Текучая Вода - Густав Эмар

Индеец слушал угрюмо и задумчиво. Угрызения втайне терзали его сердце.

— Мама, — сказала донна Диана, благочестиво опускаясь на колени, как она делала каждый вечер, когда была счастлива. — Вы — святая! Мама, благословите свою дочь!

— О! Будь благословенна! Будь благословенна! Пусть бог услышит мою молитву и освободит от этой ужасной чаши, предоставив ее мне одной!

Молодая девушка поднялась. Ее лицо озарилось святой и чистой радостью. Никогда еще оно не было так выразительно: оно сияло красотой девственниц и мучеников.

— Идем! — сказала она величественным тоном, внушившим уважение даже матери, — не будем заставлять палачей ждать! — И повелительным жестом она указала индейцу на дверь.

Тот, невольно повинуясь, вышел, опустив голову. Обе женщины последовали за ним. Они твердыми шагами спустились с лестницы Теокали, сопровождаемые и предшествуемые толпой мегер и детей, осыпавших их бранью и бросавших грязью в лицо.

Донна Диана улыбалась. Одну минуту она почувствовала, что под ее рукой рука матери дрожит. Она тихо наклонилась к ней и с непередаваемым выражением шепнула:

— Мужайтесь, добрая мама, каждый шаг приближает нас к небу!

Наконец они достигли равнины. На последней ступени лестницы они невольно повернулись назад, чтобы еще раз взглянуть на жалкое убежище, где они так страдали.

Индейские воины, женщины и дети радостными, свирепыми криками встретили прибытие пленниц на равнину.

Олень жестом подозвал несколько воинов, которые окружили пленниц, чтобы охранять их от оскорблений отвратительных женщин, на каждом шагу бросавшихся к ним с длинными и заостренными, как когти пантеры, ногтями.

— Бледнолицым женщинам не должно наносить ран, пока они не будут привязаны к столбу, — сказал вождь, — а то они будут не в силах перенести мучений!

Это соображение показалось справедливым, и мегеры должны были пока ограничиться только самыми скверными ругательствами, какие только могли они придумать.

Говоря так, мажордом, может быть, имел в виду другое: этот жестокий намек скрывал тайное покровительство.

Расстояние до места казни было довольно большим. Обе женщины, мало привыкшие ходить по терновнику, медленно продвигались к своей Голгофе. Наконец, они достигли ее и вступили на поляну.

Сахемы племени, важно усевшись полукругом против столбов для мучений, невозмутимо курили свои трубки. Зловещий кортеж остановился перед ними. Прошла минута мрачного молчания. Олень сделал шаг вперед.

— Вот две бледнолицые женщины! — сказал он голосом, слегка дрожавшим, несмотря на все усилия.

Текучая Вода поднял голову и устремил взгляд на пленниц, в то время как жестокая улыбка скользила по его тонким губам и обнажала его белые, как у ягуара, зубы.

— Хорошо, — сказал он, — как они решили? Принимают они условия, предложенные им советом, или предпочитают умереть?

Олень повернулся к пленницам с невыразимой грустью.

Они презрительно отвернулись.

— Они предпочитают смерть! — сказал он.

— О-о! — воскликнул вождь, — бледнолицые женщины, как красные волки прерии: у них много хвастовства и мало мужества! Пусть они умрут, если хотят этого. Их крики порадуют сердце Бизонов!

Радостный вой сопровождал это заключение. Обе женщины подведены были к столбам.

— Еще есть время, — шепнул Олень на ухо молодой девушке, — спасите себя, спасите мать! Одно слово, только одно, и вы избавитесь от угрожающей вам жестокой казни.

Нет, — отвечала она твердо, — я не спасусь ценой подлости! Моя смерть в руках бога. Он может, если захочет, освободить меня.

— Зови же на помощь твоего бога, безумная гордячка, но поспеши, так как через минуту будет поздно! — с внезапно вспыхнувшей яростью вскрикнул индеец.

Вдруг, как будто бог хотел поразить хулителя, подобно громовому удару грянул залп мушкетных выстрелов, — и около тридцати всадников появились на поляне, испуская грозные крики и нанося кругом удары саблями и ружейными прикладами.

Индейцы, считавшие себя в безопасности, были приведены в ужас этим внезапным нападением, к которому так мало были приготовлены. По случаю праздника даже оружие их было беспорядочно разбросано по поляне.

В первую минуту произошло ужасное смятение: индейцы падали, как слепые колосья, под страшными ударами охотников.

Женщины, наполовину обезумевшие от ужаса, с криками рассыпались во всех направлениях. Однако, некоторые воины отыскали свои копья и организовали сопротивление.

— А! — вскричал мажордом, схватывая на руки донну Диану, — живая или мертвая, ты не уйдешь от меня! — И, подняв молодую женщину как ребенка, он бросился к Теокали.

— Мама! Мама! Ко мне, ко мне, на помощь! — с ужасом вскричала молодая девушка.

Донна Эмилия бросилась на индейца и вцепилась в него, как львица.

Напрасно тот старался освободиться, материнская любовь удесятерила ее силы.

— Держись! Держись! — закричал Оливье, скакавший к ним через трупы.

Олень услышал его крик и понял, что жертва ускользает от него.

— А! — сказал он яростно, — так умри же! — И, подняв нож, он хотел всадить его в грудь девушки, но быстрым, как мысль, движением донна Эмилия бросилась вперед. Нож исчез целиком в ее горле.

— Да будет благословен бог! — вскричала она, цепляясь последним усилием за руки индейца.

В то же мгновение клинок Клари опустился на голову вождя, покатившегося с разрубленным черепом на землю и увлекшего за собой двух женщин. Одна из них была в агонии, а другая в обмороке, но спасенная благодаря самоотверженности матери.

При помощи нескольких товарищей Оливье поднял пленниц.

Сражение было окончено. Команчи бежали, устлав долину трупами и ранеными, которых неумолимые охотники прикончили с холодной жестокостью людей, привыкших к подобным поступкам.

— Э! — сказал Оливье, заметив Текучую Воду, покрытого ранами, в нескольких шагах от себя, — не убивайте его, это старый знакомый!

Охотник сдал донну Диану на руки ее отцу. Дон Аннибал, обрадованный спасением дочери и в то же время опечаленный безнадежным положением жены, всеми силами старался вернуть ее к жизни.

— Прощай, — произнесла слабым голосом донна Эмилия, тихо сжимая руки дочери и мужа, — дочь утешит тебя. Я умираю счастливая, так как своей смертью спасла ее! — И, тихо склонив голову на плечо мужа, она отдала душу богу, пытаясь улыбнуться тем, кого покидала навсегда.

Уже передав донну Диану отцу, Оливье заметил Текучую Воду. Около старого сахема лежал граф Мельгоза с пронзенным бедром.

Вождь, остававшийся до сих пор неподвижным, с закрытыми, как у мертвого, глазами, сделал порывистое движение и поднял руку.