Багряная игра. Сборник англо-американской фантастики - Майкл Муркок

— А ты думала, он полюбит их уже за то, что они, не в пример нам, не раздражают его?

— Не скажу, что я сам без ума от этих растений, — заявил Порлок, глядя вниз, на пурпурные волны Северного Полярного Леса. — Везде одно и то же. Ничего мыслящего. Ничего меняющегося. Человек, окажись он здесь один, свихнуться может.

— Но все это — живое, — сказала Дженни Чонь. — А все, что живет, Осден ненавидит.

— Ну, вообще-то он не такой уж и противный, — великодушно заметила Оллеру.

— Доводилось спать с ним, да, Оллеру? — покосился на нее Порлок.

— Похабники вы, земляне! — вскрикнула Оллеру, залившись слезами.

— Ей-то не доводилось, — не замедлила вступиться Дженни Чонь. — А вам, Порлок?

Химик натужно рассмеялся: «Ха-ха-ха!» На усах появились росинки слюны.

— Осден не может вынести прикосновения, — всхлипнула Оллеру. — Я однажды чуть дотронулась до него, просто случайно, а он отмахнулся от меня, будто я какая-то грязная… вещь. Все мы для него просто вещи.

— Он — сущее зло, — сказал Порлок странно изменившимся голосом, от которого обе женщины вздрогнули. — Дело кончится тем, что он перессорит нашу команду либо провалит ее работу — не одно, так другое. Запомните мои слова. Он не способен сосуществовать с другими людьми!

Они сели на Северном Полюсе. Над низкими холмами тлело полночное солнце. Невысокая сухая зеленовато-розовая мохоподобная трава разбегалась до горизонта во всех направлениях, и каждое из них было одним и тем же — южным. Подавленные невероятной тишиной, трое Инспекторов установили приборы и занялись делом — три судорожно копошащихся вируса на коже недвижного гиганта.

Никто не звал Осдена с собой ни пилотом, ни фотографом, ни регистратором, а сам он своих услуг никогда не предлагал, так что редко покидал базовый лагерь. Он обрабатывал на бортовых компьютерах данные Харфекса по ботанической таксономии[21] и помогал Эскуане, чья работа здесь сводилась к ремонту и профилактическому обслуживанию систем. Эскуана стал подолгу спать, по двадцать пять и более часов за тридцатидвухчасовые сутки, внезапно отключаясь за ремонтом радиооборудования или проверкой цепей управления гелиджета. Однажды Координатор специально осталась на базе посмотреть, что к чему. Больше никого не было, кроме подверженной эпилептическим припадкам Посуэт То — в этот день Мэннон начал курс лечения, погрузив ее в состояние превентивной кататонии. Томико вводила отчеты в банки данных и присматривала за Осденом и Эскуаной. Прошло два часа.

— Это соединение вы могли бы при желании паять припоем 860, — тихо и нерешительно сказал Эскуана.

— Ясное дело!

— Извините. Я просто посмотрел, вижу, у вас там 840-й…

— Уберу его, когда достану 860-й. Инженер, когда я не буду знать, как действовать, я сам обращусь к вам за советом.

Через минуту Томико оглянулась. Сомнений быть не могло: Эскуана спал глубоким сном — голова на столе, большой палец во рту.

— Осден!

Тот не ответил и не повернул мертвенно-бледного лица, только нетерпеливо передернулся.

— Вы не могли не знать о ранимости Эскуаны.

— Я не отвечаю за его психопатические реакции.

— Но за свои отвечаете. В том, чем мы здесь занимаемся, Эскуана — главная фигура, а вы нет. Раз вы не в состоянии справиться со своей враждебностью, вам следует избегать общения с ним.

Осден положил инструменты и встал.

— С радостью! — воскликнул он злым скрипучим голосом. — Вам-то, наверно, и вообразить не дано, каково это — переживать безотчетный ужас Эскуаны. Быть вынужденным разделять его жуткую трусость, съеживаться вместе с ним от страха перед всем на свете!

— Вы что, пытаетесь оправдать свою жестокость к нему? Я думала, у вас больше чувства собственного достоинства! — До Томико дошло, что ее трясет от злости. — Если ваша способность к эмпатии в самом деле вынуждает вас делить с Андером его страдания, почему же она никогда не вызывает в вас ни капли сострадания?

— Сострадание… — сказал Осден. — Сострадание… Что вы знаете о сострадании?

Она не сводила с него глаз, но он на нее смотреть не хотел.

— Не угодно ли, чтобы я описал словами ваши теперешние чувства по отношению ко мне? — спросил он. — Я смогу это сделать точнее, чем вы сами. Меня научили анализировать такие реакции по мере их приема. А я ведь и в самом деле принимаю их.

— Но как вы можете рассчитывать на теплые чувства с моей стороны, если ведете себя подобным образом?

— Да какую роль играет то, как я себя веду, курица ты безмозглая, думаешь, от этого что-нибудь меняется? Думаешь, средний человек — кладезь любви и благости? Весь мой выбор — быть ненавидимым или быть презираемым. Я не женщина и не трус и предпочитаю, чтобы меня ненавидели.

— Вздор это. Самоуничижение. У каждого человека есть…

— А я не каждый, — сказал Осден. — Есть все вы. И есть я. Я — один.

Пораженная этой внезапно открывшейся бездной солипсизма[22], она некоторое время молчала; наконец, уже без злости и Жалости, будто ставя диагноз, произнесла:

— Вы можете себя убить, Осден.

— Недурной для вас выход, да, Хаито? — глумливо ухмыльнулся он. — Я депрессиям не подвержен, и сеп-пуку не мой удел. Так что вы мне предлагаете делать?

— Уйти. Пожалеть самого себя и нас. Возьмите аэрокар, портативный компьютер и отправляйтесь на подсчет разновидностей. В лес. За лес Харфекс еще даже не принимался. Выберите облесенный участок в сто квадратных метров, где-нибудь в пределах дальности радиосвязи. Но за пределами эмпатического приема. Докладывайте ежедневно в 8 и 24 часа.

Осден отбыл и пять дней подряд напоминал о себе только поступавшими дважды в сутки короткими сообщениями о том, что все нормально. Настроение в базовом лагере сменилось с быстротой театральных декораций. Эскуана бодрствовал по восемнадцать часов в сутки. По-суэт То взялась за свою небесную лютню и погрузилась в астральные созвучия (Осдена музыка доводила до бешенства). Мэннон, Харфекс, Дженни Чонь и Томико, все как один, отказались от транквилизаторов. Порлок в своей лаборатории перегонял нечто и сам же все выпивал, привычно страдая похмельем. Аснанифойл и По-суэт То отслужили всенощное Численное Богоявление, мистическую оргию высшей математики — высшее наслаждение для религиозной сетианской души. Оллеру переспала с каждым. Работа двигалась.

Специалист по Точным Наукам вернулся на базу бегом, с трудом продираясь сквозь мясистые стебли траво-образных.

— Там, в лесу… что-то… — глаза его вылезали из орбит, он задыхался, пальцы и усы дрожали, — что-то большое. Движущееся, сзади. Я вводил данные, наклонился пониже. Оно на меня напало. Будто с дерева спрыгнуло. Сзади. — Он бессмысленно уставился на слушателей глазами, помутневшими не то от ужаса, не то от усталости.