Оплот добродетели - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Думаете, знал?
– Вряд ли. Он ведь обычный аммару, владелец земли и дела. И род наш не так чтобы знатен… просто… повезло.
– Кому?
– Отцу. Он разместил мое фото на сайте и получил приглашение от старшего евнуха, а там… – она прищурилась. – Не думайте, у меня была возможность отказаться.
– Но вы согласились?
И почему это обстоятельство настолько задевает Тойтека? Будто и вправду есть ему дело до… а есть оно? В конце концов, миры и вправду разные. И обычаи у каждого свои.
– Почему бы и нет?
– Но…
– В любом случае рано или поздно мне пришлось бы оставить дом отца. И как знать, разрешил бы мне муж заниматься хоть чем-то, кроме вышивки. На Ах-Айоре не так много занятий считаются приличными для женщин. Нет, камнями меня бы не побили, но… – она повела плечом и бросила взгляд на планшет. Кивнула, убеждаясь, что процесс идет своим чередом. – Про Данияра говорили много всякого, но все сходились на том, что женщин своих он балует. Некоторые полагали, что чрезмерно. А его решение дать гарему свободный доступ в инфосеть когда-то наделало много шума. И я подумала, что почему бы и нет? И роду польза, и я сама… если вдруг не уживусь, всегда найду способ вернуться домой. Честно говоря…
Ей шла вот такая улыбка, слегка лукавая, показывающая, что вовсе не так уж проста эта женщина.
– Я изначально и рассчитывала вернуться. Думала, год побуду, чтобы не было урона родовой чести, а там… глупый детский план, но я ведь была уверена в своей гениальности. Казалось, не так и сложно затеряться среди двух сотен красавиц, которым куда нужнее войти в число одару, чем мне. А там…
Она замолчала.
И молчала долго, согреваясь о крохотную чашку с черным напитком.
– Меня было бы весьма непросто выдать замуж во второй раз. Это не принято. Одно дело, если бы Данияр подарил кому-то жену, это большая честь. И совсем другое, если бы мужа нашел род. Это как… не знаю, сомнения выразить, что Данияр был в достаточной мере хорош, что вина в моем уходе лежит на нем…
– То есть вы рассчитывали…
– Отделаться малой кровью, кажется, так принято говорить.
– Но не вышло?
Процесс затягивался.
И кофе закончился. А просить добавки было как-то неудобно, как и прерывать размышления странной этой женщины.
– Нет… гарем не так просто устроен, как кажется. На самом деле они возникли для защиты женщин. Это не только наложницы с одару и женами, но и родственницы, оставшиеся без мужа или вовсе не вышедшие замуж, ближние и дальние, жены друзей с их детьми, если получается, что о них больше некому позаботиться, старухи, лишившиеся дома, многие посторонние люди, связанные лишь зыбкими нитями родства. И каждому находится дело. И каждый желает подняться выше, ибо и там люди не перестают быть собой.
Она продолжала рисовать на стене знаки, понятные лишь ей. И Тойтек, не отрывая взгляда, следил за движениями тонкого пальца, понимая, что не поймет, что не прочтет, но все же не находя в себе сил отвести глаза.
– Так получилось, что я из нижайших джарийе, женщин, лишь удостоенных чести переступить порог гарема, но не представленных еще хозяину его, стала одару. Меня сочли в достаточной мере умной и миловидной, чтобы представить Данияру…
Теперь в ее улыбке виделась печаль.
– Интриги… моя служанка желала подняться выше в иерархии слуг, евнух-аши, поставленный следить за новенькими, тоже хотел сделать карьеру, а потому и старался…
– Вы…
– Не скажу, что была рада, но и не скажу, что пришла в ужас. Данияр… интересный человек. Как ни странно… – Заххара пожала плечами, будто факт сей до сих пор ее удивлял. – Помню, я долго думала, как отвратить его от себя, сделать так, чтобы первая встреча осталась последней. И заговорила о правах женщин.
– А он?
– Он поддержал разговор. И тогда я еще не понимала, почему Некко смотрит на меня так насмешливо. Она-то хорошо знала его характер. Данияр избалован, конечно, но… он неплохой человек.
Быть может, и так, но сейчас Тойтек испытывал странное желание сказать гадость. Вот никогда-то прежде в душе его не появлялось подобного рода желаний, а тут…
Ревнует?
Кого?
Чужую женщину, с которой Тойтек и знаком-то пару часов. Это просто… обстоятельства. Конечно. Близость смерти вызывает выброс адреналина, да еще и стимуляторы, вот в совокупности и получается, что Тойтек чувствует то, чего никогда, как ему казалось, он прежде не чувствовал.
И тянет… на странное.
– А вы… – он поерзал, раскачивая треклятое кресло, которое вдруг в одно мгновение возненавидел, поскольку именно оно и делало Тойтека жалким и ничтожным в женских глазах. – Никогда… не ревновали?
– Я – нет.
– А…
– Некко привыкла. Хотя, кажется, что-то меняется, – Заххара поднялась и повернула браслет. – Жизнь не стоит на месте. И это хорошо. Наверное.
Тойтек с ней согласился. И чашку поставил на поднос. Развернул планшет, убеждаясь, что цикл пусть и медленно, но близится к финалу. Наверное, надо было что-то рассказать в ответ, время еще имелось, вот только… что он мог сказать?
Его собственная жизнь, если подумать, была до отвращения обыкновенна и даже скучна.
Учеба.
И снова учеба. Опять учеба. Не по принуждению, но из желания доказать матери, что он, Тойтек, вовсе не бездарность, что пусть не способен он сочинять стихи или писать картины, но… потом уже из любви к самому процессу.
Или к себе?
Именно знания делали его уникальным. А Тойтеку нравилась эта вот собственная, тщательно взращиваемая им уникальность. И казалось, что нет в ней ничего дурного, как и в легком снобизме, который… исчез?
Вряд ли. Скорее, отступил. Временно.
– Вы как себя чувствуете? – спросила Заххара, отвлекая от лишних мыслей.
– Неплохо. А что?
– Здесь, – она наклонилась и коснулась щеки, и прикосновение это заставило замереть. А черные глаза оказались вдруг совсем рядом. И не только глаза. – У вас пятно…
– Плохо, – Тойтек сглотнул. – Вторая стадия… но… если постараемся, мы успеем.
А она так и не поцеловала.
Казалось, что еще немного, и… но нет. Во-первых, она принадлежала другому мужчине. Во-вторых, какая женщина в здравом уме снизойдет до калеки?
Заразного.
Смертельно больного.
И все-таки калеки.
– Мы постараемся, – она отодвинулась, но взгляда не отвела. – И все… получится.
Наверное.
Или нет.
Данияр знал,
