Насмешка Купидона - Алекс Джиллиан

— К сожалению, необходимость, — нехотя отвечает Эби, поставив пустую бутылку на стол. — Я использую линзы, когда выхожу на улицу, но дома мне удобнее в очках.

— Что случилось? — нахмурившись, задаю пропитанный беспокойством вопрос, повернувшись к Эби и опираясь на локоть. Она смотрит пред собой, нервно теребя узел на поясе халата.

— Последствия кровоизлияния в мозг, гематома задела участок, ответственный за зрительные рецепторы. И лазерная коррекция, к сожалению, невозможна. На самом деле мне повезло, все могло быть гораздо хуже. Частичная парализация или даже смерть, — ровным голосом сообщает она.

— Ты оптимистка, — печально ухмыляюсь я.

— Да, — кивает Эби. — Иначе меня бы здесь не было. Я действительно оптимистка. Мне сделали больше десяти операций, и только одна закончилась не совсем удачно. Давление скакануло, и произошел небольшой бум, — она улыбается через силу и поясняет: — В мозге.

— Сейчас ты в линзах? — спрашиваю я. Эби встречает мой взгляд и отрицательно качает головой.

— И я вижу тебя, Джером, — со скрытым сарказмом произносит она. — Не нужно делать такое трагичное лицо. В моей жизни случалось кое-что и похуже. И в твоей тоже.

— Если бы я не оказался в вашей семье, никто бы не пострадал, Эби, — внезапно признаюсь я. — На мне лежит косвенная вина за все, что произошло с нами.

— Неправда, — резко отрицает она. — Если бы не ты, я бы утонула еще в раннем возрасте в бассейне отеля на Бали.

— Тебя спас бы отец. Просто у меня реакция оказалась быстрее.

— Почему ты постоянно отрицаешь то хорошее, что я в тебе вижу, — недоумевает Эби, а я понятия не имею, что хорошего она может видеть во мне сейчас.

— Это только подтверждает тот факт, что у тебя проблемы со зрением, — с горькой, как ростки полыни, иронией отвечаю я.

— Я знаю тебя с детства, — возражает Эби.

— И это одна из причин, по которой нам не следовало заниматься сексом. Я чувствую себя извращенцем.

— Знаешь, звучит оскорбительно, — тихо произносит она. Ее печальный взгляд блуждает по моему лицу. Она тоже поворачивается на бок, подпирая голову ладонью. Между нами низкий столик и пара пустых бутылок, и тарелки с крошками от пиццы, и бесконечная бездна неразрешимых проблем.

— У тебя был секс с другими женщинами в течение этой недели? — задает она неожиданный вопрос. Не хочу даже гадать, что чертовку сподвигло на то, чтобы озвучить его.

— Это важно? — уточняю уклончиво.

Эби настойчиво смотрит мне в глаза, и я в который раз отказываюсь разбираться в запутанных логических схемах, выстраивающихся в ее хорошенькой голове.

— Если спрашиваю, то да, — кивает она.

— Хорошо, — вздыхаю, чувствуя себя глупо. Как школьник на ковре у директора. — Были.

По девичьему лицу пробегает тень, но она не отводит глаза. И я тоже. Пропасть становится шире и глубже.

— Сколько?

— Эби, — резко говорю строгим тоном. Она хмурится, на щеках горит румянец, но не собирается отступать. Капитуляция не про Эби Спенсер…

— Сколько? — настойчиво повторяет она.

— Две. Нет… — сбиваюсь, пытаясь восстановить в памяти события безумной недели. — Три.

— Отлично, — разочарованно выдыхает Эби и переворачивается на спину, уставившись в потолок.

— Что это еще значит? — хмуро спрашиваю я.

— Я не хочу с тобой разговаривать. Ты мне неприятен. Я ненавижу бабников и мужчин, не способных держать свои яйца в одной лузе, — назидательным тоном практически отчитывает меня Эби.

— Чего? — теряю дар речи от выплеснутой наглости.

— Поэтому я ненавижу бильярд. Слишком много луз и шаров. Я за моногамию, Джером. А тебе стоит повзрослеть.

— В тебе говорит обида за то, что твое предсказание: «ты не захочешь другую после меня» — не сбылось.

— Я не обижена, и я не ревную. Ревнуют неудачники и неуверенные в себе люди. А мне противно. И я злюсь на себя гораздо больше, чем на тебя, Джерри, — равнодушно сообщает Эби свою позицию.

— Я ненавижу, когда ты так меня называешь. Мне не шестнадцать, и я не чертов персонаж из диснеевского мультфильма, — раздраженно бросаю я. Сам не знаю почему, но ее слова уязвляют мое самолюбие и затрагивают что-то еще, заставляя искать себе оправдания и не находить.

— Уже в одиннадцать лет я знала, что это будешь ты, — неожиданно делает заявление Эби, производящее эффект сродни удару электрошокером. — А то, что люблю тебя совсем не так, как Гектора, поняла гораздо раньше. Может быть, еще в тот момент, когда ты вытащил меня из бассейна. Я ходила за тобой по пятам, изводя своим навязчивым вниманием, а ты был таким… терпеливым и заботливым. Тебе даже в голову не могло прийти, что глупышка Эби втрескалась по уши. Мальчишки… вам всегда кажется, что вы умнее, сильнее, опытнее. Но вы всего лишь самовлюблённые ослы, контролируемые позывами своего члена. К сожалению, в одиннадцать я об этом знать не могла. Я идеализировала тебя, и в этом заключается моя главная ошибка. Но только изменить ничего нельзя. Я все равно тебя люблю, но ты больше никогда ко мне не прикоснешься, пока я не буду знать, что я — единственная, кого ты хочешь.

— Эби, ты сейчас снова сочиняешь? — напряженно спрашиваю я.

— Боже, так сложно, да? — с горечью восклицает Эби, качнув головой. — Я открываю тебе душу, а ты снова пытаешься все свести к какой-то дурацкой шутке. По-моему, все очевидно, Джером. Почему ни Гектор, ни отец не нашли тебя, не писали тебе под чужим аккаунтом, чтобы просто иметь возможность знать, что ты в порядке? Скажешь, что женщины чувствительнее? Да. Но я не видела тебя семь лет. Если это фантазия, то разве период гормональных изменений, когда все вокруг были охвачены лихорадкой сексуальных открытий, прошел бы мимо меня? Я ни разу не целовалась ни с кем, Джером, не ходила на свидания. А ты говоришь, что переспал с тремя женщинами за неделю после того, как я отдала тебе свою невинность. И неважно, что ты не просил. Мне все равно больно.

— Эби… — смущенно бормочу я, не зная, что еще сказать. Она судорожно вздыхает, вытирая ладонями выступившие на глаза слезы.

— Все, никаких душевных страданий. Я справлюсь с этим.