Шаг в пропасть - Рут Манчини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вступительная речь прокурора скорее похожа на детективную историю, авторами которой в основном были мы, однако из уст солидного барристера, в очках, парике и мантии, она звучит гораздо лучше. Итак, нам сообщили, что Мэдди предъявила Джерри сообщения, адресованные ее дочери. Джерри попытался вырвать из рук Мэдди телефон. Мэдди дала ему отпор. Джерри ударил ее винной бутылкой. Мэдди упала на землю и уже больше не встала. Джерри запаниковал. Зная, что на крыше нет камер, он поднял Мэдди и сбросил ее бесчувственное тело с края крыши, инсценировав самоубийство в расчете на то, что рану на голове жертвы полиция объяснит падением с большой высоты.
Я слушаю речь прокурора и невольно задумываюсь о том, как удивились бы мы с Хелен, если бы еще в свою бытность школьницами знали, что плод нашего совместного творчества будет инсценирован в Олд-Бейли. И это кажется мне грандиозным. И не то чтобы я гордилась тем, что мы сделали, – отнюдь. Склоненная голова Эмили и ее распухшие глаза возвращали меня к суровой действительности. Мы взяли на себя огромный риск. Нет, покой нам только снится. И когда мы с Хейли выходим из зала суда, то обе молчим – нам не нужны слова, – но я знаю: у нее, как и у меня, внутри все дрожит.
Доводы стороны защиты крайне слабые. Джерри не в состоянии объяснить обмен сообщениями с Эмили и громоздит одну ложь на другую. Когда наступает время вынесения вердикта, подсудимого нигде не видно, а в зале суда становится настолько тихо, что я начинаю гадать, все ли в порядке, поскольку проходит целая вечность, прежде чем из камеры приводят Джерри. Мы ждем несколько секунд, меня охватывает беспокойство, а от волнения немеют руки и ноги. Но вот раздается звук открывающейся двери, до боли знакомое звяканье ключей, и наконец на скамье подсудимых появляется Джерри. Он садится и низко опускает голову. Ему выносят обвинительный приговор по всем пяти пунктам обвинения. Как и во время ареста, Джерри принимает приговор, демонстрируя полное отсутствие чувства собственного достоинства. Спустя три недели он точно так же орет и брыкается, когда его ведут из зала суда в камеру. Я гляжу на его лицо, на выпученные от страха и ярости глаза, и меня переполняет ликование. На обоих судебных заседаниях нас с Хейли разделяют несколько человек, и я не осмеливаюсь посмотреть прямо на нее. Тем не менее наши глаза на короткий миг встречаются, и мы поспешно отворачиваемся.
После окончания суда я обнимаю Хейли, Дэна, Эмили и остальных, а затем бреду дальше по коридору в Большой зал, чтобы вернуть себе душевное равновесие и успокоиться. Как ни странно, мне нравится сидеть здесь, под куполом, где замысловатое сочетание углов и арок завораживает не меньше, чем обволакивающая тебя торжественная тишина. Однако, рискнув нарушить эту суровую тишину, я подношу к уху телефон и негромко говорю Хелен:
– Тридцать три года. И ему придется отсидеть как минимум тридцать лет, прежде чем он сможет подавать на условно-досрочное.
Уже позже юрист из Королевской прокурорской службы сообщил Дэну, что адвокат Джерри посоветовал ему не подавать апелляции, поскольку для этого нет никаких оснований.
– А как там Эмили? – спрашивает меня Сара, когда нам снова удается поговорить.
Я говорю, что теперь Эмили его ненавидит и наверняка не желает больше видеть. Она освободилась от наложенных на нее чар. Теперь она чувствует себя униженной, не понимая, чем Джерри мог ее настолько пленить. Она, естественно, потрясена смертью матери, из-за чего время от времени меня мучают угрызения совести. Но, как я сказала Саре, это самый благополучный исход. Разве нет? Теперь Эмили будет помнить свою мать так, как весь мир помнит принцессу Диану: молодой и красивой. Все лучше, чем смотреть, как мать постоянно тошнит, как она мало-помалу теряет рассудок, страдая от приступов невыносимой боли. В любом случае для Эмили лучше уж так, чем выступить на суде и в результате узнать, что подонку, укравшему ее детство, растоптавшему самоуважение и разрушившему ей жизнь, подобно тому, как в свое время он разрушил жизнь нам с Хелен, дадут не больше пяти лет.
Недавно я стала ходить к психотерапевту. Я, конечно, не рискнула рассказать всю историю, но поняла, что пора поговорить о том, что со мной сделал Джерри, когда мне было четырнадцать. Вынесенный ему обвинительный приговор стал громким завершающим аккордом, тем не менее мою детскую травму необходимо постоянно проговаривать и, тем самым пролечив, оставить в прошлом. Во избежание ненужных ассоциаций я не называю имени Джерри, а просто говорю: он или его. Я говорю о жгучем стыде, который всю жизнь преследовал меня и периодически возникает вновь под влиянием повседневных событий, ошибок, разговоров и столкновений. Психотерапевт твердит, что тут нет моей вины. Что я, естественно, знаю, но мне необходимо это услышать. Мне необходимо, чтобы это услышало мое тело. Поскольку я встретила кое-кого, с кем хотела бы познакомиться поближе. Он актер, останавливавшийся в отеле на Скотт-стрит. Наши глаза встретились над кофейником во время завтрака за шведским столом, мы разговорились и уже не смогли остановиться. В любом случае терапия, похоже, работает, поскольку у нас будет уже третье свидание.
Что касается Мэдди и моих флешбэков, психотерапевт советует представлять не то, как она ударилась о землю, а то, как ее уносят на небо ангелы, и это помогло. И теперь, когда я закрываю глаза, то все равно вижу, как Мэдди падает на тротуар, но чем больше практикуюсь, тем легче мне представить ангелов, уносящих ее в небеса, а оттуда – в космическое пространство, где ее ждет единение со Вселенной.
Недавно Дэн рассказал мне, что Эмили, несмотря на трагические обстоятельства, успешно сдала экзамены для получения сертификата об общем среднем образовании и что они с Рози поступили в театральную студию, где теперь проводят все свободное время. Мне было очень приятно это слышать, и я даже собираюсь провести там на следующей неделе семинар. Более того, до меня дошли слухи, что Эмили нравится один мальчик из той студии. Дэн
