На веки вечные - Александр Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Больше всего во время процесса поразило отсутствие у подсудимых и намека на раскаяние, на пусть запоздалое, но сострадание к миллионам убитых и замученных по их приказу людей… Но несмотря на это, возмездие не было нашей самоцелью. Мы, подводя черту под тем ужасом, что пережил мир по их вине, мечтали создать новый, гуманный уклад жизни человечества».
Бенджамин Ференц, обвинитель от американской стороны на судебных процессах по преступлениям нацистских «зондеркоманд»Глава XXII
В чистый понедельник
Гектор сообщает, что гробы были доставлены в концлагерь Дахау и сожжены в тамошнем крематории, потом пепел ссыпали в жестяные урны. Их отвезли к мосту Мариенклаузен через канал неподалеку от Мюнхена и вытряхнули в воду…
Генерал Филин слушал доклад Реброва о событиях прошедшей ночи молча. Перед ним на столе лежали фотографии с места казни.
– А когда там появилось тело Геринга? – спросил он.
– Его принесли туда же на носилках, когда все уже было кончено. Носилки положили между виселицами, чтобы все могли убедиться, что Геринг мертв, а не сбежал…
– Как же он умудрился столько времени прятать яд? Их же обыскивали ежедневно. Перетряхивали все…
– Объявлено расследование, создана комиссия, ведутся допросы… Эндрюс уже назвал главными подозреваемыми каких-то немецких рабочих, что-то там делавших в тюрьме. Думаю, чтобы отвести подозрение от своих подчиненных…
– Ну, это понятно… Хотя мне, честно говоря, наплевать, как он отправился на тот свет, – отодвинул от себя фотографии Филин. – Главное, что отправился.
– А вы знаете, какой сейчас самый ходовой товар на здешних рынках? – усмехнулся Денис. – Веревки, на которых вешали! Сержант Вуд в награду за свои труды выпросил у полковника Эндрюса эти самые веревки и начал ими торговать. Причем кусками – длинными, поменьше и совсем короткими, в зависимости от того, кто сколько заплатит.
– Не удивлюсь, если скоро в продажу поступит и прах. Причем в развес. Ладно, Денис, будем считать, что наши дела в Нюрнберге закончены. Пора с ним прощаться.
Через полчаса Ребров сидел за столиком в углу пресс-бара, где было совсем малолюдно. Журналисты торопливо разъезжались. Он уже собирался уходить, когда неожиданно ввалилась веселая компания, в центре которой была Пегги. Рядом с ней сверкал своей вечной американской улыбкой Крафт.
– Бог ты мой, Денис, что вы такой кислый? – завопила Пегги, бросаясь Реброву на шею. – Все закончено! Какое счастье, что я больше не увижу этих рож, не услышу их постные голоса, уверяющие, что они ничего не знали! Нет, теперь меня долго не заманишь в Германию!
– Пегги, детка, – прервал ее Крафт, пожимая Реброву руку, – ты же хотела сообщить нашему русскому другу что-то очень важное?
– Важное? Не помню… Эта чертова казнь отшибла мне мозги!
– Ну, давай, Пегги! Очнись! Вспомни – Париж…
– Господи, какая я балда! – Пегги довольно звонко хлопнула себя по лбу. – Денис, ведь я была в Париже, делала интервью с Марлен Дитрих, было это в понедельник, и встретила… Ирину.
Ребров почувствовал, что на месте сердца у него вдруг образовалась огромная пустота.
– Да-да, нашу милую княжну… Я сказала ей, что, возможно, увижу вас, и спросила, не надо ли что передать?
Она сказала: только два слова. Чистый понедельник. Да-да, именно – чистый понедельник… Не знаю, что это значит! Говорят, для русских в этом скрыт какой-то особый смысл?
– Пегги, тебе этого не понять, – снисходительно сказал Крафт. – Чистый понедельник – это первый день Великого поста в православии. В этот день верующие стараются бороться с греховными страстями. Очищают себя.
– Господи, Алекс, а ты откуда это знаешь?
– Я несколько лет жил рядом с русской семьей – они мне все объяснили.
– Но это еще не все! Здесь работал переводчиком барон Розен. Помните такого? Павел Розен? Во французской делегации? Так вот он… повесился!
Пегги удивленно пожала плечами.
– Да-да, повесился. Мне сказали, от угрызений совести… Он совершил какой-то ужасный поступок и с ним его русские друзья перестали разговаривать. Ох уж эти русские! Повеситься после войны, когда все веселятся и танцуют…
Ребров, у которого теперь было одно желание – остаться одному, встал.
– Мне пора, друзья. Жаль, если мы больше не увидимся.
Пегги, умница Пегги, только обняла его. Потом Ребров пожал руку и отправился прочь. Надо было скорее выбраться из этого сумрачного здания, где навсегда сломалась его жизнь.
Денис шел по пустому плохо освещенному коридору, и вдруг откуда-то появился человек, шагающий ему навстречу. Он сразу узнал его – это был тот самый молодой помощник немецкого адвоката слишком похожий на истинного арийца с фашистского плаката.
Они неотвратимо сближались, глядя прямо в глаза друг другу. И было очевидно, что это взгляды врагов, непримиримых, беспощадных. Врагов навсегда.
ПостскриптумЗнаменитый немецкий философ, психолог и психиатр Карл Ясперс призывал немцев к «обвинению изнутри». Но его призывы не желали слышать.
Пока готовился и шел Нюрнбергский процесс, дискуссии о нацизме и проблеме вины продолжались, но после его окончания в условиях разгоравшейся холодной войны и раскола Германии, эти дискуссии фактически прекратились. Немцы не хотели вспоминать о недавнем прошлом и отвечать на «проклятые вопросы»:
Была ли нацистская диктатура продуктом германской истории или же воплощением абсолютного разрыва связей с традициями прошлого, неким «особым» путем развития?
Можно ли было предотвратить установление нацистских порядков в Германии?
Кто несет ответственность за утверждение режима, за его преступления?
Почему стала возможной массовая поддержка немцами преступного государства?
Эпилог
Весной 1959 года в Восточном Берлине в здании госбезопасности ГДР проходило совещание представителей спецслужб стран социалистического лагеря, на котором говорили о борьбе с нацистским подпольем, которое действовало во многих странах, на разных континентах.
В темном зале на экране одна за другой возникали фотографии тех, кого искали уже много лет. Фотографии военных лет сменялись сегодняшними, звучал закадровый комментарий.
– Самый известный диверсант рейха оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени. Был арестован американцами 15 мая 1945 года. После многочасовых официальных допросов и тайных бесед американский военный трибунал оправдал его. Очевидно, в ответ на предоставленные сведения. Затем Скорцени арестовали в ходе процесса денацификации и поместили в лагерь для интернированных лиц в Дармштадте. Из лагеря он бежал при таинственных обстоятельствах… По некоторым данным бежать Скорцени помог бывший член его диверсионной группы Олаф Тодт…
На экране появляются фотографии Олафа разных лет, в том числе и сделанные во время Нюрнбергского процесса.
– Во время Нюрнбергского процесса Тодт действовал в роли помощника одного из адвокатов, вел двойную игру. Тесно контактировал с американскими спецслужбами и в то же время помогал своим бывшим сослуживцам скрываться от ответственности. В частности, есть основания считать, что он причастен к самоубийству Германа Геринга, которое помогло тому избежать петли…
Денис Григорьевич Ребров, сидевший на первом ряду, задумчиво смотрел на Олафа Тодта времен Нюрнбергского процесса.
– После Нюрнбергского процесса Олаф Тодт стал сотрудником западногерманской разведки. Одновременно, согласно сведениям израильского Фонда Симона Визен-таля, оказывал содействие руководимым Отто Скорцени тайным организациям «Братство», «ОДЕССА», «Паук». Благодаря этим организациям сотням бывших эсэсовцев удалось бежать и уйти от ответственности.
В дверь зала заседаний протиснулся молодой советский офицер в штатском, подошел к Реброву.
– Товарищ генерал, вас к телефону. Лично вас. Очень срочно.
Ребров кивнул. У входа в зал дежурный немецкий офицер протянул ему трубку.
– Генерал Ребров. Слушаю.
– Денис Николаевич, это генерал Свистун говорит. Тут нам позвонили с контрольно-пропускного пункта рядом с берлинским автобаном… Говорят, у них объявился мужчина, который заявляет, что он советский разведчик. Может, подошлете кого, пусть взглянет…
– Имя он не назвал?
– Нет. Просит о встрече с представителями нашей разведки.
– Хорошо. Я сейчас сам подъеду…
У контрольно-пропускного пункта на границе с Западным Берлином Реброва встречал немецкий офицер-пограничник.
– Я – генерал КГБ Ребров, – представился Ребров, выйдя из машины. – Где мужчина, о котором вы сообщали?
– Он завтракает. Прошу…
Ребров распахнул указанную ему дверь. В небольшой комнате за столом сидел заросший щетиной человек и с аппетитом пил кофе с бутербродами. Этого человека Ребров узнал сразу. Его трудно было не узнать. За прошедшие тринадцать лет он почти не изменился.
