Двое из будущего - Максим Валерьевич Казакевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Свадьба — дело хорошее, — ответил я с хитрым прищуром. — А приданого сколько дашь?
— Тридцать тыщ! Как и обещал.
Я недовольно покачал головой. Мало! Старший Мальцев просто горел желанием выдать свою дочь за меня замуж и потому мог с легкостью заплатить и сто тысяч. Марина мне кое-что рассказала о его доходах и накопленном богатстве. Поэтому, аккуратно освободив свой локоть от захвата, я возразил:
— Степан Ильич, тридцать тысяч это хорошее приданое. Но, маловато будет.
Он хмыкнул.
— Надо же, какие мы разборчивые, — съязвил он. — А ты попробуй, найди еще такую же невесту с таким приданым. Пошукай, может и найдешь. А найдешь, так на ней и женись.
Я ему в ответ его тоном:
— А ты, Степан Ильич, попробуй найти такого же жениха как я. Найдешь — смело выдавай Марину за него.
Мальцев недовольно пожевал челюстями:
— И сколько же ты хочешь, стервец?
Я закатил глаза, вспоминая:
— Помнится, по прошлой осени ты мне предлагал приданого тридцать тысяч. А в тот момент мы были практически незнакомы. То есть ты свою дочу хотел выдать замуж первому встречному и дать ему богатое приданое. Так?
— Ну? — непонятливо нахмурился Мальцев. — К чему ты клонишь?
— А вот к чему… Потом ты узнал, кто я такой, узнал мое состояние. Я сам человек не бедный и Марина со мной будет как за каменной стеной. Поэтому, Степан Ильич, извини, но давай с тобой договоримся на сто тысяч, не меньше!
Мальцев нахмурил брови, поиграл недовольно желваками на скулах, отчего его борода заходила неспокойными волнами.
— Ты что, Иваныч, с ума сошел? Это ж какие деньжищи! Да где ты такие приданные за невесту видывал? Да и нету у меня таких денег. Тридцать тыщ, Иваныч, и не копейкой больше. Больше дать я не могу.
Я флегматично пожал плечами:
— Как хочешь. Я могу подождать, — ответил я и сделал шаг в сторону, намереваясь уйти. Мальцева же моя выходка возмутила.
— Ты мне дочь испортил. Тридцать тысяч это при всем моем, тьфу, к тебе уважении. Да ты ее, после того что сделал, и без приданого взять обязан!
Я нагло развел руками:
— А это как посмотреть, Степан Ильич. А может не было у нас ничего, кто докажет?
— Ах, ты ж, паскудник… — захлебнулся от возмущения Мальцев. Такой наглой лжи он от меня не ожидал. Как он разозлился! Его борода затряслась мелкой дрожью, а глаз яростно впились в меня:
— Да ты…, да я… Ах ты…, — только и смог он прорычать в негодовании. Попытался меня еще раз схватить за локоть, но я не дался.
Пришлось мне его успокаивать. Похоже, что я перегнул палку, не надо было так с ним. В очередной раз убеждаюсь — язык мой — враг мой.
— Степан Ильич, подожди, не злись раньше времени. Я же от свадьбы не отказываюсь…
Он чуть пришел в себя.
— Чет я не пойму тебя, Иваныч, — сказал он, внимательно в меня вглядываясь. — Дочь мою обесчестил и еще выкобениваешься? Да ты ее за просто так должен замуж взять! А ну, признавайся сейчас же, будешь жениться?
— Буду! — решительно ответил я. — Буду жениться, а ты мне приданого сто тысяч дашь?
Он возмущенно воздел глаза к небу, всплеснул руками.
— Опять двадцать пять! Не дам я тебе сто тысяч. Тридцать, не более.
— Ну, тогда и со свадьбой можно будет подождать.
Он понял, что по-хорошему со мной не договориться. Я не уступлю, да и он тоже. И тогда, он с ехидцей так, прищурившись сказал:
— А если я своих сынов кликну? Они-то тебе бока махом намнут, будешь знать, как с Маринкой в постелях кувыркаться. Они тебя за родную сестру так отделают, что месяц на пузе спать будешь!
Я в тон ему съехидничал:
— А зови. Но только ты потом не обижайся, если они отсюда на карачках уползут.
Мальцев от досадного бессилия даже сплюнул. Он-то успел посмотреть, как я молочу по груше.
— Вот что ты за человека такой, Иваныч! — в сердцах воскликнул он. — Не умеешь ты с людьми общий язык находить.
— Умею, Степан Ильич, умею, — уверил я его. — Да только сто тысяч всяко больше будет твоих предложенных тридцати. Ты не обеднеешь, а у меня эти деньги не пропадут. Сам понимаешь, куда я их пущу.
— Да тьфу на тебя, — в очередной раз сплюнул Мальцев и сердито замахнулся на меня кулаком. Но вовремя передумал и бить не стал, махнул на меня рукой, да и присел на стульчик, доставая из кармана дорогие папиросы. Раскурился от дрожащего пламени спички, сделал несколько глубоких затяжек.
— Ладно, черт усатый, давай ни тебе, ни мне. Пятьдесят!
— Восемьдесят, — сделал я встречное предложение, присаживаясь рядом. Ильич скосился на меня утомленным взглядом.
— Шестьдесят.
— Семьдесят.
— Шестьдесят пять!
На этой сумме мы и остановились. Торги завершились. Осталось только выбрать дату и место венчания. И в этом вопросе я целиком положился на Ильича. После того как он уехал со своими сыновьями, и при этом оставив свою драгоценную дочь, он через пару недель прислал письмо, где говорил, что венчание будет проходить в московской церкви Успения Пресвятой Богородице на Покровке, а срок назначил на конец сентября. Я был не против, о чем ему в ответе и написал.
А Марина, ставшая заложницей отцовской воли, казалось, смирилась со своей судьбой и стала потихоньку привыкать к роли будущей жены. Впрочем, свои феминистические заскоки она никуда не дела, и иногда выкидывала такие вещи, от которых Зинаида тихо приходила в ужас. Например, по утрам, выйдя из своей комнаты, она присоединялась ко мне за завтраком и как настоящий мужик сосредоточенно просматривала газеты, прихлебывая из фарфоровой тонкостенной чашки крепкосваренный кофе. Или однажды, передразнивая меня за тренировкой, попыталась пнуть тяжелую грушу. Ногу, конечно, отбила, синяк был потом изрядный, но она даже не пискнула, сжала в тонкую полоску алые губки и с гордым видом удалилась. Потом я ее пожалел, погладил ушибленную ножку, подул на синяк. А для того чтобы она не скучала пока я упражняюсь с Орленком, да Семеном Истоминым, показал ей то, что сам помнил из йоги. Показал просто так, не ожидая, что она последует моему совету, а удалится из зала, обозвав меня дураком, но я ошибся. Уже две недели к ряду она старательно пыхтела на полу, пытаясь изобразить простейшие ассаны. Видя старания моей будущей супруги, я ее похвалил
