Ключ - Наталья Болдырева

— Кобра… ушла, — прошамкала старуха.

Девочка и волк взглянули друг на друга. Сирроу попятился назад, присел на задние лапы, шерсть на загривке поднялась дыбом. Зверь стал похож на огромный меховой шар. Пронзительный вой наполнил комнату и резко стих, когда Сирроу прыгнул назад, к двери, перекинувшись. На пол приземлился уже человек. Встал, сверкнув из-под набегающих на глаза пепельно-серых прядей ярко-янтарным взглядом, и прошёл, сел на кровать, прикрывшись откинутым одеялом.

— Надо уходить, — отрезал Сирроу, едва справился со сведёнными судорогой челюстями.

— Тринадцати больше нет, — прошептала девочка.

— Нет, — он дёрнул головой, и снова щёлкнули позвонки в шее, — не только поэтому.

Слова всё ещё давались ему с трудом, и девочка терпеливо ждала. Старуха впилась ногтями в её ладонь, вся превратившись в слух.

— Кто, кто это? — скорее угадала, чем услышала Эдель, но лишь сжала в ответ пальцы.

— В городе полно чёрных, — сказал, наконец, Сирроу. — Я тоже умею видеть. — И он втянул ноздрями затхлый воздух старушечьей каморы, будто демонстрируя.

— Сирроу, — прошептала девочка, но прежде чем она успела закончить, дверь распахнулась и в открывшемся проёме замер воин.

— А, — сказал Марк, — уже знаете.

Он прошёл внутрь и, как ребёнка подняв старуху, направился к выходу. Кот, задрав хвост, прошмыгнул меж ног воина вперёд. Девочка побежала следом, и уже на улице к ним присоединился волк.

— Что нам делать? — кричала она, напуганная.

— Ждите, — отвечал Марк, укрывая худые ноги старухи кожухом наёмной коляски. Вороной приплясывал тут же. — В ночь полнолуния я инициирую новый Круг. У меня есть Первый, Эдель. — Он обернулся, поймав девочку за плечи. — Эдель, ты бы его только видела!

— Ты спятил! — Она сбросила его руки, отступив на шаг. Заставив себя забыть, что в их Круге она была Первой. — Кто станет Одиннадцатым? Старуха?

Его лицо стало непроницаемым.

— Если придётся. Дворцовые медики поставят её на ноги.

Через минуту Вороной уже рысил по улице чуть впереди коляски, указывая вознице путь. Злые слёзы стояли в глазах девочки.

— Я ни в чём, ни в чём не провинилась перед тобой. — Она зарылась пальцами в мягкую шерсть, когда волк подставил огромную голову, опустилась на колено, крепко обняв.

— Ой, Сирроу! — Она вдруг вскочила, задохнувшись от ужаса, прижала ладошки к вспыхнувшим щекам. — Мы же не сказали ему про чёрных!

Волк оскалил зубы и высунул язык, словно смеясь.

Глава 18

Они засыпали. Оба. Затылок, будто залитый расплавленным свинцом, жёг и тянул невыносимой тяжестью. Пытаясь держать подбородок ровно, они не замечали, как безвольно, из стороны в сторону болтается на шее голова.

Зато юродивый давно следил за ними.

— Поспал бы ты, братец. — Пытливый взгляд, две спелые вишни, птичка на плече тоже глядит чёрными бусинами. И на его плече теперь сидела птица, он поднял руку и кончиками пальцев погладил стальные когти, проколовшие и ткань, и плоть.

— И кто присмотрит здесь за порядком? Ты, что ли? — спросил Сет, и отчего-то эта мысль показалась ему здравой. — Ты, — повторил он. — Ты присмотришь здесь за порядком. А Лучший друг висельника будет стеречь мой сон.

Юродивый не шелохнулся, зато зеленоглазая девушка, сидевшая теперь в ногах трона, вздрогнула — метнула из-под лохмотьев полный ужаса взгляд на ворона, и тот расправил крылья, красуясь.

— Иди сюда. — Он поманил её пальцем, и та встала, сделала два шага вверх по ступеням.

Босоногая, худая, стояла, ссутулившись, втянув голову в плечи. Он опёрся на неё, поднимаясь. Пальцы впились в тонкие ключицы.

— Я отведу вас в спальню моего отца, — сказала она тихо, предупредив его слова.

— Да. — Зала кружилась перед глазами. Плясали, расплываясь, огни в огромных чашах.

— Так ты оставляешь меня своим заместителем? — Юродивый смеялся, глядя на него снизу вверх.

— Много ли бед натворит божевольный? — ответил Сет. Он сделал первый шаг, покачнулся, и девушка крепко обхватила его за талию. Он поглядел на неё внимательней: лохмотья упали с головы, и теперь прямо под мышкой у него торчала её тёмная нечёсаная макушка. В узкой дорожке пробора пробежала вошь. — Всё равно ничего не произойдёт раньше завтрашнего утра. — Стоя на месте, он всё сильней наваливался на неё, чувствовал, как начинают дрожать поддерживающие его руки, и потому медленно, превозмогая головокружение, пошёл дальше. Она спустила его вниз и тихонько повернула направо, к ступеням, ведущим на забранный кирпичной кладкой берег осушенного канала. — А чтоб ты не скучал здесь один, — бросил он, не оборачиваясь, целиком сосредоточенный на подгибающихся ногах, — поразмысли о том, что делает в городе сотня-другая белгрских монахов.

Он лопатками почуял взметнувшийся за спиной взгляд и увидел другие глаза — чуть раскосые, зелёные, — мельком стрельнувшие из-под завесы спутанных лохм.

Когда она укладывала его на жёсткий, воняющий морской травой матрас «в спальне её отца» — узком отнорке длинной каменной норы по-над стеной стока, — он снова увидел её глаза и, поймав за руку, потянул на себя. Она не стала сопротивляться, и легла послушно рядом. Перевернувшись на бок, он подтянул её к животу, почувствовав, как она свернулась там маленьким тугим комочком, и, обхватив руками, заснул, умиротворённый теплом живого человеческого тела.

Солнце клонилось на закат, а Рокти, так же как и утром, сидела в маленькой комнатке под недовольным присмотром деда Гната и глядела, как он починяет сбрую. Только ела она теперь свой законный, выписанный Марком паёк. Парнишка, что поутру угостил её булкой, не смел и глянуть в её сторону — возился с мальчишкой помладше, учил того счёту.

Ученик схватывал всё на лету, хоть и сидел, босой, взгромоздившись на стул грязными ногами, грыз коротко остриженные ногти на руках и ничего не говорил в ответ на терпеливые пояснения наставника. Возил по столу, перебрасывая из одной кучки в другую, складываемые и вычитаемые соломинки.

Главнокомандующий велел присмотреться к мальцу, и она глядела послушно, гадая, на что ему сдался этот выросший на улицах дичок, не знающий ни человеческого обращения, ни человеческой речи.

— Ну как? — спросил Марк с порога. Шагнул, заполнив собой всё пространство, и сел напротив. Главнокомандующий был совершенно измотан. У него опять заболел висок. Пальцы уже не тёрли — давили, будто пытаясь расплющить боль.

— Обычный ребёнок. Сообразителен. Очень зол.

— Зол, говоришь? — Марк усмехнулся. Пальцем поманил грума и его подопечного.