобы отрезать голову столь здоровенному быку. Шел снег, но плохая погода, как видно, не стала ему помехой. Может, кто-то проходил мимо и заметил быка. Животное было убито выстрелом, и Джеймс осмотрел отверстие от пули. Птицы уже начали клевать здесь, но Джеймс отчетливо видел, что пуля была выпущена из охотничьей винтовки винчестер.

— Кто это сделал? — спросил Пол.

— Я не знаю.

— Должно быть, это тот же самый псих.

Джеймс огляделся по сторонам. Кто-то фотографировал его стадо, кто-то убивал животных и тем самым дразнил Джеймса. Где теперь еще появится голова? Дейзи говорила о том, что на этой земле живут духи, но Джеймс знал, что в этом каньоне обитал мясник. Джеймс ощущал запах крови и сосновой смолы. Он задумался о том, умеют ли призраки пользоваться ножами.

— Тот, кто ненавидит животных, — проговорил Пол.

— Тот, кто ненавидит меня, — ответил Джеймс.

Завещание, должно быть, у Далтона в сейфе. Луиза отчаянно противостояла искушению заглянуть туда. Осмотреть письменный стол и бюро — одно дело, но теперь она была настроена серьезно. Луиза находилась в их спальне и разглядывала портрет Розалинды. Картина была старой и очень красивой. Розалинду нарисовал какой-то известный художник еще тогда, когда она жила на востоке страны. Далтон частенько говорил, что этот портрет достоин какого-нибудь музея, и, когда Джеймс согласится, он передаст картину в дар Музею изобразительного искусства в Ларами. Уж Розалинде явно бы это понравилось.

Далтон спал в кресле-каталке, и Луиза по пути в кабинет вглядывалась в глаза Розалинды на других портретах: они смотрели на Луизу с высокомерием и превосходством. У Розалинды были яркие голубые глаза, словно пара бесценных, невиданной красоты сапфиров. Ее темные каштановые волосы аккуратно лежали на макушке, открывая на обозрение тонкую элегантную шею. Луиза и Розалинда были противниками, старыми врагами. Уже много лет Луиза спала в одной спальне с этой давно умершей надменной особой, которая непрерывно смотрела на нее, и теперь у Луизы было такое противное чувство, что Розалинда смотрит ей прямо в душу.

— Тебе-то что? — произнесла Луиза, глядя на Розалинду; ее глаза горели. — Теперь это мой дом.

«А вот и нет, — казалось, говорила Розалинда. — Просто загляни внутрь сейфа, и сама увидишь, что я права».

Далтон сопел, вскрикивая во сне. Элма была внизу и готовила ему обед. Луиза снова взглянула на Розалинду. Она умерла молодой: ей было чуть больше тридцати, а на этом портрете выглядела немного моложе. Розалинда и близко не прожила с Далтоном так долго, как Луиза: не заботилась о нем, когда он болел; ей не пришлось смотреть, как Далтон терял опору под ногами, когда начала прогрессировать болезнь Альцгеймера. Ее не было здесь даже тогда, когда исчез ее внук.

— Я заслуживаю этого, — прошептала Луиза, дотронувшись до золотой рамы портрета.

«Посмотрим, чего ты заслуживаешь», как бы ухмылялась в ответ Розалинда. Луиза убрала в сторону ее самодовольное лицо, отодвинув картину и открыв доступ к сейфу. Ее руки дрожали, как будто она была воровкой, как, очевидно, и думала про нее Розалинда. Луиза подула на пальцы, стараясь припомнить комбинацию цифр.

Далтон давно назвал ей код, когда поранился, упав со скалы. «На тот случай, если со мной что-нибудь произойдет, — сказал тогда он. — Наберешь 53-43-82 и сделаешь пол-оборота назад». Затаив дыхание, Луиза набрала комбинацию — тяжелая дверь распахнулась.

Внутри Луиза увидела много всего: документы, карты и планы зданий ранчо; свидетельство о рождении Джеймса, слитки золота, медали с родео, кольт сорок пятого калибра с жемчужной рукояткой, коробку с ружейными патронами, атласную коробочку с драгоценностями Розалинды, которую Далтон надеялся однажды подарить Сейдж, и завещание Далтона Такера.

— Вот дерьмо, — выругалась Луиза. Ее пальцы так дрожали, что она не могла держать бумагу ровно. Она искала ее целый месяц, сейчас развернет, прочтет ее и положит конец волнениям и догадкам. Так или иначе, но она все будет знать.

«Это ничего не изменит», — сказала себе Луиза, рассматривая бумагу. Не важно, что здесь написано, я все равно буду так же любить Далтона; он все равно будет моим рыцарем в сияющих доспехах; я все равно буду самой счастливой женщиной на свете и в пятницу в «Дилижансе» буду петь перед Тодом самые красивые песни о любви для Далтона Такера…

— Что ты тут делаешь? — произнес Далтон.

— Ой! — Луиза от неожиданности едва не упала. Далтон катил кресло через весь коридор, но мягкий азиатский ковер заглушал шум колес каталки. — Ты напугал меня! Я думала ты спишь…

— Что у тебя в руках, Луиза?

— Да нет, ничего…

— Тебе что-то понадобилось в сейфе?

— Просто… — начала она. — Я тут подумала…

— Это мое завещание, — проговорил Далтон, — так?

— Да, это завещание.

— Что-то возбудило твое любопытство?

— Когда сюда приехала Дейзи, если учесть последние события, — заговорила Луиза. — Я задумалась о семье и о будущем. К тому же Сейдж должна приехать на ранчо.

— Черт побери! — закричал Далтон.

Луиза отступила, пораженная таким взрывом эмоций. Голос Далтона прокатился громовым раскатом по комнате, и Луиза могла поклясться, что в холле зазвенела хрустальная люстра. Далтон резко прокатил кресло по комнате. Хотя его макушка едва доставала Луизе до груди, ей казалось, будто он возвышается над ней.

— Черт побери! — снова заорал Далтон, даже громче, чем в первый раз. Он выхватил бумагу из ее дрожащих рук.

— Далтон…

— Ты ходишь туда, в этот бар, — заговорил он со свирепым видом, — каждый вечер, каждую пятницу, каждые выходные столько, сколько я тебя знаю, а иногда и в другие дни.