Между прочим… - Виктория Самойловна Токарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в один прекрасный день все лопнуло, как струна у гитары, с пронзительным и тоскливым звуком.
Ушла эпоха, которая называлась Данелия.
Я хотела покончить с собой, но не получилось. Дочка вошла в мою комнату и спросила:
– Ты умеешь танцевать веревочкой?
– Умею, – сказала я.
– Покажи.
Пришлось встать и показать. Я заскакала назад, ставя ноги поочередно, сначала правую, потом левую.
Пока я скакала, желание умереть рассосалось. Время было упущено. Да и потом: какой ужас я внесу в жизнь моих близких, не говоря о себе.
А Меричка скажет: «Так она сумасшедшая. Я всегда это знала». И все подумают: точно, сумасшедшая, только больные на голову могут добровольно уходить из жизни.
«Бывает так: любишь, любишь человека, а потом – раз! И не любишь. И только жаль своих чувств, которые ты пустила погулять, а они вернулись к тебе с выбитыми зубами и кровоподтеками на лице».
Это цитата из Татьяны Толстой. Лучше не скажешь.
Моя любовь вылезла из-под обломков с выбитыми зубами и кровоподтеками на лице. И это после всего, что было между нами.
Существует заповедь: «Не сотвори себе кумира, ни подобия его». Я никогда не понимала этой заповеди. «Не убий» – понятно. Убивать нехорошо. «Не укради» – тоже понятно. А чем плохо сотворить кумира? Оказывается, это грех, за который надо расплачиваться.
Я сотворила кумира из грешного человека. Вот я и расплачиваюсь.
Зачем я все это пишу? Мало ли у кого что бывает в жизни?
Я перечисляю людей, которые участвовали в моем становлении.
Роль Данелии – основополагающая. Мы написали несколько хороших фильмов. Но это для меня не важно. Могло быть, могло не быть. Важно другое: ОН ДАЛ МНЕ ТЕМУ. Критики обозначили эту тему: ТОСКА ПО ИДЕАЛУ.
Данелия наполнил мою жизнь любовью и страданием, в равных пропорциях. Я испила эту чашу до дна. И потом написала двадцать томов (больше, чем Чехов). Все книги об одном и том же в разных вариациях: про любовь и страдания, про рай и ад.
Хорошо можно написать только то, что прочувствовал на своей шкуре. Пропустил через сердце.
Мои книги хотят читать потому, что каждая женщина за редким исключением переживает подобное.
Недавно я спросила у Данелии:
– Если бы не ты, о чем бы я писала? На что бы жила?
Он ответил:
– Я в доле.
Шутка, но это так. Он – в доле моего успеха и моего благополучия. А кровоподтеки на душе – они проходят. Или не проходят.
Недавно я читала переписку Сергея Довлатова с его другом, писателем Е.
Друг упрекал Довлатова в одном и другом, и наверняка был прав. Е. – человек глубоко нравственный, а у алкоголика Довлатова – плавающая нравственность. Но…
После Довлатова остались его книги, которые перевернули души. А что осталось после Е.? Только то, что он знал Довлатова.
Вершины Данелии: «Не горюй» и «Осенний марафон». Они тоже перевернули душу и остались, остались, не старея и сияя.
Сейчас ему восемьдесят четыре года. Так что напрасно Меричка плакала басом. Он живет, не пьет (завязал) и работает. Снял анимационный фильм, за который получил азиатского «Оскара». Я про такой даже не слышала. Написал книгу, которая стала бестселлером.
Недавно он позвонил мне и спросил:
– У тебя не осталось копии письма?
Имелось в виду то письмо, которое я написала ему на вершине любви.
– А зачем тебе? – удивилась я.
– Оно лежало у меня в выходном костюме, во внутреннем кармане. Я хотел, чтобы меня похоронили вместе с письмом.
– И чего? – не поняла я.
– Письмо пропало. Не понимаю, куда делось?
– Жена нашла и порвала, – догадалась я.
– Что, она по карманам шарит?
– Значит, у письма выросли крылья и оно улетело.
– У тебя не осталось копии?
Данелия меня хорошо знал. Удачные письма я рассматривала как подлинник.
– Я поищу, – пообещала я.
– Только не тяни, – попросил он.
Эту историю я уже написала в отдельном рассказе. Приходится повторяться, но что же делать? Как было, так было…
Письмо может лежать в архиве.
Мой архив на втором этаже. Лестница крутая. Еще грохнусь…
Я постояла возле лестницы и отошла. Что было, то прошло. Или не прошло…
В девятнадцатом веке существовала буква, которая называлась «хер». Она писалась как большой икс. Похерить – значит перечеркнуть крест-накрест.
Перестройка похерила нашу привычную жизнь.
Перестройка разрушила кинопрокат.
Перестройка испортила нацию. Русские стали практичными, как американцы. А где же широкая бескорыстная русская душа?
Сплошные развалины. Но… всплыл следующий мужчина, который протянул мне руку помощи. Это Михаил Сергеевич Горбачев.
Горбачев пришел к власти и привел с собой перестройку. Вся страна уселась перед телевизором. Было интереснее смотреть телевизор, чем жить. Но и жить тоже очень интересно. Толпа превратилась в народ. Запад вздохнул с облегчением. Они боялись русских. Было непонятно, что ждать от Брежнева и его окружения, глубоких мрачных стариков. Они вполне могли выжить из ума и шибануть атомной бомбой. А Михаил Сергеевич с женой Раисой Максимовной производили благоприятное впечатление: в расцвете лет, улыбающиеся, адекватные.
Возник интерес к нашей культуре, литературе.
Меня пригласили во Франкфурт на книжную ярмарку. Пригласили также писателей Чингиза Айтматова и Фазиля Искандера. Я была польщена. Один и другой – классики. А я… как говорится: куда конь с копытом, туда рак с клешней.
Тем не менее я приехала на ярмарку и увидела на стенде три свои книги, толщиной в кирпич, в немецком переводе. Книги были в суперобложках: розовой, желтой и красной. Обложки яркие, блестящие, как леденцы. Их хотелось лизнуть. Эти книги выпустило издательство ГДР (название забыла).
Я полюбовалась обложками, а потом спросила у немца, который распоряжался на стенде:
– У ме дʼаржан?
Я спросила по-французски, потому что не знала никакого другого языка.
– Не понял, – ответил немец по-русски. (Это был немец из ГДР, русский им преподавали в школе.)
– Где мои деньги? – перевела я.
Он помолчал, а потом сказал:
– Вы, конечно, заслужили деньги, но мы полностью заплатили вашему агентству по авторским правам. У нас с ними договор.
– А я? Это мимо меня?
– Они должны были заплатить вам процент. Вернее, себе взять процент.
– А какой процент? – уточнила я.
– У нас на Западе агент берет себе пятнадцать-двадцать процентов.
– Значит, автор получает восемьдесят процентов?
– У нас – да. А у вас – не знаю.
Я вдруг вспомнила, что мне приходили какие-то денежки (они назывались чеки), на которые я в магазине «Березка» купила себе босоножки. И бритву «Жиллет» для мужа. И это всё. А куда
