Синдром синей бороды - Райдо Витич

— Мне спасибо сказать? — глотнул вина Вадим. Егор моргнул, не понимая, какими словами еще объяснить брату, что он не прав. И вообще, с кем он разговаривает: с человеком или со статуей?

— Господи Боже мой, — выдохнул в ужасе. — В своем ли ты уме, Вадим? Что ты творишь? Я виновен перед тобой? В чем? В том, что поверил этой твари, любимой твоей? В том, что невольно, абсолютно неосознанно сыграл ей на руку? А ты никогда не ошибался? Ни разу никому не причинил зла? Ты?!… Что тебе пришло в голову выкопать историю двадцатилетней давности? Она тебе покоя не дает? Почему?! У тебя все есть, ты достиг всего, о чем можно только мечтать!… И с жиру бесишься, да? Решил поиграть в Зорро? Ты ничего не спутал? Это не кино, а жизнь! Ты что сделал? Я один раз оступился и пятьдесят раз загладил свою вину! А ты наказываешь? Кого? Меня?! За то недоразумение?! Хорошо! Ладно! А дети причем?! Ты их прежде всего наказываешь! С квартирой твоя работа? Твоя! Ты не меня, ты их оставил без средств, без жилья! За что детей?!

— Ты о ком? — спокойно спросил Вадим.

— О твоих племянниках! О Маше, о Ярославе!

— Все?

— Мало?! — ужаснулся Егор.

Костя презрительно ощерился и, качнув головой, достал сигареты. Закурил. Вадим спокойно допил вино, поставил бокал на стол и попросил брата:

— Ответь мне на несколько вопросов. Все мне ясно, а эти аспекты нет, и покоя не дают: почему ты молчал? Ни разу, ни тогда, ни потом даже не намекнул, что принял участие в моей посадке на нары. Чем же тебя Ира взяла? Как уговорил?

— Ты вышел, остальное было неважно.

— А ты сидел? Хоть раз? Хотя бы в обезьянник залетал, по-пьяни, не то что, по стосемнашке в камеру? — прищурился на него Костя.

— Я никого ни садил, ни подставлял!

— Угу, — кивнул Уваров, отворачиваясь.

— Вадим, я не желал тебе зла! Я хотел как лучше!

— Понял: хотел добра, получилось как всегда. А молчал, из сострадания, да? Вместо того чтоб прямо сказать мне: Вадим, любимая твоя — сука. Нет, ты решил молчком сыграть на ее стороне. Ладно. Но потом? Почему не сказал?

— Зачем?! — не мог взять в толк Егор. — К чему было ворошить ту историю?! Болезненную для тебя…

— Из-за тебя. Знал бы я раньше, что из себя Шехова представляет, может, жизнь иначе бы повернулась? Ты не думал, каково мне было ждать с чувством вины за преступление, которое я не совершал? Жить за себя и за ту, которая так и оставалась в моей душе самой-самой? Ты же знал, что я не оставлю это дело, докопаюсь рано или поздно до сути, найду виновного.

— Не того нашел! Тебя Ирка подставила, с помощью Марины. Иркин план был убрать тебя, чтоб замуж за более перспективного кандидата в мужья выйти.

— Видишь, как много ты знаешь. И молчал.

— Да о чем говорить? Я причем тут?!

— Как тебя Шехова-то взяла, а?

— Да какая разница сейчас?! Она давно покойница! А не повесилась бы, я ее сам, стерву, придушил бы!

— Что ж не душишь? — выгнул бровь Вадим, кинув в рот дольку лимона.

— Кого?

— Иру.

Егор поморщился: кто из них с ума сошел?

— Как можно душить покойницу? Ты что Вадим? Ты вообще меня слышишь?

— Слышу. Но ничего нового не услышал. Придется самому карты раскрыть, раз ты стеснительный такой, в сторону уходишь. А ты меня поправь, если я не прав буду. Ирина узнала, как уж неважно, о твоих ля мурах на стороне, о дочери и Ольге. Шантажировала, правильно? А тебе очень, очень хотелось залезть в семью Шеховых, и в принципе, неважно было какой ценой.

— Да! Успокоился?

— Нет…

— А почему я в их семью лез, ты знаешь, щенок?! — зашипел Егор, качнувшись к брату. — Ты что видел кроме Ирки своей?! Дочь?.. Да, да!! Дочь! И мать ее сирота! И я — сирота! И ничего у нас нет, а значит и у девочки тоже!.. — и вдруг смолк, уставился на Вадима, словно первый раз его увидел. Дошло до него. — Откуда ты про дочь знаешь? Значит это ты Маше сказал?…

— Нет. Маша у тебя девочка умная, вижу, сама поняла. Знаешь, что я хотел? — спросил с нехорошей ухмылкой. — Соблазнить, увезти ее в Швецию, и бросить там, без средств, без документов. Тебя и жену твою раздавить, как насекомых, как клопов…. Да противно стало. Но ничего, я бы свыкся, справился. Человечек один горой за вас встал. Ты деньги-то свои вернуть хочешь? Квартиру?

Егор молчал, только настороженно смотрел на брата и чувствовал, как седеет под его ответным взглядом.

— Хочешь, естественно, — кивнул тот. — А я не против. Предлагаю сделку: ты мне дочь, я тебе пятьсот тысяч и уже не долларов, а евро. Как?

Егор схватился за телефон и, не спуская испуганного взгляда с брата, без предисловий спросил Веру:

— Где Маша?!

— Ее нет…

— Где?!

— Не кричи на меня! Я знать не знаю, где твоя дочь-эгоистка! Она ушла. Оставила записку и ушла…

Егор хлопнул трубку о стол и застонал, прикрыв глаза ладонью:

— Ты чудовище! Верни Машу, верни!! — закричал на Вадима, вскакивая.

— Сядь, — напомнил о себе Костя. Егор рухнул на стул. Схватил без разрешения его сигареты, зажигалку, закурил, дрожа от негодования:

— Что ты хочешь? — уставился на Вадима. — Говори. Любая сумма. Я соберу. Обещаю! Верни Машу. Будь ты человеком!

— Не могу, — спокойно ответил тот. — Сутки ее не видел, и где она, что, понятия не имею, да и не хочу иметь. Я вообще не о Маше говорил, о Лике.

— Зачем тебе Лика? — замер Егор: пытаясь понять, лжет тот или нет.

— Это другой вопрос. Его мы обсуждать не будем. Остановимся на первом: отдаешь Лику за пятьсот тысяч?

— Ты с ума сошел…

— Слышал. Раз пять уже сказал.

— Зачем тебе Лика? Она совсем ребенок… Она неадекватна…

- `Неадекватна'. Странно это слышать от отца. Правда, отцом-то тебя не назовешь, скорее донором.

— Не твое дело!

— А вот тут ты не прав — мое…

— Ты не посмеешь ее тронуть, ты!…

— Помолчи, — поморщился Вадим. — Противно. Говорить больше ничего не надо, мне все ясно, но я хочу, чтоб ясно было и тебе… брат. Больше всего меня шокировало твое отношение к дочери. Я понял, что Ира шантажировала тебя именно ею, незаконнорожденная девочка — единственное твое уязвимое место. Хотя ты тщательно скрывал ее рождение, даже от меня, даже от тетки. Девочке было больше года, когда ты женился на Шеховой. Говоришь, ради Ольги и Лики старался? Ложь. Плевать тебе на них было, ты сам устроиться хотел…

— Не правда!

— Почему ж о ней до сих пор никто не знает? Ты видел, что Маша угрожает ей нешуточно, но не сказал, не открыл правду. И тогда молчал, сейчас.

— А как бы я им сказал? Ничего ты не понимаешь! Я любил Ольгу! Я люблю Лику! Сколько раз я пытался к ним уйти, но…

— Вера?

Егор кивнул, отводя взгляд:

— Любая женщина может родить ребенка, но не каждая может быть хорошей матерью. Вера из таких. Она слишком холодная, замороженная. Детям плохо с ней.

— Она знала про Лику?

— Нет, я не мог сказать, она бы устроила скандал, поставила детей в известность, настроила их против меня. Потом развод… Как бы жили Маша и Ярослав?

— А как жила Лика неважно?

— Ольга была прекрасной матерью.

— Верю. Что ж, это все, что я хотел знать. Лику не ищи. У тебя не было и нет дочери под этим именем, как и у нее не было отца. Куда бы ты не обратился — толку не будет — ты никто…

— Что ты задумал?!

— Уже исполнил. Передай это своей жене, — кинул Егору два паспорта.

— Не понял?

— Не надо. Передай, жена поймет. А это подарок от твоей тещи, Аделаиды Павловны.

Перед Егором легла старая тетрадка.

— Что это? — насторожился он, не смея прикоснуться, взять ни паспорта, ни тетрадь.

- `Холодная, замороженная' Вероника, была очень пылким, чистым созданием. И безумно любила тебя. Она была прекрасным человеком, но матерью быть не могла. Я больше чем уверен, что Ира сказала ей о том, что у тебя есть дочь, и Вера решила уйти с их дороги. Она была слепа в своей любви к тебе, как я в своей любви к ее сестре. Странно, правда?

— Подожди, о чем ты говоришь?! Шехова повесилась из-за тебя, испугавшись, что все откроется!

— Это чья версия? Твоя? Хорошая. Одно `но' брат, сложи суицид и Иру — как? Вот и у меня никак оно не складывалось. И у тебя бы не сложилось, будь ты чуть внимательнее к сестрам. Ты ненавидел Ирину, а она тебя. А на Веру тебе было все равно, ты и не замечал ее, не интересовался, что она думает, что у нее в душе, в то время как ей важен был каждый твой взгляд, каждый вздох. Такие стервы как Шехова не заканчивают жизнь самоубийством, а вот такие тихие, ранимые как Вероника — легко. На кладбище лежит Вера, а Ира, та самая, что шантажировала тебя ребенком, чтоб ты помог ей избавиться от меня, сидит сейчас дома и ждет тебя. Все это время она знала о Лике. И к психологу она не зря ее определила, это так, отступление. Я, возил Лику в специалистам, и никаких патологических отклонений в ее психике они не выявили. Лика нормальна, но слишком зажата. Это последствие стресса, фобий и внушений. А кто ей внушал, что она ненормальна? Ответ сам знаешь?