Черные комиссары - Богдан Сушинский

– Но есть хотя бы люди, способные снимать часовых, вступать в рукопашную, стрелять на звук?..

– Вся эта группа сформирована из тех моряков флотилии, чьи тральщики и прочие суда вышли из строя. Обычно мы используем таких резервистов для восполнения потерь на самих кораблях, но тут случай особый. Да еще расчет на то, что десант намечено высаживать ночью.

– Любопытно будет проследить за этой операцией, – сдержанно произнес тогда Гродов, завершая разговор. – Свяжитесь, пожалуйста, со мной, когда она будет завершена.

Утром капитан несколько раз порывался выйти на связь со штабом, чтобы узнать, чем завершилась эта авантюра, но всякий раз почему-то отказывался от этого намерения, все время его что-то сдерживало. Адъютант, сволочной человек, тоже упорно молчал.

– Первый пост передает, что мониторы «Мартынов» и «Жемчужин» проследовали мимо мыса, – доложил Булгар, который по-прежнему исполнял обязанности адъютанта и телохранителя. – Идут на Измаил, на борту скопления «пассажиров» не замечено.

– Значит, они все-таки решились на десант, – удивленно искривил брови комбат. – Странно…

– Что тут странного? – парировал Булгар. – Может, вам стоит попросить штаб, чтобы эти суда помогли нам артиллерией? Румыны только что получили пополнение и снова готовятся идти в атаку.

– Странно, что мониторы так быстро вернулись. Они что, решились оставить десант без своей поддержки, положились на пушчонки каких-нибудь двух-трех бронекатеров?

– Какого… десанта? Что, опять намечается?..

– Это вопрос не к тебе, старшина, – резко прервал его комендант. – Иногда я размышляю вслух, привыкай к этому.

– Есть, привыкать.

Капитан тут же позвонил в штаб, однако адъютант командующего, который сразу понял, что именно интересует командира десантников, попросил позвонить минут через двадцать.

«Ясно, – оправдал его неспешность капитан, – сначала хочет поговорить с командирами мониторов, чтобы знать реальное положение вещей».

Адъютант позвонил только через час, когда Гродов находился на НП роты старшего лейтенанта Кощеева, на позиции которой румыны как раз и нацеливались. Вчера, по просьбе коменданта, Мищенко, уже зарекомендовавший себя как снайпер, устроил проверку на меткость всех тех бойцов, которые в своих взводах считались лучшими стрелками. Отобрав девять самых метких из них, мичман сформировал отделение «дунайских стрелков», которое Гродов теперь перебрасывал с позиции на позицию, как только где-то появлялась опасность прорыва.

Вот и сейчас… Позиции румын находились метрах в ста и, как только они вышли из окопов, в бой вступила группа Мищенко, притом что остальные бойцы хранили спокойствие, экономя патроны. В течение каких-нибудь двух-трех минут десятка этих стрелков так проредила ряды атакующих, что на подходе к окопам моряков, уцелевшим не оставалось ничего иного, как залечь и ползком пятиться к своим окопам. Однако до них еще тоже нужно было доползти, поскольку «дунайские стрелки» дело свое знали.

Как и в прошлый раз, командир роты Кощеев порывался поднять бойцов в контратаку, чтобы, как он выражался, окончательно «втоптать» противника в землю, но и на сей раз капитан прокричал свое властное «Отставить! Работают только снайперы Мищенко!».

– Но ведь мы могли заставить румын подняться, навязать им штыковую и на их спинах ворваться в окопы, – возмутился Кощеев сдержанностью коменданта.

– Как только ты поднял бы своих бойцов, их ждали бы три пулеметных ствола, которые остались в своих гнездах, – охладил его пыл Гродов. – Цепи румын не настолько густы, чтобы их пулеметчики не могли вести огонь.

– И потом, ворвался бы ты в какую-то часть окопов противника… Что дальше? Из штаба флотилии уже сообщили, что в район Тульчи «по наши головы» переброшено до шести тысяч румынских вояк.

– Значит, все-таки зауважали?

– Противник в самом деле зауважал нас. Вот если бы так же нас уважало командование, поскольку уже ясно, что ни одного бойца в подкрепление мы не получим.

– Но через пару дней от моей роты останется только название.

– Именно поэтому тактика наша остается неизменной: «Беречь бойцов и держать позиции». Мы свое уже отгеройствовали, пусть теперь геройствуют румыны, в конце концов, это их земля.

Как раз в это время и ожил телефон. На проводе был сам командующий.

– Погиб наш десант, капитан береговой службы, – оставался контр-адмирал верным своему правилу называть его только так, как это и было положено – «капитаном береговой службы». Негромкий, усталый голос его при этом откровенно дрожал.

– Такое случается: десанты иногда гибнут, – воспользовался его паузой капитан, стараясь не провоцировать на подробности, которые он вполне мог узнать от адъютанта.

– Обиделся, что сформировали группу без тебя и твоих десантников? – уловил его настроение контр-адмирал.

– Всего лишь подумал о том, что тогда сама высадка могла бы оказаться более удачной.

И хотя Гродов снова, из деликатности, не стал интересоваться подробностями сегодняшней операции, командующий уже не мог удержаться от того, чтобы не излить душу.

– Тут вот какое дело, капитан. С самого начала все почему-то пошло не так, как мы планировали. Из-за разных обстоятельств, вместо ночного десантирования, высаживать бойцов пришлось на рассвете. Но румыны уже были начеку. С первых минут боя оба бронекатера попали под артиллерийский и пулеметный огонь. Командир бронекатера номер 134, который должен был высаживать первым, увлекся маневрированием и посадил катер на мель, где тот, превратившись в беззащитную мишень, сразу же загорелся. Другой бронекатер попытался прийти ему на помощь, но, получив повреждения, тоже загорелся[55]. А в результате всего этого кавардака рейдировавшим неподалеку мониторам удалось спасти лишь немногих десантников. За берег никто из них так и не зацепился, плацдарма создать, естественно, не сумели. Словом, после доклада об этой операции я с душевным замиранием вспоминал о том, как мы захватывали плацдарм на мысе Сату-Ноу. Считаю, что когда-нибудь подробности этого десанта будут изучать в военных училищах, в виде классического образца подобных операций.

– Если для вас важно мое мнение по этому поводу, то скажу, что возражений не последует, пусть изучают. Хотя вынужден признать, что на войне случается всякое.

– О твоем рисковом рейде в тыл противника мне тоже доложили, капитан. Поражает то, что, находясь с горсточкой бойцов на земле врага, ты ведешь себя так, как способен вести себя только хозяин положения. Не выживаешь, а диктуешь свои правила войны. Это всегда важно.

– Просто считаю, что если уж взялся за оружие, то воюй, в любой ситуации оставаясь солдатом, – проговорил комендант, прислушиваясь к настораживающему затишью, наступившему после очередной захлебнувшейся атаки румынской пехоты.

– Ты неминуемо задашься вопросом, почему я так долго и не по-командирски говорил с тобой? Да потому, что в том оглушительном потоке сообщений со всех фронтов о поражениях и отступлениях наших войск, хочется остудить душу хотя бы глотком надежды и уверенности. Словом, теперь вся надежда на тебя, Гродов.

– Понял. Уже готов приступить к выполнению. Когда намечена следующая высадка?

– Десантов больше не будет, капитан береговой службы.

– Только потому, что не удался предыдущий? Не стоит расстраиваться. Подберу ребят, отработаем тактику…

– Так или иначе, а к морю флотилия вынуждена будет прорываться с боем. Ситуация меняется с каждым часом. Теперь уже ясно: даже если нам и удалось бы захватить плацдарм в районе Вилково, у той же Переправы…

– А мы его обязательно захватили бы… – непочтительно перебил капитан старшего по званию.

– Все равно, – простил ему эту выходку контр-адмирал, – у нас нет больше сил, чтобы сколько-нибудь долго удерживать еще один плацдарм. Стрелковый корпус Егорова не даст нам больше ни одного бойца. Одесса сама готовится к затяжным боям под своими стенами, Севастополь чуть ли не каждый день бомбят. Так что план действий у нас теперь краткий. Сначала прикрываем отход от реки частей 14-го корпуса, а затем уходим сами, уводя с собой все, что только способно держаться на плаву.

Гродов задумчиво посмотрел на появившегося в блиндаже командира отдельной роты морских пехотинцев Кощеева. Тот вопросительно вскинул подбородок, мол, что там слышно?

– Но тогда возникает вопрос: а сколько нам самим еще нужно продержаться «на плаву» здесь, на плацдарме Сату-Ноу?

– В ночь на семнадцатое отправляем с конвоем все вспомогательные суда, в ночь на девятнадцатое – уходит весь основной боевой состав флотилии. Но, если до этого времени твой десант не продержится, уходить будет очень сложно. Нас будут расстреливать буквально в упор.