Кровавые тени (ЛП) - Прайор Линдси Дж.

— Но ты не ушла от меня.

Она снова остановилась. Повернулась, чтобы встретиться с его жёстким взглядом.

Он уверенно поднялся со своего богато украшенного кресла из красного дерева, его широкая фигура ростом выше метр восемьдесят доминировала на столь малом расстоянии между ними.

— Не знаю, почему Кейн оставил тебя в живых, — сказал Джаск. — Но на твоём месте я бы не успокаивалась. Если он не закончит это должным образом, это сделаю я. Эти парни в долгу. По крайней мере, четырнадцать лет их жизни. Их семьи в долгу. Я несу ответственность за то, чтобы это произошло.

— Я поставила на карту всё, чтобы правда вышла наружу. Я больше ничего не могу сделать.

— Думаешь, ваши законы имеют для нас какое-то значение? У нас есть свои собственные убеждения. Будет много разъярённых ликанов. В этом регионе и других. Нужно, чтобы было видно, что я что-то делаю, если Кейн этого не делает. Я отпустил тебя только потому, что он заверил меня, что разберётся с этим, — он обошел её сзади. — Я даю ему несколько дней, а потом хочу увидеть кое-какой испорченный товар, или я позабочусь об этом сам.

У Кейтлин перехватило дыхание. Она не осмелилась повернуться к нему лицом, не осмелилась дать ему возможность снова посмотреть ей в глаза, потому что сказала бы что-то, о чём потом пожалела бы. Она бы поставила перед собой задачу, с которой не была уверена, что сможет справиться.

Потому что, когда она стояла одна в том вестибюле, когда единственных людей, которые у неё остались, отвели в изолятор, когда она покинула здание суда и пошла по тёмным улицам Лоутауна в северную часть Блэкторна, она знала совершенно точно какой теперь была… она была всецело одинокой.

И она знала истинную причину, по которой решила пересечь границу, и дело было не только в том, что она была трусихой.

Она отодвинула кофе в сторону, не в силах смотреть на едва ли теплую уже жидкость.

— Он действительно так хорош, как о нём говорят?

Внимание Кейтлин переключилось на трёх молодых женщин, пока она искала ту, которая заговорила.

Женщина, сидевшая дальше всех, выжидающе расширила свои сильно накрашенные карие глаза.

— Я имею в виду, ради этого стоит поиздеваться над собственной семьёй.

Все они были людьми. Теперь она могла это видеть.

Та, что сидела рядом с ней, хихикнула.

— Милая, у меня возникло бы искушение отказаться от собственных детей ради ночи с ним.

Кейтлин по очереди встретила их выжидающие взгляды — взгляды, в которых была смесь обвинения, любопытства и ревности.

Она должна была держать рот на замке, вот что ей сказали. Она ни с кем не разговаривала, иначе ниточка, на которой уже висела её работа, была бы оборвана. Нужен был только повод. Её держали при себе только для того, чтобы укрепить созданный ими образ, что они представители правосудия. Она была их талисманом, доказательством этого. По крайней мере, на данный момент.

Она схватила куртку и шарф и выскользнула из кабинки.

— Говорят, он с тобой покончил, — крикнула одна из женщин у неё за спиной. — Значит ли это, что он открыт для предложений?

Кейтлин рывком распахнула дверь и шагнула обратно в темноту. Ну, хотя бы, дождь прекратился. Холодок пробежал по её лицу мгновенно. Маленькие облачка тёплого дыхания смешались с ночным воздухом. Но она была уверена, что покалывание на её коже было вызвано чем-то большим, чем просто температурой. Она никогда так нагло не слонялась по Блэкторну ночью, так растерянно не зная, что делать. Это вызвало ощущение паранойи, и она поймала себя на том, что настороженно оглядывает улицу, чувствуя, что за ней наблюдают. Ещё несколько прохожих посмотрели на неё мимолетными взглядами, но ничего не сказали. Это была плохая идея. Она знала, что напрашивается на неприятности, но что-то в ней просто не обращало на это внимания. Она найдёт другое кафе — где-нибудь, где можно скоротать ещё пару часов, пока не решит пойти и встретиться лицом к лицу с ожидающей толпой.

Может быть, она и не вернётся. Может быть, найдёт где-нибудь комнату и проведёт там пару дней, не высовываясь. Может быть, она сможет проснуться, когда всё это закончится.

Несколько человек протиснулись мимо неё, болтая и смеясь. Пара была поглощена дискуссией, из которой она уловила только часть, и всё это ещё больше усугубляло её чувство изоляции.

Она взглянула на плотные тучи, нависшие над ней с угрозой дальнейшего дождя.

Почти инстинктивно она посмотрела на противоположную сторону улицы.

Её сердце бешено заколотилось, каждый волосок на затылке встал дыбом. Он смотрел на неё. Ей не нужен был ясный свет луны, чтобы понять, что это был он, она почувствовала это — опасное чувство восторга, хотя и подавленное ощущением, что оно вот-вот погаснет.

Из тени на другой стороне улицы Кейн наблюдал за ней в кафе.

Она сидела одна в кабинке, уставившись в чашку, из которой почти не пила за всё время пребывания там. Она была поглощена своим собственным миром, в чём он слишком хорошо убедился, наблюдая за ней все эти годы. Только теперь он прикоснулся к ней, попробовал на вкус, увидел те её части, которых никто другой не видел. И она слишком много его увидела. Слишком много.

Он следил за ней от Лоутауна и через границу, ему позвонили и сообщили, в какое кафе она вошла.

Он также знал о результатах вердикта. Он знал о том, через что ей пришлось пройти в суде, когда поставили под сомнение её лояльность к нему по сравнению с её лояльностью к своему подразделению. Очевидно, она проделала потрясающую работу, даже несмотря на то, что её разрывали на части в суде, а показания других агентов, включая Бровина и Моргана, позволили просочиться тому, что они назвали её одержимой Кейном. Но он знал, что дело было не только в нём. Дело было не только в Аране. Для Кейтлин это был вопрос справедливости и правильных поступках. Речь шла о том, что она отстаивала идеалы, в которые верила: что подразделение может выполнять хорошую работу. И она хотела доказать, что не все они были испорчены. Она вносила свою лепту в сохранение мира, который мог рухнуть во всей округе. В её глазах это было ограничением ущерба — хотя вряд ли её оппозиция видела это таким образом. Вряд ли кто-то видел, что она верила, что есть те, кого нужно защищать. Что необходимо поддерживать какой-то порядок.

К сожалению, она всегда считала, что этот порядок должен исходить от людей.

Он наблюдал за ней, когда она вышла на тротуар — нерешительная, потерянная, настороженная, — натягивая куртку и закутываясь в шарф. И он последовал за ней, когда она понурила взгляд. Это был не агент Пэриш, прогуливающийся по Блэкторну; это была Кейтлин, лишенная всего своего официального статуса. Это было безответственно с её стороны, наивно и беспечно. Даже глупо. Её было легче всего подцепить на улице. К счастью для неё, уже распространился слух, чтобы её никто не трогал. Что он ещё не закончил.

Он был далёк от завершения.

Он не знал, что заставило её поднять глаза, но, словно инстинктивно, она перехватила его взгляд. Он почувствовал, как его пронзила дрожь. Её прекрасные глаза расширились от смешанных эмоций.

Они могли быть совершенно одни на улице, потому что всё остальное не имело значение в тот момент — в тот момент, когда они снова соединились.

Но Кейтлин не остановилась. Она не отступила. Она не побежала тем же путем, которым пришла. Она оглянулась и продолжила идти по параллельной стороне улицы.

Сначала он подумал, что это была какая-то ловушка, и она определенно была мёдом. Но он наблюдал за ней достаточно долго, чтобы понять, что она была очень одинока. И если бы она занималась тем, что заманивала его в ловушку, она была бы более бдительной, более целеустремленной. Он знал её слишком хорошо, чтобы не распознать признаки того редкого случая, когда её защита была ослаблена. Но опять же, она была единственной, кто мог его удивить. Единственной, кто когда-либо мог застать его врасплох.

Как бы то ни было, она действительно была на его территории — одинокая, доступная и восхитительно уязвимая. И это было то одиночество, которого она явно искала, — наедине с ним. Она знала, что он последует за ней. Ему нравилось думать, что она не осмелилась бы забираться всё глубже и глубже в Блэкторн, если бы подозревала обратное. Потому что он мог так легко оставить её на произвол судьбы, прогуливаться по этим тёмным, захудалым, изолированным улицам. Высокие квадратные каблуки элегантных чёрных туфель «долли», в которых она ходила в суд, слегка цокали по бетону, когда она сворачивала в боковую улочку, подол её скромного серого платья слегка развевался у колен.