Шестьдесят рассказов - Дино Буццати

Больше всех была возбуждена Виктория:

— Поглядите-ка на этих поганцев: как забегали… Я вам покажу переселение!.. Джорджо, отодвинь комод, там у них, наверное, главное сборище… Вот тебе! Получай! Что, припечатали? А ну, пошел! Не кашляй, дружок! Глянь, и эта шмакодявка туда же… Лапки поднял — хочет драться…

Один из самых маленьких носатиков, совсем еще малыш, вместо того чтобы спасаться бегством, как делали остальные, смело двигался к молодой синьоре, невзирая на смертоносные удары, которые та сыпала направо и налево. Оказавшись прямо под ней, смельчак принял угрожающую позу и выставил вперед лапки. Его носик в форме клюва издал пронзительный и возмущенный писк.

— Ах, стервец! Он еще и скулит… Ты не прочь меня укусить, маленький ублюдок? Вот тебе! Нравится? Ты еще трепыхаешься? Уже и кишки вылезли, а все ковыляет. На тебе! — И она размазала его по полу.

В этот момент тетушка Матильда спросила:

— Кто это там наверху?

— Наверху?

— Кто-то говорит. Слышите?

— Кто там еще может говорить? Наверху только Джандоменико и малыш.

— Нет, это чьи-то голоса, — настаивала тетушка Матильда.

Все замерли, вслушиваясь. Недобитые насекомые заспешили, кто как мог, в ближайшие укрытия.

Сверху действительно доносилась чья-то речь. Один из голосов был глухой сильный баритон. Явно не Джандоменико. И уж конечно, не ребенок.

— Мадонна, воры! — задрожала синьора Эрминия.

Джорджо спросил у тестя:

— Револьвер у тебя с собой?

— Там, там… в первом ящике…

Вслед за баритоном послышался второй голос. Высокий и резкий, он отвечал первому.

Не дыша, Марторани смотрели наверх, куда не доходил свет из прихожей.

— Что-то шевелится, — пробормотала синьора Эрминия.

— Кто там? — попытался было крикнуть Клаудио, собравшись с духом. Вместо крика у него вырвался петушиный хрип.

— Иди зажги на лестнице свет, — сказала ему жена.

— Сама иди.

Одна, две, нет, три черные тени начали спускаться по лестнице. Различить их очертания было невозможно. Тени напоминали дрожащие мешки продолговатой формы. Они переговаривались. Постепенно слова зазвучали отчетливо.

— Скажи-ка, дорогая, — весело говорил баритон с ярко выраженным болонским акцентом, — по-твоему, это обезьянки?

— Малэнкий, мэрзкий, гаткий, проклятый обэзян, — согласился второй голос. Интонации и акцент выдавали иностранное происхождение говорившего.

— С такими-то носищами? — пренебрежительно заметил первый голос. — Разве бывают обезьяны с такими носами?

— Пошэвэливайсь, — потребовал женский голос. — Нэ то этот тфари попрячэтся.

— Не попрячутся, сокровище мое. Во всех комнатах мои братья. А сад уже давно под присмотром!

Ток, ток — словно стук костылей по лестничным ступенькам.

И вот из темноты высунулось что-то вроде твердого, блестящего хобота, метра полтора длиной, с тонкими колеблющимися усиками. За хоботом последовало гадкое, плотное туловище величиной с сундук; оно покачивалось на трубчатых лапах. Рядом спускалось другое чудовище, меньших размеров. Сзади, сверкая панцирями, надвигались остальные.

Это были те самые насекомые, тараканы-ринкоты (или какой-то другой, неизвестный вид), которых только что давили Марторани. Они увеличились до устрашающих размеров, неся в себе демоническую силу.

В ужасе Марторани начали отступать. Из соседних комнат и сада доносился тот же зловещий перестук костылей.

Джорджо поднял дрожащую руку и прицелился.

— Ст… ст… — прошипел тесть. Он хотел сказать «стреляй», но у него свело язык.

Раздался выстрел.

— Скажи, дорогая, — проговорило первое чудовище с болонским акцентом. — Разве они не смешны?

Резко скакнув, его иностранная подруга бросилась в сторону Виктории.

— И этот кадина, — взвизгнула она, передразнивая Викторию, — кочет спрятаться под столом? Китрюга! Это ты забафлялся здэсь с туфлей! Тэбе достафляло удофоствие фидэть нас раздафленными? А бэззакония прифодят тебя ф бэшенстфо, просто ф бэшенстфо?.. Фон оттуда, фон, грязный тфарь! Сэйчас я тэбе устрою!

Она схватила Викторию за ногу, выволокла из укрытия и со всей силы опустила на нее свой клюв.

Он весил не меньше двух центнеров.

53

ЧЕМ ЛЮДИ ВЕЛИКИ

© Перевод. Г. Киселев, 2010

Уже стемнело, когда дверь мрачной темницы отворилась, и стражники втолкнули в нее щупленького старичка с бородой.

Борода была совсем седая и едва ли не длиннее его самого. В тяжелом полумраке узилища она распространяла слабый свет. Это произвело впечатление на заточенных там злодеев.

В темноте старичок поначалу не разобрал, что он здесь не один, и спросил:

— Есть тут кто?

В ответ послышались смешки и ворчание. Затем, по заведенному правилу, последовали представления.

— Марчелло Рикардон, — донесся чей-то хриплый голос. — Кража со взломом.

— Кармело Бедзеда, мошенник-рецидивист, — прогудел как из бочки второй голос.

К ним присоединились другие:

— Лучано Марфи, изнасилование.

— Макс Лаватаро, невиновен.

Раздался взрыв смеха. Шутка удалась на славу: Лаватаро слыл одним из самых свирепых бандитов.

— Энеа Эспозито, убийство. — В новом голосе чувствовалась нескрываемая гордость.

— Винченцо Мутторини, — прозвучало торжественно. — Отцеубийство. Ну а ты, старая блоха, за что попался?

— Я… — протянул новичок. — Сам не знаю. Задержали, потребовали документы, а их у меня отродясь не было.

— Тогда бродяжничество, ха! — заключил кто-то с презрением. — Кличут-то тебя как?

— Кличут?.. Морро, гм… по прозвищу Великий.

— Морро Великий! Ничего себе! — хмыкнул кто-то невидимый из угла. — А не великовато будет имечко? В него таких, как ты, с десяток влезет!

— Верно, — кротко согласился старик. — Только я тут ни при чем. Меня окрестили так в насмешку, а теперь уж ничего не поделаешь. Иногда из-за него мне ой как достается… Однажды… правда, это слишком длинная история…

— Чего уж там, выкладывай! — рявкнул один из колодников. — Нам спешить некуда.

Остальные в один голос поддержали его. В гнетущей тюремной скуке любая новизна — праздник.

— Будь по-вашему, — начал свой рассказ старичок. — Бреду я как-то раз по одному славному городу — не буду говорить какому, — гляжу: огромный дворец. Через ворота так и снуют туда-сюда слуги с разными яствами. Не иначе как торжество какое, думаю я и подхожу ближе, авось на радостях подадут милостыню. Не успел я и глазом моргнуть, как откуда ни возьмись передо мной вырос двухметровый детина и — хвать меня за шкирку.

«Попался, ворюга! — орет. — Вчера этот негодяй украл попону нашего господина. У него еще хватает наглости здесь появляться! Ну, сейчас мы тебе ребра пересчитаем!»

«Мне? — удивляюсь. — Да как же я мог украсть эту вашу попону, если вчера еще был в тридцати верстах от города?»

«Я своими глазами видел, как ты улепетывал с попоной на плече», — отвечает он и тащит меня во дворец.

Я — на колени и взмолился: «Клянусь, вчера я был в тридцати верстах отсюда, а в вашем городе и вовсе впервые. Слово Морро Великого!»

«Что-о?» — вылупился на меня этот ненормальный.

«Слово Морро Великого», — повторяю я.

Он — хохотать.

«Морро Великого? Эй, гляньте-ка на эту вошь! Он называет себя Морро Великим! Да знаешь ли ты, кто такой Морро Великий?»

«Морро Великий — говорю, — это я. А других не знаю».

«Да будет тебе известно, — свирепеет верзила, — что Морро Великий — это наш высокочтимый господин. И ты, бродяга, осмелился присвоить его имя?! Ну погоди же! А вот и он сам».

Так и есть: услышав крики, хозяин дворца самолично спустился во двор. Он был сказочно богатым купцом, самым богатым в городе, а может, и на всем белом свете.

Подходит он ко мне, приглядывается, расспрашивает и смеется: ему забавно, что какой-то оборванец носит его имя. Купец велит слуге отпустить меня, приглашает в свои палаты, показывает прекрасные залы, битком набитые сокровищами, проводит даже в окованную железом комнату, где лежат горы золота и драгоценных камней, велит накормить, а потом и говорит:

«Этот случай, о бедный скиталец, носящий мое имя, тем более поразителен, что и со мной во время путешествия по Индии приключилась точно такая же история. Пришел я торговать на базар, разложил товар, народ столпился и спрашивает, кто я и откуда родом.

— Меня зовут Морро Великий, — отвечаю.

Тут они помрачнели, насупились.

— Морро Великий? Разве можешь быть великим ты, жалкий купчишка? Величие человека — в его разуме. На свете есть лишь один Морро Великий, и живет он в этом городе. Он — гордость нашей страны. А ты, мошенник, ответишь перед ним за свое бахвальство.

Схватили меня, связали и доставили к этому Морро, о существовании коего я и не подозревал. То был прославленный ученый, философ, математик, звездочет и астролог, почитаемый чуть ли не наравне с богами. К счастью, он сразу все понял и, посмеявшись, велел освободить меня. Он показал мне свой кабинет, обсерваторию, созданные его руками изумительные приборы. Под конец он сказал: