Черный Истребитель - Татьяна Апраксина

Рин положил свои ладони поверх ее. Кэсс подумала, что, если он скажет хоть одно слово утешения, она ударит его наотмашь и уйдет. Но Рин молчал, и, глядя ему в глаза, она видела, что вопрос у них - один на двоих. Рин поднял левую руку и протянул к ней ладонью вперед - на половину ширины стола, и Кэсс поняла, и прижала к этой ладони свою. Кровь смешалась, от нажима рана раскрылась, и несколько тяжелых капель упало на стол.

– Элло, - одними губами сказала она. - Брат…

Кто-то произнес тост, все поднялись, выпили молча. Еще один тост, еще один…

Потом завертелась круговерть - бокал за бокалом, потом бутылка - из горла, потом Эрг притащил полную горсть белых капсул, и Кэсс закинула в рот сразу три. Крышу мгновенно снесло - она, широко взмахнув рукой, смела со стола полные и полупустые чужие стаканы, встряхнула головой. Стены качались, ей вдруг стало совершенно ясно, что, если удастся промолчать ровно три минуты, время начнет обратный отсчет, все двинется назад, как запись при перемотке, и удастся вернуться туда, двенадцатью часами раньше, и все исправить. Но промолчать не удалось - она с удивлением обнаружила, что о чем-то говорит с Роном, а, судя по горе осколков у правой ноги, прошло уже довольно много времени.

Потом Рон из поля зрения пропал, рядом обнаружились Эрин и Эрти, причем Эрти левой рукой обнимал Эрин за плечи, а правой пытался отнять у нее осколок, которым Эрин намеревалась вспороть себе руку от запястья до локтя. Кэсс протянула руку и выхватила осколок, с наслаждением растоптала его каблуком. Эрин оскорбилась, но досталось почему-то не Кэсс и не Эрти, а Истэ, которого разбушевавшаяся девица толкнула ладонью в живот.

– Вы такие все умные, умелые, что же вы…

Истэ не стал вступать в ссору, просто отошел на пару шагов, вернулся с двумя стаканами, протянул один Эрин.

– Пей, - жестко сказал он. - Пей…

Эрин взяла стакан, выхлебала и швырнула куда-то за спину. Кэсс проследила траекторию - нет, никому по голове не прилетело. Истэ наклонился к Эрин, и, внимательно глядя ей в глаза, сказал:

– Пей. Не одной тебе больно, но не надо делать больно своим…

Эрин вырвала у него из рук второй стакан, сделала глоток, вернула Истэ Анки. Видимо, выпитого хватило, чтобы вдруг остановиться, и девушка легла на стол грудью, тихо прошептав:

– Оставьте меня все, оставьте…

Эрти попытался что-то ей сказать, но Кэсс оборвала его жестом. И Эрти, и Эрин впервые были на подобном мероприятии, и им было сложнее, чем прочим. Кэсс задумчиво созерцала Эрти Лальяду. Милый мальчик - действительно мальчик, не в сравнении с кем-то. Узкое, подвижное лицо, на котором отражаются все эмоции, забавная торчащая вперед челка. Шутник, балагур, непоседа… новичок. На что он будет похож, когда все это уйдет? На очередного человека без лица, манекен в летном костюме, выгоревшую изнутри тень? Он так хочет быть похожим на старшее поколение, копирует манеры и у нее, и у Эрга. Ему трудно держать себя в руках, но он старается. А зачем? Зачем он вообще пришел сюда, хулиганистый мальчишка, который сказочно рисует, почему не стал художником? Ей очень захотелось выгнать его взашей - не из бара, из Корпуса и армии…

Всех младших - и Эрти, и Эрин, и Сэлэйн ей вдруг захотелось выгнать, пока они еще не стали такими, как она сама, почти мертвыми. И Кэни, которого уже ниоткуда нельзя выгнать… Но эту мысль она утопила в очередном бокале.

Потом у Кэсс случился провал в сознании, а когда оно включилось, она беседовала с Рином, причем на семейные темы, и была абсолютно трезва и адекватна.

– Эссох… Эссох, - Кэсс задумчиво качала головой. - Рин, ты из семьи губернатора Алгеды?

– Да, приемный ребенок.

Кэсс понимающе кивнула. Брать приемных детей, сирот или отказников, считалось почетным и среди знатных родов. Они воспитывались наравне со своими, считались членами дворянского сословия, вся разница была в наследовании имущества и титула - эти дети не могли передать титул потомкам, если приемные родители не устраивали им соответствующий брак.

– Многовато нас тут вдруг с этой планеты… - сказал Рин.

– Ты о чем?

– Да этот, скотина Эскер, тоже наш земляк.

– С какой стати? - в безупречном столичном выговоре эсбэшника Кэсс не уловила ни единой нотки родного ей акцента.

– Я своих узнаю… Поспорим? - протянул руку Рин.

– Нет уж, не буду я с тобой спорить. Лучше выпьем.

– Выпьем! - тут же присоединилось к этому предложению еще несколько человек.

И они выпили.

Где-то неподалеку Эрг вразумлял бармена на тему того, что слово «хватит» сегодня он произносить не должен. Мальчишка был из персонала десантников, причем совсем молоденьким, и чего-то явно не понимал. Непонимание уже стоило ему синяка под глазом, дальнейшее непонимание грозило свернутой челюстью. Кто-то из ребят Эрга вяло пытался вмешаться, но Эрга нужно было оттаскивать от бедолаги бармена силой, а по фигуре Эрг больше годился не в пилоты, а в борцы-тяжеловесы, и затея была явно безнадежной.

Бедный мальчик, без всякой жалости подумала Кэсс, оглядывая зал. Зрелище не для слабонервных - полсотни крепких и совершенно сумасшедших людей, которым «позволено все». И которым наплевать на то, что позволено, а что - нет, потому что позволено все, кроме одного - вернуться назад, оказаться в воздухе и изменить ситуацию. И эта невозможность исправить, помноженная на невозможность смириться - черное безумие, в котором любое слово, любая мысль становится ключом, открывающим двери ненависти ко всему миру.

Экая философия в пьяную-то голову лезет, подумала Кэсс, и усмехнулась. Философствуй, не философствуй, а кончится все одним - погромом. Потому что табуретку можно уничтожить, она под рукой и не может сопротивляться. А собственное отчаяние не поставишь перед собой, не дашь пинка.

Терять они не умели, вот в чем дело. Никак не давалось это умение - отпустить прочь из своих рядов одного своего, командира или подчиненного. Тот, кто погиб - он не имел права уйти, оставив всех остальных, не имел права разрывать связи.

– Пей, - вложил ей в руку стакан Истэ, видимо, заметив по лицу Кэсс, что ее тянет в размышления. Думать было нельзя - каждая мысль была все тяжелее и нестерпимее.

И они пили…

Кэсс заплетающимся языком повествовала Эрти и Сэлэйн о какой-то истории из детства. Парочка слушала жадно, и стоявший за плечом со стаканом в руке Рон прислушивался тоже - она исключительно редко говорила о своем прошлом, о чем-то, выходившем за пределы их повседневного бытия.

– И там был мост над сгоревшей рекой…

Заметив вспышку изумления в глазах Сэлэйн, она остановилась.

– Что? Я что-то не то сказала?