Клетка для мятежника - Кейт Якоби

— Что! — Чашка выпала из руки Френсиса и разбилась вдребезги. Священник отскочил в сторону и вытаращил глаза на лужу; только потом он снова перевел взгляд на Годфри. — Уж не...

— Не сошел ли я с ума? Возможно. Не двигайтесь, я сейчас принесу тряпку. — Теперь, когда он признался в задуманном преступлении, Годфри почувствовал себя гораздо спокойнее, хотя и понимал, что несправедливо заставлять Френсиса разделить с ним этот грех.

Взяв с умывальника в углу полотенце, он вытер лужу, собрал осколки и положил на свой стол. Френсис подошел поближе и прошептал, чтобы никто не услышал:

— Я понимаю, почему вы хотите действовать таким образом, — но тогда новый устав не будет иметь законной силы! Мы выпустим закон, не основанный на...

— Бром просил меня сделать все именно так — хотя и ожидал, что все произойдет после его смерти. А теперь, если все же я... — Годфри сглотнул, преодолевая ужас, который испытывал от этих слов, — если все же я займу его место, я смогу узаконить новый устав собственной подписью. Уверяю вас, брат мой, иного способа сделать это нет. Бром верит, что погубит свою бессмертную душу, подписав закон, и будет обречен на адские мучения. Как могу я с этим спорить?

Френсис скрестил руки под нагрудником.

— Понятно. — Френсис рассеянно принялся бродить по комнате, задумчиво склонив голову. — В таком случае, когда будете готовы отослать бумаги, дайте мне знать. Я позабочусь, чтобы лекари и слуги ничего не говорили ему о том, что происходит. Как секретарь епископа, я могу проследить за тем, чтобы ни одна ненужная бумага к нему не попала, и перехватить любого посетителя, который пожелал бы обсудить с ним новости. Вам придется, впрочем, отвечать на все вопросы, пока другие помощники епископа не усвоят новый устав так же хорошо, как вы сами. А пока позвольте мне, как брату-монаху, просить вас постараться хоть немного отдохнуть. Я лично произнесу за вас все положенные молитвы, если вам снова понадобится пропустить мессу.

Годфри был тронут этой неожиданной поддержкой и испытал немалое облегчение. Слишком давно ему приходилось вести борьбу в одиночку, так что он даже забыл, что хотя некоторые секреты ему следовало хранить, вокруг было много людей, готовых прийти ему на помощь.

— Спасибо, брат мой, — хрипло пробормотал Годфри. — Я ценю вашу помощь.

Френсис в ответ улыбнулся, что нечасто с ним случалось, и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Сквозь витражи базилики на пол падали мягкие разноцветные лучи света. Каждый витраж представлял собой изображение какого-то события из жизни богов, из которого верующие могли извлечь урок, унести с собой частицу божественного просветления. Окна базилики были знамениты на всю Люсару своей несравненной красотой и глубиной содержащейся в картинах мудрости, но Осберт, сидевший на своем месте, не мог вспомнить, чтобы он когда-нибудь раньше всматривался в них. Глубокие и яркие цвета несли ему успокоение. Хотя базилика не могла сравниться с резиденцией Гильдии, здание, на взгляд Осберта, обладало истинной красотой: гладкий камень стен, высокий купол над алтарем, чередование света и тени под арками... Здесь было достаточно воздуха, чтобы душа могла свободно дышать. Высокие колонны, украшенные позолотой и резьбой, были похожи на ноги великанов, поддерживающих потолок. Белые и красные квадраты камня пола казались прохладными и надежными, уютными и соразмерными. В базилике, полной материальных воплощений веры, царила атмосфера глубокомыслия и духовного очищения — того, чем не могла похвастаться резиденция Гильдии.

Сегодня базилика была полна молящихся, одушевленных искренней верой, следивших за праздничной службой с благоговением, которого Осберт в себе не находил.

Что было в вере такого, что она так захватывала своих последователей? Или эти толпы простых людей собрались здесь по той же причине, по какой явился и он сам, — чтобы не утратить надежду? Кенрик старался не показать, как ему скучно, большинство придворных тоже были заняты собственными мыслями; они явно явились сюда лишь ради приличия.

Осберт верил в богов, в священные деяния Серинлета и Минеи, которым посвящался сегодняшний день — праздник Зимнего Солнцестояния. В могуществе злого Бролеха он тоже ничуть не сомневался. Однако могут ли поклонение и молитвы людей привлечь внимание божеств? Или некоторые люди — короли или священники — пользуются большим влиянием на небесах?

А может быть, колдуны?

Богам известно, сколько молитв вознес Осберт за все эти годы — без всякой пользы. И очень скоро, во время ближайшей королевской аудиенции, ему предстоит убедиться в бесплодности своих самых недавних и самых горячих молитв.

Уж не в том ли дело, что он просит у богов не того, чего следует?

Эндрю изо всех сил старался сидеть во время мессы смирно, однако базилика, ее величие, колышущиеся тени, запах ладана смущали его. Его тревожили воспоминания о том дне, когда он оказался здесь впервые — когда его отец умер, а мать исчезла из его жизни.

Он мало что помнил о тех событиях, но все еще не забыл, как сидел на том же самом месте, с крепко держащей его за руку тетушкой Беллой с одной стороны и дядей Лоренсом — с другой. Оба они притворялись, будто в одном из гробов перед алтарем — останки Дженн и что они оплакивают человека, покоящегося в другом.

Все ненавидели его отца. Даже те, кто был больше других предан Тьежу Ичерну, вздохнули с облегчением, узнав, что он мертв.

Не выдержав, Эндрю в десятый раз переменил позу, за что и заработал недовольный взгляд сидящего рядом Кенрика.

— Еще несколько минут, кузен, и все кончится. Если я могу вытерпеть эту скуку, то и ты можешь.

— Прошу прощения, — прошептал Эндрю. Кенрик только угрюмо кивнул.

Курения густо клубились над паникадилами, которыми размахивали двое священников. В последний раз поклонившись, семеро архидьяконов повернулись и двинулись вдоль нефа к огромным западным дверям базилики, которые распахнулись перед ними.

Вместе со всеми молящимися Эндрю поднялся на ноги и направился к выходу, держась на шаг позади короля. Ему не терпелось выйти из базилики и оказаться на свежем воздухе.

Снаружи было холодно, но солнце светило, и на площади уличные торговцы уже устанавливали свои палатки, готовясь к вечернему празднеству. Эндрю знал, что не следует радоваться предстоящим развлечениям, — в конце концов, праздник был религиозным, — но что-то в атмосфере было такое, перед чем он не мог устоять. Он чуть не подпрыгивал от нетерпения разделаться со своими официальными обязанностями и окунуться в веселье лучшей части дня.