Обычные командировки. Повести об уголовном розыске - Игорь Дмитриевич Скорин

в серо-коричневые безлесые скалы, наконец вырвался в широкую ложбину и расплескался заливом. Видно, река за многие века размыла берег, и образовался глубокий и спокойный затон. Сверху было видно, как русло Витима повернуло к противоположному берегу и ушло под крутой скалистый обрыв. Рассматривая с сопки затон, сразу отыскал избушку Драгина. Да ее и нельзя было не заметить. Три избы возле складов и пристани стояли одна к одной, а Спиридон, как отшельник, срубил свою в стороне. Сомов решил вначале понаблюдать за Драгиным, выяснить, нет ли кого-нибудь с ним, мелькнула мысль: «А вдруг здесь же обосновался и Федор Лыткин?» Николай очень удачно выбрал место для наблюдения. Прямо над ручьем, что сбегал в залив, на берегу Витима поднималась отвесная скала с навигационным знаком на вершине. Сомов подумал: раз люди водрузили там створный знак, значит, и он сможет туда забраться. И верно, с противоположной стороны отыскалась крутая тропа. По расщелине Сомов вскарабкался на небольшой выступ с углублением, похожим на нору или крохотную пещеру, и здесь провел остаток вчерашнего дня. Наблюдательный пункт оказался удобным: распадок и залив были как на ладони, а снизу его не видно. Драгина Николай узнал сразу, да и не с кем его было спутать. Возле затона жили еще двое: муж и жена, оба молодые. Две другие избы пустовали, однако выяснить, есть ли кто еще в драгинском зимовье, не удалось, и Николай остался в своей пещере на ночь, с тем чтобы понаблюдать утром. Постепенно Сомов согрелся, и сразу же его сморил сон...

Крупная рыбина, освобожденная из сети, плюхнулась в лодку. Задыхаясь, она широко открывала рот, извивалась, пытаясь снова вернуться в воду. К ней потянулась рука, заскорузлыми пальцами схватила за хвост и перевернула спиной вверх. В другой руке мелькнула деревянная колотушка и сильным ударом размозжила рыбью голову. Руки подняли рыбу и швырнули в огромную корзину, стоявшую посредине лодки. Пальцы снова стали перебирать сеть. Сомов подкрутил кремальеру мощного бинокля и чуть приподнял его. В окулярах, словно в оптическом прицеле, возникло обветренное лицо Драгина. Сомов рассмотрел его до мельчайших подробностей. На правой скуле небольшая родинка, прямой, резко очерченный, гладко выбритый подбородок, узкие, тонкие губы, окаймленные морщинами, и холодные, безразличные глаза.

«Вот так же хладнокровно убивал он Яковлевых», — подумал Николай и опустил бинокль. До лодки было метров полтораста, и ему даже без бинокля было отлично видно морщинистое загорелое лицо Драгина и вытянутая морда крупной серой лайки, расположившейся на носу лодки.

«Убийца, зверь! Ну наконец-то я тебя выследил!» — Сомова захлестнуло какое-то неведомое чувство, он сжался, готовый к прыжку, и, пожалуй, ринулся бы прямо со скалы на Драгина и тут же вступил бы с ним в схватку и обязательно бы победил... Николай никогда не был охотником и не знал, что им овладел один из древнейших инстинктов — азарт охоты. Постепенно он пришел в себя, проследил, как Драгин втащил корзину с уловом в склад и вместе с лайкой отправился в зимовье.

«Ничего я здесь больше не высижу. Нужно брать этого бандита. Притащу в его же логово и поговорю. Круто, по душам. Пусть все начистоту выкладывает, а заодно припомнит, где скрывается Фридрих Лыткин». А вдруг ничего не скажет? Упрется как баран в стену? Что тогда? Скажет. Еще как. Ему, Сомову, все скажет, а нет, так он перевернет вверх тормашками его избушку, а если понадобится, то и дом в Романовке и все равно найдет то, что лежало у Яковлевых под паркетом. Церемониться с этим убийцей нечего.

Около восьми утра Драгин пришел на пристань один, без лайки, открыл склад и стал там возиться. Николай упаковал рюкзак, достал из кармана «вальтер», тайком взятый у отца, тщательно проверил патроны в обойме, один дослал в ствол, опустил пистолет в карман, выбрался на тропинку и зашагал к ручью.

«Не будет сидеть в своем складе этот подонок весь день. Пойдет обедать. Вот и перехвачу его на полпути».

Чуть в стороне от ручья еще с наблюдательного пункта Сомов высмотрел высокую ветвистую березу, окруженную мелким ельником. В этой чаще он и решил сесть в засаду, сбросил рюкзак и приготовился ждать. Сразу же на него накинулся гнус: мелкая отвратительная мошка лезла в глаза, в нос. Хищно дзенькали комары, забираясь под воротник. Пришлось снова развязать рюкзак и достать прихваченный из дома флакон «Ангары» — первое средство от кровососов. Он знал об этом по опыту прошлых поездок со стройотрядом. Увязывая рюкзак, Николай отрезал часть стягивающего шнура, положил в карман и приготовился ждать. Время тянулось медленно, он вставал, выходил на тропинку, пил из ручья воду и снова возвращался в чащу. Захотелось есть, но решил трапезу отложить. Как ни всматривался Сомов, но появление Драгина пропустил и не успел выскочить навстречу. Он в два прыжка догнал его, рывком за плечо развернул к себе и, наставив пистолет прямо ему в лицо, прохрипел:

— Руки вверх, бандит! Шевельнешься, застрелю. Я из уголовного розыска!

Возле избы остановились. Сомов приоткрыл подпертую колом дверь, осмотрелся, опасаясь новых неожиданностей, и только потом разрешил войти хозяину. Против входа, рядом с печкой были нары, застланные солдатским одеялом. Николай перетряхнул постель, убедился, что там нет оружия, и велел Драгину сесть. Снял со стены двухстволку, вынул из нее патроны и ружье бросил за печь. Успокоившись, сел на единственную табуретку, закурил, положил перед собой на стол пистолет и в упор стал рассматривать Спиридона. Тот сидел полуотвернувшись, безразлично опустив голову, словно давно приготовился к подобной встрече.

— Ну, расскажи, как убивал Родиона, Марфу, а заодно и их дочь?

— Не убивал я их.

— Ах, не убивал! — снова взорвался Сомов, подскочил к старику и приставил пистолет к виску. — Застрелю подлеца! Ты же убийца! Где награбленные ценности?

— Руки развяжи, покажу, — натужно выдавил Спиридон.

Сомов отрицательно мотнул головой.

— Боишься? Тогда сам оторви от стены доску. Вон ту, где гвоздь торчит.

Николай спрятал пистолет и не очень ловко поддел топором доску. Она подалась, отошла. Под ней в нише лежал сверток парусины. Развернул материю и увидел объемистую шкатулку и сразу сообразил, что по своим размерам она должна свободно лечь в тайник под паркет в яковлевской квартире. Когда открыл крышку, шкатулка вспыхнула сотней маленьких солнц.

— Драгоценности Яковлевых?

— И мои тоже, — криво усмехнулся Драгин. — Достань из-под низу конверт, прочитай письмо.

Николай вынул двойной почтовый листок. «Дорогие Людочка, Марфа и Родион. Пишет вам