Девять хвостов бессмертного мастера. Том 3 - Джин Соул
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Юн-ши, это слишком жестоко! – воскликнула Шэнь-цзы.
Шу Э встала, поклонилась и на деревянных ногах побрела в свои покои. Голова кружилась, она была ошеломлена и ещё не поняла истинного смысла слов Вечного судии. Она раскрыла шкаф, где висели её личины, сгребла их и бросила на расстеленную на полу простыню, чтобы завязать их в узел, – единственное её имущество. Личины ещё могут пригодиться, да и никто, кроме неё, пользоваться ими не может. Вечное изгнание в мир смертных будет…
Шу Э вздрогнула всем телом и без выражения проговорила:
– Вечное изгнание в мир смертных…
Только сейчас до неё дошло, что сказал ей Вечный судия! Её изгнали в мире смертных, но Юн Гуань не уточнил, куда именно должна быть изгнана Шу Э. Случайное или намеренное допущение… или попущение? Ведь это значит, что Шу Э может отправиться куда угодно в мир смертных! Куда угодно…
Шу Э встала на колени и уткнулась лицом в пол. Не выпрямлялась она долго, пока не догорела палочка благовоний. Это меньшее, чем Шу Э могла отплатить Юн Гуаню за то, чем он одарил её напоследок.
Куда угодно в мир смертных.
К Чангэ.
[305] Шу Э настроена решительно
Опасность отступила, деревня Синхэ приходила в себя после того сокрушительного удара, что нанесла людям смертельная болезнь. Крестьяне начали возвращаться к повседневным занятиям, наполняя деревню звуками жизни: стуком топоров, бурлением кипящей воды, скрипом колёс нагруженных тюками риса телег…
Чангэ продолжал изготовлять укрепляющие снадобья: простым смертным от столь тяжёлой болезни так скоро не оправиться – и разносил ослабевшим людям. Выражение тревоги не сходило с его лица, и крестьяне всеми силами пытались убедить его, что с ними всё в порядке: они не хотели, чтобы их даос тревожился попусту.
Чангэ тревожился не за них. Время тянулось, как древесная смола, он уже потерял счёт дням. Шу Э не возвращалась, а он никак не мог выкинуть из головы слова Вечного судии: «Верну её тебе, если от неё что-то останется, но на многое я бы не рассчитывал».
Шу Э уже подвергли чудовищному по жестокости наказанию – вырвали ей глаза. Что они с ней сделают теперь?
Сам Чангэ полностью восстановился: драгоценная пилюля, которую украла для него Шу Э, не только излечила его от смертельной болезни, но и вернула ему утраченные силы небожителя. Никогда он ещё не был так силён, как сейчас.
Шу Э пришла, когда Чангэ забылся сном. Она тихонько поставила свой узел в дальний угол, к сундуку, где хранилась одежда, и прилегла рядом с Чангэ, осторожно проверяя его пульс. То, что она услышала, ей понравилось: золотая пилюля не подвела, сердцебиение хорошо прослушивалось, Ци текла по духовным каналам свободно.
Шу Э с облегчением вздохнула, дыхание её развеяло волосы на виске Чангэ. Тот моментально проснулся, встрёпанный, озираясь, с возгласом: «Шу Э!»
– Я здесь, – отозвалась Шу Э.
Чангэ различил во мраке белые очертания фигуры Шу Э, протянул руки и стиснул её в объятьях. Шу Э прильнула к нему.
– Ты здесь… – глухо проговорил Чангэ. – Ты вернулась, Шу Э…
Шу Э кивнула, волосы её зашуршали. Чангэ гладил её по голове, удерживая рядом с собой.
– Не уходи больше, – сдавленно сказал Чангэ, – останься со мной.
Он скоро заснул, продолжая удерживать Шу Э возле себя. Шу Э заснуть не смогла, слишком много потрясений, поэтому лежала и разглядывала потолок хижины. В прореху на крыше заглядывала луна.
«Никуда не годится», – подумала Шу Э, простирая к потолку руку. Проворные, услужливые тени ринулись в атаку…
Чангэ всегда просыпался рано, но в этот раз сон его был долог и глубок. Когда он проснулся, то, не открывая глаз, потрогал циновку рядом с собой. Она была пуста.
«Неужели мне это приснилось?» – с болью подумал Чангэ и открыл глаза.
Речной храм был наполнен светом солнца. Чангэ сел, проводя пальцами по растрёпанным волосам, огляделся. Ему показалось, что хижина выглядит как-то иначе.
Что изменилось? Он не сразу смог понять, но всё будто стало… новее. Прореха на потолке пропала, да и сам потолок казался выше и светлее, чем прежде. Стены выровнялись и поблескивали чистотой. Доски пола, местами прогнившие, превратились в крепкий настил. В шкафах и на стеллажах был идеальный порядок: травинка к травинке, корешок к корешку… Котелок над очагом блестел, словно его отполировали речным песком. Алтарь сверкал, как свежевыкрашенный, от трёх воткнутых в чашку с пеплом лучинок теплился дымок.
Чангэ двумя пальцами помассировал переносицу, полагая, что ещё не до конца проснулся и зрение его обманывает, но нет, ничего не изменилось. Он проснулся в Речном храме, который был не вполне прежним Речным храмом.
С улицы доносились голоса. Сердце Чангэ всколыхнулось, ему показалось, что он различил и голос Шу Э. Нет, вероятнее всего, он ошибся: Шу Э никогда не разговаривала с людьми. Но всё же Чангэ вскочил и стал искать одежду, чтобы поскорее проверить, не обманывает ли его и слух. Одежды нигде не было, ему пришлось взять другую из сундука. Чангэ обнаружил, что поношенная одежда пропала и оттуда, остались лишь те одеяния, что он ещё не носил. Он несколько озадачился своему открытию, тут же спохватился и, натягивая сапоги, помчался из хижины на улицу.
На пороге Чангэ споткнулся и остановился. Дыхание его прервалось, грудную клетку свело болью.
– Шу Э… – прошептал Чангэ, лишаясь голоса.
– Доброе утро.
Она была окружена людьми, её руки были полны овощей и фруктов, а под мышкой она держала гусёнка со свёрнутой шеей.
Шу Э вышла из хижины, чтобы полюбоваться работой теней, которым она велела навести порядок в Речном храме, и столкнулась с пришедшими в храм людьми. Скрываться не было смысла, и Шу Э заговорила с ними, очень стараясь, чтобы её голос звучал по-человечески, но люди её тут же раскусили. Она на ходу выдумала, что она – дух-помощник Чангэ. Если бы они ошибочно приняли её за богиню и стали оставлять приношения ей, а не Речному богу, могла возникнуть путаница. Дух-помощник их вполне устраивал.
Люди воспользовались тем, что их даос спит, и завалили Шу Э приношениями. Шу Э не была столь категорична и согласился принять всё, что они принесли, даже гусёнка, с условием, что часть они оставят на алтаре для Речного бога. Люди