Кровь пьют руками - Генри Олди

Легат выходит из подъезда, неторопливо оглядывается, словно видит двор первый раз в жизни. Левая рука сжимает листки бумаги.

— Мне… надо…

— Олег Авраамович! — Маг усмехается уверенно, твердо. — В-все, что вам нужно, -это п-пройти к вертолету. Пилот я н-неважнецкйй, но обещаю д-доставить в целости.

И вновь на нас смотрит пустота.

— Мне… не надо туда. Но я… могу вас проводить…

Идем молча, не торопясь. Два раза с ноги Легата падает тапочка. Одна и та же — левая.

Бензин догорает, плещет последними язычками; зато вовсю горят дрова — обломки взорванного сарая. Маг оглядывается, удовлетворенно кивает.

— От-тлично! Олег Авраамович! Позвольте объяснить вам суть д-дела. Организация, к-которую я представляю, поручила мне доставить вас в некий н-научно-исследовательский центр…

— Меня?

В его голосе слышится что-то живое. Насмешка?

— В-вас, Олег Авраамович. Извините, что не озаботились этим раньше, но т-только сегодня удалось п-понять, что вы — это вы. Спасибо г-гос-подину Молитвину, вечная ему память!

Молитвину? Да, конечно! Как же сразу не догадалась?

«Али… Алика… Не дайте… убить…» Предсмертное карканье Черного Ворона!

— Олег Авраамович! События развиваются слишком б-быстро. Не исключено, что п-потребуется серьезное скоординированное вмешательство — с участием т-таких, как вы. Это -только начало!

Маг кивает на небо, на золотую полосу, медленно расползающуюся по вечерней синеве.

— М-мы слишком долго выжидали. Теперь, когда Н-новый Мир сумел устоять, н-настала пора взять ситуацию под разумный к-контроль. Под наш контроль…

— Нет…

«Нет» звучит тихо, еле слышно, но разом обрывает все. Игорь хмурится, качает головой:

— Ж-жаль! В таком случае у меня есть д-дру-гой приказ. Мы не можем позволить людям… существам, подобным в-вам, проявлять, так сказать, самодеятельность. («Л-людям… не существам — л-людям…» — тускло поправляет его Легат, тоже начиная заикаться, но Сероглазый Волк не слышит или делает вид, что не слышит.) Вы — почти в-всесильны, вы можете убить меня на месте или изменить реальность в вашу пользу. Но если н-нет, я убью вас! Вы слышали?!

Я невольно вздрагиваю. Неужели до сих пор мало смертей? И Молитвин, шаман из шалмана! Он ведь просил — перед смертью просил!

«Али… Алика… Не дайте… убить…»

За кого просил Ворон — за дружка-собутыльника? Или за Легата? Смертного бога-неврастеника, которого ни при каких обстоятельствах нельзя убивать?

— Я… не хочу вашей смерти, — голос Легата звучит по-прежнему тускло, невыразительно. — Можете убить меня. Но мертвый я стану опасен. У мертвых нет жалости. У мертвых нет памяти. Им нечего терять; они уже не люди. А я человек… если вы этого так и не поняли.

Игорь смеется — весело, взахлеб, словно услыхав удачную шутку.

— Сами по себе вы абсолютно безопасны, г-господин Залесский! У вас — атрофия воли. Не боюсь я в-вас живого, не побоюсь и м-мерт-вого. Вы — слабак и т-трус! У вас д-даже не хватило смелости взять автомат и выйти из квартиры, к-когда ваши друзья умирали за вас!

На недвижном лице Легата проступает удивление, словно он впервые подумал о таком.

И обида.

Обида несправедливого упрека.

— Я… не мог. Я писал книгу… вы не понимаете! У меня нет автомата!..

Левая рука по-прежнему сжимает бумажные листки. Наверное, Игорь прав. Город умирал под бомбами, в подъезде дрались насмерть «чистильщики» и сержант Петров с мотоциклом по имени Фол, а достойный Легат отсиживался под диваном.

Даже не откликнулся на зов, когда кровь полилась на пульт.

— Я б-боюсь не вас, а тех штукарей, что могут взять вас в об-борот! Все, решайте! Д-дохлый вы меня вполне устроите! Вы не один, н-незамени-мых нет, д-даже среди богов!

Я все еще не верю. Игорь просто угрожает. Зачем убивать этого нелепого человечишку? Все, что он может, — распечатку подкинуть, диктофон свести с ума… нести чушь, оставив в подъезде мертвых друзей. Бог — спец по мелким гадостям. Локи городского масштаба. Пусть его!

— Вы правы, магистр. — Легат надолго задумывается; Игорь, как ни странно, не торопит его, ждет, и наконец Легат кивает. — Незаменимых нет. Вместо меня может прийти другой; и идущий следом за мной способен оказаться сильнее меня. Вы совершенно правы.

Другой?

Слово кажется знакомым.

Другой!

«Али… Алика… Не дайте… убить… Иначе… другой… Дьявол…»

«Мы еще встретимся, старший следователь Ги-зело! Встретимся — но уже не здесь. Мое царство скоро будет всюду!»

Вот что имел в виду Ворон! Если Легат слаб, его сменит Другой. Бородатый самозванец, у которого нет атрофии воли. Который силен и опытен, у которого есть автомат и нет дивана, под чьим днищем можно отсидеться; Другой, которому не страшна кровь.

Легат молчит.

Маг уже не улыбается, рука — за отворотом куртки.

— Погодите! — Я бросаюсь вперед, боясь опоздать, не успеть. — Игорь! Я сама с ним поговорю! Сама!

Маг поджимает яркие губы; отходит чуть в сторону. Рука по-прежнему — за отворотом.

— Олег Авраамович! Я…

Слов нет. О чем сказать? О разорванном небе над головой? О том, что пули плещутся в пыли, слетая с колоколенок?!

— Я хочу вам сказать спасибо, Алик. Я знаю — это вы спасли меня! Если бы не вы… Иероним Павлович сказал мне…

В пустых глазах рождается удивление.

— Нет… это не я. Не совсем я. Я просто писал книгу. Так сложилось…

— Хорошо, — киваю я. — Так сложилось. Все равно — спасибо. От меня — и от Эми. Мне сейчас нельзя умирать, Алик!

— Эми… — глухо произносит он, словно вспоминая. — Я должен был вам что-то сказать, Эра Игнатьевна… что-то важное… О моей книге. Я хотел написать о том, что с вашей дочерью все будет хорошо, и ребенок… я только не помню, чем все закончилось… я не помню!..

Кажется, один из нас сошел с ума. При чем тут его дурацкая писанина? И какой ребенок? Чей?

— Хотел написать… вспомнил! Пашка не сумеет защитить его. И я тоже не смогу, особенно если… мертвый. Его будут искать. Очень искать. Он — ребенок Пашки, они будут искать его…

Ребенок Пашки.

Ребенок Пол -у-Бога…

«Только ты приезжай, мама! Пожалуйста, приезжай! Мне надо сказать тебе. Сказать важное… Приезжай, пожалуйста!»

Приеду, дочка! Скоро, очень скоро! И пусть только кто-то попробует обидеть тебя! Вот только пусть попробует…

— Вам лучше поехать с нами, Алик! Здесь решаю не я и не вы. И даже не Игорь… не магистр.

Он молчит, в глазах тает. пустота, плывет серыми, бесплотными волнами океана, где в бездне зарождается невозможная жизнь.

— Нет… Моя книга… моя. Я должен… должен сам…

Время тянется, Легат молчит, рука сжимает листки распечатки.