Утонувший в кладезе - Николай Романецкий

Да, хотел сказать Лейф. Но вместо этого задал давний вопрос:

— Почему меня столько лет держали в тюрьме?

Андерс поморщился:

— Я бы не называл твое временное жилище тюрьмой. Скорее это убежище. — Он сделал ударение на последнем слове. — Все очень просто, мой мальчик… Ты не мог обучаться Искусству Одина в обычных школах альфаров. Стоящие перед тобой задачи настолько важны для Империи, что никто — понимаешь, никто! — не должен знать о существовании Лейфа Солхейма. Только в этом случае мы сумеем захватить словен врасплох. Когда ты выполнишь задание, тебе уже не придется скрываться. Ты станешь достойным и заслуженным гражданином Империи.

— Когда я должен приступить к исполнению миссии?

— Скоро, мой мальчик…

Вечером ему подали на ужин мозги.

А после ужина он — как уже не раз бывало — заснул.

Проснувшись утром, он был уже не Лейф. То есть он был, конечно, Лейф, но внутри у него жил еще один человек. Этого человека звали Олег Лощина, и он оказался словеном.

Ненависть в Лейфе вспыхнула мгновенно. Словена спасло лишь то, что в первый момент он не оказал никакого сопротивления. А потом до Лейфа дошло, что перед ним и не соперник вовсе. Разве может быть соперником существо, у которого нет ни собственной воли, ни мыслей, ни стремлений?.. Оно не может быть даже просто человеком.

Поэтому Лейф скрутил врага и… отпустил его.

— Привет тебе, о мерзостнейший из моих врагов!

Ни слова в ответ…

Наконец Лейф сообразил, что словен и говорить-то не способен. Зато сам Лейф приветствовал его на чистом словенском.

А потом в зеркале появился учитель Андерс:

— Ну мой мальчик, как ты себя чувствуешь?

— Здравствуйте, учитель! Прекрасно, но…

— Понимаю! — Андерс просто просиял. — Вчера вечером тебе на ужин были поданы приготовленные соответствующим образом мозги молодого словена. Теперь все его знания принадлежат тебе, и ты можешь спокойно ими оперировать.

Поначалу Лейфа чуть не стошнило.

Но потом он вспомнил, что он не только Лейф Солхейм, что он — Видар, молчаливый бог, а бог вполне может не только убить, но и съесть своего врага. Ну а с волком-то Фенриром и вовсе нельзя иначе. Либо ты его съешь, либо он тебя. Третьего, как известно, не дано!

Тошнота ушла, явились спокойствие и сосредоточенность. Наверное, пора настала окончательно! Не зря же, в самом деле, ему организовали вчера подобный ужин!..

Он оказался прав.

— Период обучения полностью завершен, мой мальчик! — сказал учитель Андерс. — Альфара Лейфа Солхейма ждут великие дела! — В голосе его прозвучал откровенный пафос.

— Я готов, учитель, — сказал Лейф просто, безо всякого пафоса.

Великий Альфар пожаловал в Клетку вечером. Это был седой, совершенно изможденный старец, костлявый и на вид немощный, но в глазах его ощущалась такая сила, что Лейф попросту опешил. Этот человек в былые времена вполне мог бы стать берсерком и победоносно биться со словенами. Этот человек был способен на легендарные подвиги.

И Лейф тут же проникся к Великому Альфару не менее великой любовью.

— Здравствуй, мой мальчик! — Старец говорил густым басом, от которого в сердце Лейфа возникала неудержимая дрожь. — Вот ты и вырос! И настало время отомстить людям, убившим твоего отца.

— Да, Великий! — Дрожь из сердца проникла в глотку Лейфа, от чего «Да, Великий!» прозвучало писком новорожденного мышонка.

Старец улыбнулся. Улыбка получилась холодной, как Клетка в морозную январскую ночь, когда приходится прятаться от стужи под тремя одеялами.

Лейф прокашлялся и повторил:

— Да, Великий! — И это уже вышло громом.

— Ты хорошо уяснил свою задачу?

— Да, Великий!

— Расскажи мне весь план — от начала до конца! По-словенски!

Лейф принялся рассказывать — новообретенным языком Олега Лощины.

В какой-то из моментов ему показалось, что старец лишь делает вид, будто слушает, что прибыл он сюда с какой-то иной, неведомой Лейфу целью, но что эта цель не менее велика, чем Альфар. И не менее велика, чем сам Лейф.

С ним происходило что-то неведомое. Душа распускалась, как полуувядший цветок, согретый чудодейственным дыханием Фрейи; лепестки тянулись к Великому Альфару, наливались светом, теплом и добром; и не было в мире никого важнее этого могучего старика, и не было никого роднее, и не было никого прекрасней…

Вместе с этими чувствами в Лейфа вошла Сила, и Силу эту — да и саму Жизнь! — он был готов отдать за Отца, каким стал теперь для него Великий Альфар. Это не было изменой мечте — есть отец, и есть Отец! — за отца он отомстит, но эта месть будет лишь частью великого служения Отцу.

И ради этого служения в нем открывались сейчас все новые и новые возможности.

Потом он замолчал.

А Клетка рухнула.

Лейфа уже не интересовало, кто возводил ее по ночам столько лет. Главное — разрушил ее могучий старец. И именно он выпустил Лейфа на свободу. А Лейф умел быть благодарным.

— Я думаю, ты легко справишься с любым незапланированным препятствием в исполнении твоей задачи, — сказал на прощание Великий Альфар. — Я не желаю тебе удачи, мой мальчик. Удача тебе не нужна. Твоя удача — ты сам!

Начиналось все, как было запланировано.

Лейф спокойно перебрался через словенскую границу, перемахнул ее между двумя озерами Суоми, через два часа после первой августовской безлунной полуночи, в пятнадцати шагах от затаившегося в секрете словенского колдуна-рубежника.

В Ключграде он с легкостью оседлал князя Сувора Нарышку — тот хиленький заборчик, который словенские колдуны гордо именовали «магическим защитным барьером», препятствием для Лейфа не был.

С той же легкостью он устроился и в дом Нарышек — новый слуга Олег Лощина сразу понравился управляющему. Да и самой княгине Цветане… Попробовали бы они не полюбить Лейфа!

Семья как нельзя лучше подходила Лейфу для исполнения запланированного. Сюда часто захаживал Клюй Колотка, один из самых квалифицированных колдунов портового города, работающий, к тому же, в местной службе безопасности. Более удачного кандидата в запланированные жертвы и пожелать было трудно.

А потом Лейф встретил Радомиру.

Горничная Радомира Карась и оказалась первым незапланированным препятствием в исполнении его задачи. Именно она убила в Лейфе великую любовь к Великому Альфару.

Казалось бы, словенка была совсем не похожа на Труду Гульбрандсен — более плотная, более высокая, более пышная. И волосы, как у тролля в человеческом обличье — черные-пречерные. Каменный уголь, а не волосы… Куда им до Трудиных пшеничных локонов! Но глаза!.. В этих глазах Лейф утонул в первый же момент, а она даже и не заметила. Конечно, ведь пылкая словенка видела лишь Ярослава, кучера Нарышек, двухметрового громилу с раменами молотобойца — вот уж кому следовало бы родиться берсерком! Однако уродился громила изрядным мямлей и девиц боялся пуще огня…