Если верить Хэрриоту… - Галина Львовна Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юлька отломила кусок булки.
— Я учила его разговаривать, — пояснила она. — Джончик, скажи: «Дай!»
Майна вся затрепетала при виде угощения, растопырила крылья, словно птенец-слеток, присела, разевая ярко-желтый клюв, и издала звук, отдаленно напоминающий щенячий лай. Что-то вроде свистящего тонкого: «Ай! Ай!» За что и получила кусок булки, смоченной в кефире.
— Скажи еще, — потребовала Юлька, и майна исполнила номер «на бис». Но потом она, очевидно, обленилась и предпочитала только клянчить и канючить, хотя из нее еще сыпались звуки, весьма напоминающие обрывки человеческой речи.
Полчаса мы бились с птицей, но ничего не получилось: очевидно, Джончик меня стеснялся. Поняв, что больше ему ничего не обломится, он оставил нас в покое и принялся порхать по дому, не обращая внимания на лежащего здесь же кота.
Мы сосредоточили внимание на экране. К этому времени события на нем уже разворачивались со стремительностью, типичной для Стивена Кинга, — маленькие ожившие куколки, такие наивные и забавные на вид, приступили к планомерному уничтожению человечества. Некоторое время мы с Юлькой, затаив дыхание, смотрели на экран, а потом вдруг, не сговариваясь, сорвались с места и бросились бежать.
Мы застряли в дверях на кухню. Остановившись, посмотрели друг на друга и расхохотались. Ужас как-то сразу прошел, Юлька вернулась в комнату и выключила телевизор.
— Мне пора, — засобиралась я, вспомнив, что ехать до дома отсюда мне почти час.
— Я тебя провожу, — решила Юлька, — мне все равно кое-куда надо было зайти еще.
По дороге мы болтали, перескакивая с одного на другое. Юлька рассказала, что она совсем недавно стала начконом в Шереметьевской конноспортивной школе, приглашала меня к себе. Я, памятуя свои малоудачные попытки усидеть на лошади в Прилепах, соглашалась и давала зарок, уже предчувствуя, что, как всегда со мной бывает, мои благие намерения потерпят крах.
Так и получилось. В Шереметьевской конноспортивной школе я не побывала, но Юлька и Вовка до самого конца оставались людьми, о которых я вспоминала с трепетом и радостью. Пока на свете существуют такие семьи, как эта, человечеству можно не опасаться вырождения.
Эпилог-интермедия
Пять лет спустя
(Почти по А. Дюма)
Всему на свете приходит конец. В середине февраля, когда все остальные студенты еще учатся и в ус не дуют, для будущих зоотехников заканчивается пора учебы. Защитив дипломы, они разлетаются кто куда, чтобы раз в год собираться, вспоминая минувшие дни.
Далеко не все из нас посвятили свою жизнь выбранной специальности — судьба распорядилась так, что каждый должен был выживать сам. Многие оставшиеся в городе ребята пополнили ряды милиции, ГАИ и модной нынче налоговой полиции. Девчонки повыходили замуж. Большинство исчезло, затерявшись в житейском море или уехав в свои родные места, забыв подавать о себе вести. О некоторых до сих пор ничего не известно.
Так пропали Мишка Строилов, Сашка Карабихин, наш отличник и самый серьезный парень на курсе, мой последний шаморгский бригадир Сашка Шабров и все остальные, с кем я два лета подряд ездила в стройотряд. Известно лишь, что Ольга, доставившая нам немало хлопот, долго, года два или три, жила в студенческом общежитии, а потом вернулась в родной Касимов.
Иринка Ямашкина, которая на первом курсе ухаживала за поросенком в Стенькине, сейчас живет и работает в родном совхозе. Виола, с которой я дежурила в родильном отделении, стала продавцом в специализированном магазине «Птица».
Сергей Бердников, когда-то заслуживший прозвище Благородный Олень, выбился в люди — имеет два магазина, один из которых принадлежит полностью ему, а второй он содержит на паях.
Леночка Грибановская, моя бывшая напарница в Стенькине, сейчас старший преподаватель в нашем сельхозинституте, и ей моя отдельная благодарность за помощь в написании этой книги.
Семья Бахтеевых тоже осталась в Рязани. Юлька больше не работает начконом, уйдя из конюшни, но зато они с Вовкой оба преподают в одной из школ города.
А обладатель огромных кулаков и непрошибаемого темперамента Сейфу Мурадалиев, к сожалению, не дожил до написания этой книги: два года назад он умер от рака.
Ушли многие — кто, как я уже говорила, завяз в делах и не отзывается даже на письма, кто волей судьбы оказался в другом государстве ближнего и дальнего зарубежья. Нас осталось мало, но сельхозинститут жив, здоров и готовится отметить полувековой юбилей. А значит, самое главное еще удалось сохранить — наши корни.
Часть вторая
Собаки в опилках
Мальчик. А чего это кролик носом вот так делает?
Я. Это он так дышит.
Мальчик (после глубокого раздумья). А зачем ему тогда уши?
Разговор с юннатом.
Глава первая
Два барса
Если кто из читателей заметил, что я ни полслова не упомянула про себя, то вот вам доказательство того, что упустила я главного героя повествования отнюдь не случайно.
Оказавшись «на свободе» и не зная, что с нею делать, я действовала интуитивно. Хотелось работать по специальности — изучать лошадей. Тем более что моя дипломная работа по русской рысистой породе была рекомендована в аспирантуру, а это открывало прямую дорогу в науку — куда мне всегда хотелось. Не откладывая дела в долгий ящик, я отправилась во ВНИИК.
Там меня встретили с распростертыми объятиями — молодежь последнее время в институт идет мало, смены никакой. Сразу три кафедры захотели, чтобы я училась, а потом и работала у них. Такого внимания к моей скромной персоне я никак не ожидала и обрадовалась.
Однако радость моя оказалась несколько преждевременной — до экзаменов мне предстояло ждать по меньшей мере полгода — с февраля до ноября-октября. Эти месяцы надо было где-то прожить, и я решила устроиться на работу, хоть немного соответствующую специальности. Могла ли я предполагать, что этот мой непритязательный порыв приведет к таким результатам!
Станция юннатов — какая, позвольте не уточнять, и так всем заинтересованным лицам это ясно, — встретила меня тоже с радостью: у них должно было вот-вот освободиться место именно в живом уголке,
