Роксолана - Осип Назарук

Так юный отпрыск Роксоланы принял участие в великом походе. Столицу он покидал на коне, рядом с отцом и в окружении султанской гвардии. А мать следовала за обоими в открытой карете, опьяненная мечтами, как роза, полная багрянца и благоухания.

Не могла оторвать глаз от маленького Селима. Ради него стремилась она постичь тайну войны и власти, а смерть двух людей, которых она убила, защищая будущее старшего сына, привязала ее к нему еще крепче.

Вечерело, и ее дитя уже спало в шатре.

С колокольни церкви Святого Стефана неслись звуки набата.

А натиск муджахидов под стенами Вены становился все яростнее и кровавее.

Внезапно в шатер хасеки Хуррем вошел Сулейман. Тюрбан его был низко надвинут на лоб, лицо выглядело сумрачным, а глаза сухо блестели. Она, хорошо зная мужа, молча поднялась, наполнила чашу шербетом, подала. И пока он пил, гладила его руку, успокаивая, как ребенка.

Утолив жажду, султан опустился на диван и обессиленно прикрыл глаза. В эту минуту он походил на лук, с которого сняли тетиву. Она тихо присела рядом и застыла, чтобы даже малейшим движением не нарушить его покой. Постепенно голова Великого Султана склонилась, и от нечеловеческой усталости он уснул сидя.

Она сидела рядом, и в ее голове вихрем проносились самые разные мысли. Но больше всего в эту минуту она боялась, чтобы он сам не возглавил штурм, не бросился во главе войск на укрепления Вены и не погиб.

Однако великий завоеватель спал недолго. Стремительно вскочил, ополоснул лицо холодной водой и направился к выходу из шатра.

Нельзя отпускать его одного! Она поспешно накинула свой шерстяной бурнус, схватила кашмирскую шаль и вышла следом.

За все это время султан не проронил ни слова, о чем-то напряженно размышляя.

Эль Хуррем велела подать коней себе и падишаху, вскочила в седло и поехала вместе с мужем. За ними неотступно следовали двое адъютантов.

Сулейман молча приближался к осажденному городу.

Когда же они поднялись на небольшой холм, их глазам открылось величественное зрелище. На высокие валы и стены Вены со всех сторон, куда ни взгляни, карабкались многотысячные полчища падишаха, озаряемые багровыми лучами закатного солнца. Во всех венских церквях били в набат – скорбно и уныло.

Ревели пушки, рвались пороховые мины. Черный дым затягивал валы и стены города. Когда ветер раздирал эту клубящуюся завесу, становились видны сверкающие доспехи немецкого рыцарства и плотная чернота мусульманских полков, которые, словно тьма, захлестывали со всех сторон стальные островки немцев.

По мощеным улицам Вены метались монахи с крестами в руках, восклицая во всеуслышание: «Бог и Матерь Божья помилуют народ, если он достоин Божьей милости!» Из домов выходили даже раненые и поднимались на стены, чтобы из последних сил метать во врагов чем попало. А жители города, и без того измученные осадой, несли последние крохи, чтобы подкрепить воинов перед очередным грозным наступлением турецких сил.

Кровавый бой кипел уже между валами и стенами Вены. Стиснутый кольцом осады и захлестываемый толпами турок, город выглядел, как утомленный пловец, которого покидают последние силы: на стенах уже появились длинные процессии немецких женщин в белых одеждах, ведущих с собою малолетних детей.

Их появление должно было сказать воинам: «Если не устоите, то детей ваших бросят на копья, а жен и дочерей ваших угонят в неволю…»

Оттуда доносилось пение – негромкое и протяжное. Священники в белых орнатах благословляли женщин и уходящих в бой рыцарей золотыми монстранциями[142]. Церковные флаги реяли на ветру. Девочки-подростки в белых платьях, и сами смертельно бледные, рассыпали лепестки цветов перед монстранциями.

А когда на высокой колокольне Святого Стефана большой колокол ударил призыв к «Ангелу Господню», судорожный плач послышался из толпы немецких женщин и детей: они простирали руки к небу, умоляя Бога о помощи.

– Аллаху Акбар! Ла иллахи ил Аллах! Ва Мухаммад рассул Аллах! – звучало им в ответ из сплоченных рядов мусульман, безудержно карабкавшихся на стены города. Они накатывались, гибли сотнями и тысячами, а на смену им тотчас приходили новые – и так без конца.

Сулейман Великолепный поднял глаза к небу, повторил вслед за своими воинами: «Аллаху Акбар! Ла иллахи ил Аллах! Ва Мухаммад рассул Аллах!» – и пришпорил коня, направляясь к своему штабу.

Султанша Эль Хуррем мгновенно поняла, что падишах, ради того, чтобы поднять дух своего воинства, готов лично принять участие в штурме.

Дрожь пробежала по ее телу.

Если ее муж падет под стенами Вены, разъяренные турки наверняка возьмут город, но все ее планы рухнут вместе с оборвавшейся жизнью Сулеймана. Ее сын еще слишком мал, чтобы устоять под ударами вихря, который вызовет смерть султана и… и его первенца, наследника. У нее еще почти ничего не готово для таких великих перемен.

В этот миг ей вспомнились слова Касыма о небесных светилах, имеющих тайную власть над людьми на земле. Ей не раз доводилось слышать, что порой эти светила затмеваются… А тем временем с запада приближалась ночь, и с нею – темная туча.

А на стенах города немецкие женщины в благочестивом экстазе на глазах мужей и сыновей срывали с себя золотые и серебряные украшения и складывали кучками перед монстранциями в знак того, что раненым и семьям погибших будет оказана щедрая помощь. А там, где на стенах не хватало мужчин, женщины и дети метали в турок заранее приготовленные камни, бревна и лили горячую смолу из котлов, которые кипели в нишах крепостных башен.

Противники уже сошлись лицом к лицу, и закипела рукопашная. В ход пошли короткие палаши, ножи, кинжалы и даже зубы. В таких жертвенных боях не погиб еще ни один народ на свете, умеющий верить и молиться. Наоборот: пролитая кровь и молитва только крепче связывают людей в тяжкую годину горя и тревоги, а погибают только те народы, которые не жертвуют и не борются до последнего в единстве своем.

В вечерних сумерках увидела султанша, как осветились все венские церкви будто огромные алтари, обращенные к Богу, который видит и считает каждую жертву, принесенную людьми. И перед ее внутренним взором возникли отворенные царские врата церковки Святого Духа в предместье Рогатина в ту минуту, когда она шла под венец и услышала вопли татар: «Аллах, Аллах!»

В свете факелов увидела она также, как с городской стены ребенок, не старше ее сына Селима, бросает камень в янычара, взбирающегося по приставной лестнице.

Сердце ее дрогнуло.

Неожиданно для себя она обеими руками вцепилась в поводья коня своего мужа. Испуганный конь рванулся в сторону, и султанша вылетела из седла. Сулейман попытался ее удержать, потерял равновесие и сам упал с коня.