Крепость Серого Льда - Джулия Джонс

— Надеюсь, у Дарры все хорошо. — Тоска на миг мелькнула в его глазах и тут же пропала.

— Я не был дома с самой середины зимы. Меня, как принято говорить, удерживали против моей воли. Собачий Вождь так меня полюбил, что поместил в свои подвалы вместе с лучшими своими напитками и сырами. Я бы не сильно возражал, да только сыр у него вкусом как ножной грибок, а водка через неделю вся вышла.

Значит, слухи оказались верными: вождь Бладда и правда держал объездчика у себя в плену.

— Длинноголовый говорит, что погода вот-вот переменится. Ты поспешил бы домой, пока еще можно.

— Я бы рад, да дела не пускают — я ведь порядком их запустил.

Рейна проявила благоразумие и не стала спрашивать, что это за дела. Ангус Лок скорее всего даст ей любезный и ничего не проясняющий ответ. Играй по его правилам, напомнила она себе — будто мы старые приятели, жующие вместе траву.

— Что видел ты в клановых землях, путешествуя на запад?

— Смуту. Гнаш режет свой племенной скот, в житницах Дрегга завелась черная гниль.

— Ты и в Дрегге побывал?

— Десять дней назад. Они жгут зерно. Оно навалено во дворе грудами, и дым от него идет черный-пречерный. Ксандеру пришлось учредить конные дозоры, чтобы издольщики не взбунтовались.

Рейна сохранила невозмутимость — за последнее время она достигла в этом больших успехов.

— Ксандер опасается чего-то худшего?

— Как и все вожди.

Надежда как дыхание, подумала Рейна: когда она уходит, ты не жилец. Дрегг ее родной клан, и будущее у них общее. Когда она сполна исполнит свой долг перед Черным Градом и станет старой беззубой вдовой, она наймет какого-нибудь издольщика, чтобы он отвез ее в Дрегг. Там она будет почетной старейшиной, родственницей вождя, и все девушки наперебой будут носить ей горячие пирожки с яблоками и кусочки самого нежного мяса. Заботливые руки укутают ее в воздушную пуховую шаль, и она, сидя в прекраснейшем расписном чертоге, будет смотреть, как танцует молодежь.

— Возьми, жена вождя. Промочи себе горло.

Издольщица крохотного росточка, с жестким лицом, протягивала Рейне рог, наполненный элем. Судя по виду, она происходила с глухой западной окраины клана, и Рейна не знала ее ни в лицо, ни по имени, но все же взяла рог и выпила. Жена вождя не должна отказываться от угощения, даже самого скромного: ведь люди могут обидеться. Напиток представлял собой мед, разведенный прудовой водой и незавидный на вкус, но Рейна мужественно допила до дна и вернула рог кланнице.

— Нет, — покачала головой та. — Оставь его себе. Отдай своему мужу, покуда он сам не захапал.

Ее тонкий голосок разнесся по всему подвалу, и десятки голов повернулись к ним. Женщина выждала еще немного, выпрямившись во весь свой маленький рост, и плюнула Рейне под ноги. Потом коротко, удовлетворенно кивнула и вернулась к своему костру. Такие же малорослые смуглокожие мужчины, видимо, ее сыновья, подвинулись, уступая ей место.

Кровь бросилась Рейне в лицо. Она чиркнула носком башмака по полу, пытаясь стереть плевок.

— Дай-ка мне, — тихо произнес Ангус, протянув руку за рогом.

— Нет, Ангус Лок, — резко тряхнула головой Рейна. — Это мой клан и мой рог, и я оставлю его себе, как мне сказано. — Дрожащими пальцами она повесила рог на серебряный крючок у себя на поясе. Голову она держала высоко, хотя под взглядами издольщиков ей больше всего хотелось обратиться в бегство. Чего-то она здесь не понимала. Но она вдова одного вождя и жена другого, первая женщина клана. Она способна вынести нечто худшее, чем враждебные взгляды. — Позволь, я покажу тебе северную стену, Ангус, — чуть громче, чем следовало, сказала она. — Строители вставили в кладку лунный камень и оставили на нем свои метки. С песчаника, хоть он и крепок, все быстро стирается, а каменщики хотели увековечить свои имена.

— Вот как, — с живейшим интересом откликнулся Ангус. — Показывай, я хочу это видеть.

Мысленно поблагодарив его за понимание, Рейна расправила плечи и твердым шагом прошла через весь подвал.

Лунный камень светился во тьме, как замурованный в стену призрак. Рейна потрогала его. Шум, поднявшийся было в подвале, постепенно утихал. Толстый столб кровавого дерева надежно укрывал их с Ангусом от посторонних. Ангус с показной старательностью изучал метки, врезанные глубоко в камень. В свое время их отделали листовым серебром, отражающим свет.

— Севранс, — тихо заметил он, увидев изображение медведя. — Здесь работали предки Тема?

— Да. Севрансы — один из старейших родов в клановых землях. Нед Севранс был носителем скрижалей у Джами Роя.

Ангус кивнул с тем же интересом, хотя Рейна могла бы поклясться, что он и раньше знал об этом.

— Не знаешь ли, в чем тут дело? — спросила она, показывая назад.

— Ты, конечно, слышала, — начал он, продолжая разглядывать метки, — что Мейс пару месяцев назад послал всадников в дальние западные селения, чтобы созвать всех издольщиков в круглый дом. Ну и некоторые из этих посланников чуточку, скажем так, перестарались. Кажется, это были скарпийцы. Они не только звали людей в круглый дом, но и очень усердно помогали им переселяться. Брали лошадей, скотину, сбрую, мешки с зерном, все что ни на есть. А крестьянам говорили, что их добро им вернут в Градском доме. На деле же вернули им только кости да пустые мешки. Вот и прошел слушок, что скарпийцы по весне опустевшие дома тоже займут и будут там хозяйничать.

— Мейс знает об этом?

— А ты как думаешь? — повернулся к ней Ангус.

— Он никогда бы не осмелился одобрить подобные действия.

— Верно. Но знать о чем-то и смотреть на что-то сквозь пальцы — это, в сущности, одно и то же.

В медных глазах Ангуса сверкнула зелень, и Рейна подумала: не из-за этого ли он привел ее сюда?

Заметив, что она догадалась, он подтвердил ее догадку легким поклоном.

— Бывало, что такие мелочи, как лишение издольщиков их достояния, оказывались губительными для клана.

Ангус был прав. Клановые издольщики — крестьяне, лесовики, торговцы и рудокопы — не дают клятвы умереть за свой клан, но они-то и кормят присяжных кланников в обмен на то, что те защищают их семьи. Ни один воин не любит этого признавать, но клан дольше продержится без мечей, чем без серпов. Тем не менее Рейне неприятно было услышать такую истину из уст чужого человека.

Она отстранилась от стены и сказала:

— Мне, пожалуй, пора. Непременно поговорю об этом с мужем, когда ты уедешь.

Пальцы Ангуса охватили ее запястье, и она рванулась, не успев еще понять, почему вся ее кожа покрылась мурашками от этого прикосновения. Рывок был так силен, что Ангуса качнуло вперед. Освободив руку, она размахнулась, и Ангус не успел увернуться от ее пощечины. От удара ладонь у Рейны заныла, а на щеке Ангуса проступило красное пятно. Он вскинул на нее глаза, но даже не подумал отплатить ей тем же.