Любви хрустальный колокольчик - Елена Ярилина

— Скажи, ты действительно считаешь меня сумасшедшей?

Он мне стал эмоционально объяснять, какую смертельную угрозу представлял Бек для меня, но это было все не то, и я опять прервала его:

— При чем тут Бек? Он меня совсем не волнует. Ответь — ты, именно ты на самом деле считаешь, что я сошла с ума?

Он пристально посмотрел мне в глаза, чуть помолчал и ответил:

— Не больше, чем кто-нибудь другой. Сейчас все сумасшедшие, весь мир словно обезумел.

Не могу сказать, что я была согласна с ним, но такой ответ меня более-менее устраивал, и я закрыла глаза. Павел понял, что разговаривать сейчас со мной нет никакого толку, и отцепился, опять принялся за водку, изредка перебрасываясь словом с невидимым мне собутыльником. Кажется, они кого-то ждали. Я их не слушала: вернулась мыслями к Володе, но уже не звала его, а просто вспоминала.

Но передышка уже закончилась, по коридору опять затопали, в дверь нетерпеливо и громко постучали, Павел лениво отозвался, и кто-то вошел. Вся лень с Павла разом слетела, он оглядел вошедших, усмехнулся и перевел взгляд на меня, я поняла, что происходящее меня как-то касается, и обернулась посмотреть. В этом дурном фильме было много похожих эпизодов, опять двое держали человека в наручниках, но на этот раз им был Виктор. Сознание упорно отказывало признавать реальность происходящего, и я тупо подумала, глядя на него: кто же будет в третий раз? Павел что-то негромко и раздраженно буркнул, и наручники с Виктора сняли. Несколько мгновений Павел с нехорошей улыбкой изучал гостя, потом вдруг сделал приглашающий жест. Виктор шагнул, но как-то неловко, зацепился за что-то ногой и неудобно сел, почти упал на диван, причем на то самое место, где еще так недавно сидел сам Павел и где еще была видна его кровь, впитавшаяся в кожу дивана.

Виктор зашевелился, поудобнее устраиваясь. Сидел он очень близко, но не обращал на меня ни малейшего внимания. Павел отчего-то развеселился и, продолжая разыгрывать радушного хозяина, предложил гостю водки. К моему величайшему удивлению, тот согласился. А меня еще ругал, когда только заикнулась о вине! Достали стопку, разлили, и Виктор мгновенно выпил, провозгласив тост: за присутствующих. Все это мне не нравилось, и я поморщилась от его фальшивой патетики.

Оказывается, Павел зорко следил за мной, потому что тут же спросил:

— Почему это ты, интересно, морщишься, что тебе вдруг не понравилось? Ведь это как-никак твой любовник, не правда ли?

При этих словах Павла Виктор медленно повернулся, как-то искоса и, мне показалось, недружелюбно посмотрел на меня, словно даже и предположить не мог, что я могу здесь оказаться, и только теперь заметил. Отметив про себя весьма неважные актерские данные у обоих, вслух я сказала совсем другое:

— Можно подумать, что ты в этом сомневаешься. Но меня интересует совсем не это. Я никак не могу понять: почему ты сегодня весь день разыгрываешь ревность?

— Жень, ты неисправимая выдумщица. С чего ты, скажи на милость, взяла, что это розыгрыш? Сама должна видеть — мне сейчас совсем не до игр, того и гляди, кто-нибудь возьмет за жабры! Так и любовничек еще твой свалился на мою голову, ходил здесь, вынюхивал. Короче, одни неприятности кругом, а у тебя на уме только игры.

— Ну, то, что у тебя неприятности, я очень даже чувствую, особенно на своей голове, поскольку ты своими неприятностями щедро делишься с окружающими. Что же касается моих якобы фантазий и склонности к игре, то не притворяйся хотя бы сейчас. Никогда в жизни ты меня не ревновал, и никогда тебя не интересовало, с кем я сплю. Я даже думаю, ты настолько всегда был ко мне безразличен, что если бы вдруг в самый разгар нашего медового месяца ненароком обнаружил, что я тебе изменяю, то только бы посмеялся от души. Естественно, я ничего такого не делала, я говорю это просто для того, чтобы ты прекратил разыгрывать из себя Отелло.

Павел решил все перевести в шутку и рассмеялся, не слишком весело, впрочем. Виктор, наоборот, нахмурился еще больше.

— Ну, повеселились, и хватит, — подвел только ему понятные итоги Павел и резко повернулся к своему непрошеному гостю. — А вот теперь я готов услышать причину твоего о-очень даже странного появления здесь.

Интонация Павла, который вроде бы начал весело, теперь была откровенно угрожающей, но Виктор и бровью не повел. Вообще сделав вид, что он очень занят и ему не до таких пустяков, как чьи-то вопросы, он подцепил вилкой закуску и потащил в рот. Прожевал не спеша, а потом той же вилкой ткнул в мою сторону и коротко пояснил:

— Она! — и как ни в чем не бывало продолжил свою трапезу, можно было подумать, что он год не ел.

Такой ответ Павла очень развеселил.

— Она, говоришь? Что-нибудь подобное я и ожидал от тебя услышать. Но должен тебе заметить, что это не очень умно придумано. Может, назовешь какую-нибудь другую причину? Нет? Ну хорошо, тогда объясни мне, зачем она тебе нужна? Только очень тебя прошу, ну просто о-очень, не надо говорить о любви, я уже давно вышел из подросткового возраста, чтобы слушать об этом.

— Слушай, а между нами, оказывается, много общего. Я тоже хочу задать тебе тот же самый вопрос: зачем она тебе? И при ответе прошу учесть, что я также давно вышел из подросткового возраста.

Этот, казалось бы, вполне невинный обмен репликами настолько взвинтил меня, что я встряла в их разговор:

— Господа! Ну что вы спорите? Можно просто разыграть меня в карты или же принять соломоново решение, и тогда каждому достанется по половинке.

Сама не знаю, почему я так сказала, мне было сейчас совсем не до шуток, но их разговор пугал меня. Мне казалось, что в любую минуту может произойти взрыв эмоций, чреватый самыми нехорошими последствиями, и я, как могла, старалась предотвратить его, разрядить обстановку. Но моя жалкая попытка не удалась, оба посмотрели на меня так, словно жалели, что я не родилась немой. А я вдруг только сейчас обратила внимание, что собутыльник Павла, сидевший в другом кресле, куда-то исчез. Может быть, его и не было вовсе, а Павел пил один и разговаривал сам с собой? Но нет, кто-то же ему отвечал, видимо, этот кто-то так тихо ушел, что я и не заметила. Задумавшись, я пропустила какую-то важную часть разговора, потому что когда вновь обратила на них внимание, то оба сидели крайне напряженные и сверлили друг друга недобрыми взглядами. Тут вдруг Павел достал откуда-то пистолет или револьвер, не знаю точно, как эта штука называется, но выглядела она достаточно зловеще, я вздрогнула. Павел направил оружие на Виктора и спросил почти ласково:

— Может быть, этот аргумент на тебя повлияет?

Я поняла, что дела наши, как я и боялась, зашли в тупик, хотела вмешаться и сказать хоть что-нибудь, но не смогла вымолвить ни звука, речь опять покинула меня без всякого предупреждения, оставив меня безгласым манекеном.