Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье (сборник) - Джон Ле Карре

– Если хотите, мы можем написать для вас гарантийное письмо, чтобы возместить любые возможные убытки, – предложил Холдейн.

– В этом нет необходимости, – ответил Лейсер. – Английским джентльменам я верю на слово.

Лейсер позвонил и дал согласие работать в пятницу, а уже к среде приготовления продвинулись так далеко, что Леклерк счел нужным собрать сотрудников нового особого отдела для обсуждения дальнейших планов. Эвери и Холдейн будут находиться вместе с Лейсером в Оксфорде. Они оба выедут туда заранее уже на следующий вечер, как только Холдейн закончит набросок учебного расписания. Лейсер прибудет в Оксфорд двумя днями позже, окончательно уладив все свои дела в Лондоне. Холдейна назначили ответственным за программу подготовки, Эвери стал его помощником. Вудфорд пока оставался в Лондоне. Ему в обязанности вменялись консультации с министерством (и со Сэндфордом, временно возглавившим аналитиков), чтобы как можно быстрее обеспечить все учебные материалы и информацию по ракетам малой и средней дальности. Вооруженный всеми необходимыми данными, он должен был и сам перебраться в Оксфорд.

Леклерк поистине не ведал усталости. Закончив доклад о ходе подготовки в министерстве, он мчался в казначейство хлопотать об увеличении пенсии вдове Тейлора, а вернувшись в департамент, вместе с Вудфордом встречался с бывшими инструкторами по радиоделу, фотографии и рукопашному бою, которых они собирались привлечь к работе.

Все остальное время Леклерк посвящал обдумыванию плана «Зеро» для «Майской мушки», как он назвал момент и способ заброски Лейсера на территорию Восточной Германии. Поначалу он никак не мог прийти к какому-то одному решению этой проблемы. Он рассматривал достаточно сложный вариант переправки морем из Дании: сначала на небольшой рыбацкой шхуне, а затем – в резиновой лодке, которую бы не засекли радары. Он обсуждал с Сэндфордом возможности нелегального перехода границы и обменивался с Гортоном шифровками относительно состояния пограничной зоны в районе Любека. В завуалированной форме он даже консультировался по этому вопросу с Цирком. Шеф был на удивление готов оказать всемерную помощь.

Все это происходило в атмосфере оживленной активности и оптимизма, которую Эвери отметил еще по возвращении из Финляндии. Даже те, кому вроде бы не полагалось ничего знать об операции, поневоле заражались духом ответственного момента. Небольшая группа, которая каждый день собиралась к обеду за одним из столиков кафе «Кадена», неустанно обсуждала все новые сплетни и слухи. Стало известно, например, что человек по фамилии Джонсон – да, да, тот самый Джек Джонсон, который работал в департаменте во время войны, – вновь призван под его знамена в качестве подкрепления. Бухгалтерия стала выплачивать ему жалованье, но – и это казалось самым примечательным – было поручено подписать с ним трехмесячный контракт для утверждения в министерстве финансов. Где это слыхано, судачили за столом, чтобы договор подписывали всего на три месяца? Во время войны Джонсон занимался главным образом подготовкой агентов для заброски во Францию, как вспомнила одна из пожилых дам – ветеранов организации. Берри – клерк из шифровального отдела – прямо спросил Вудфорда, зачем департаменту опять понадобился Джонсон (этот Берри вечно во все совал свой нос), и Вудфорд с ухмылкой заявил, что это не его ума дело. Но добавил, что речь идет об операции. Особо секретной операции в Европе… В Северной Европе. И что Берри, возможно, интересно будет знать: бедняга Тейлор расстался с жизнью не зря.

Поскольку теперь на подъездной дорожке постоянно мелькали автомобили курьеров из министерства, Пайн затребовал себе из какой-то воинской части молодого помощника, которого подверг безжалостной муштровке по полной программе. Какими-то неисповедимыми путями Пайн узнал, что целью операции была Германия, и это только прибавило ему усердия.

Среди местных торговцев прошел даже слух, что «министерский» дом собираются продать. Среди возможных покупателей звучали очень известные имена, а это вселяло надежды на увеличение доходов от новых владельцев. Завтраки, обеды и ужины доставлялись в здание круглые сутки, свет горел в окнах днем и ночью. Даже парадную дверь, которую в целях повышенной безопасности много лет держали на замке, теперь открыли, и многие на Блэкфрайарз-роуд не раз видели, как Леклерк в фетровой шляпе и с портфелем в руке выскакивал из подъезжавшего «хамбера» и торопливо входил в нее.

А Эвери, уподобляясь раненому, который упорно не желает знать, насколько серьезна его рана, спал теперь у себя в кабинете, окончательно превратившемся для него в родной дом. Впрочем, он как-то поручил Кэрол купить подарок для Энтони. Она вернулась с игрушечным грузовичком-молоковозом, в кузове которого размещались пластмассовые бидоны для молока. С каждого бидона можно было снять крышку и заполнить его водой. Вечером они вдвоем испытали игрушку, а потом отправили в Бэттерси с водителем «хамбера».

Когда все было готово, Холдейн и Эвери отправились в Оксфорд, заняв купе первого класса по выданным министерством проездным документам. За обедом в вагоне-ресторане им выделили на двоих четырехместный стол. Холдейн заказал себе полбутылки вина и попивал его, разгадывая кроссворд в «Таймс». Они сидели молча: Холдейн сосредоточился на кроссворде, а Эвери слишком робел перед ним, чтобы отвлекать.

Но тут совершенно внезапно Эвери обратил внимание на галстук Холдейна и, еще не успев обдумать свои слова, воскликнул:

– Бог ты мой! Вот уж никогда бы не подумал, что вы – любитель крикета.

– А вы ожидали, что я сам расскажу вам об этом? – хмыкнул в ответ Холдейн. – Я бы никогда не надел такой галстук в контору.

– Простите.

Холдейн пристально посмотрел на него.

– Вам не следует так часто извиняться, – заметил он. – Вы оба страдаете этим недугом. – Он отпил кофе из чашки и попросил официанта принести ему немного бренди. Официанты почему-то всегда обслуживали Холдейна с подчеркнутым вниманием.

– Оба?

– Да. Вы и Лейсер. Он вообще просит прощения за все и даже не замечает этого.

– Но для Лейсера такая манера все же более странна, правда? – поспешил сказать Эвери. – В конце концов он профессионал.

– Вовсе нет. Лейсер никогда не был одним из нас. Не заблуждайтесь на этот счет. Мы просто использовали его когда-то, причем очень давно. Но это все.

– Каким он вам показался? Что он за человек?

– Для меня он агент. То есть существо, которым следует управлять, а не узнавать поближе. – И он вернулся к своему кроссворду.

– Он должен быть очень к вам лоялен, – заметил Эвери. – Иначе зачем бы ему соглашаться на выполнение задания?

– Вы слышали слова нашего директора о «втором дыхании»? Это можно трактовать и как вторую клятву верности. Особенно если о первой удалось так легко забыть.

– А откуда у него возьмется второе дыхание?

– Вот в этом все дело. Наша с вами задача сделать все, чтобы оно у него открылось.

– Тогда объясните, как появляется первое. Я не совсем понял идею.

– Я не пытаюсь копаться в причинах. Питаю глубокое недоверие к таким словам, как лояльность или преданность. Но превыше всего, – провозгласил Холдейн, – я не принимаю такое понятие, как «мотивация». Мы контролируем агента. Все. На этом всякая математика заканчивается. Вы же хорошо знаете немецкий, как я слышал? Тогда вам известно, что в начале было не слово, а дело.

Незадолго до прибытия поезда в Оксфорд Эвери отважился еще на один вопрос:

– Почему тот паспорт оказался недействительным?

У Холдейна была странная манера отклонять голову в сторону, когда ему задавали вопрос.

– Министерство иностранных дел всегда выделяло квоту серий и номеров паспортов для оперативных нужд нашего департамента. Так продолжалось годами. Но вот месяцев шесть назад МИД заявил, что теперь мы сможем получать такие паспорта только с ведома Цирка. По всей видимости, Леклерку так редко приходилось пользоваться поддельными документами, что Шефу удалось взять эту сферу под свой полный контроль. Поэтому Тейлору пришлось выдать паспорт из очень старой подборки серий и номеров. Мы и понятия не имели, что МИД объявил их недействительными ровно за три дня до отправки Тейлора в командировку. И времени что-то изменить уже не оставалось. Впрочем, все могло пройти гладко. Но тут Цирк повел себя очень странно. Если честно, я до сих пор не понял, чем руководствовался в своих действиях Шеф.

От станции они взяли такси до северной части Оксфорда и вышли на углу нужной улицы. Пока они шли по тротуару, Эвери в наступивших сумерках разглядывал соседние дома, замечая то седовласую голову, мелькнувшую за приоткрытой шторой, то бархатные кресла, покрытые в изголовьях кружевными салфетками, то китайские ширмы, то пюпитры для нот, а в одном из окон он увидел четверых за игрой в бридж, застывших подобно группе придворных в заколдованном замке. Это был мир, который когда-то был ему хорошо знаком; какое-то время он уже начал считать, что и сам принадлежит к нему. Но только было это, как сейчас казалось, очень и очень давно.