Герберт Уэллс - Максим Чертанов

Почему «Схема истории» оказалась так популярна? Во-первых, такой книги — «всё про всё» в одном издании — до сих пор не было. Во-вторых, она была революционной и современной. В-третьих, она, несмотря на все ошибки (которых потом найдут огромное количество), была очень хорошо написана. Кемаль Ататюрк, первый президент Турецкой республики, вспоминал, как читал ее 40 часов подряд, поддерживая себя кофе и горячими ваннами, а высказанные в ней идеи вдохновили его на реформы. Джеймс Генри Брестед, американский историк и археолог, сам написавший большие работы по всемирной истории, приехал в «Истон-Глиб», чтобы сказать Уэллсу, что «Схема истории» заставила его пересмотреть многие свои взгляды. Журналист Роберт Блэтчфорд писал Уэллсу: «Я думаю, что эта книга окажет революционное воздействие на преподавание истории; она также изменит и расширит взгляды всех людей на жизнь и Вселенную». В восторге от книги был, разумеется, Уолтер Липпман: «Как Вы ухитряетесь быть таким современным и идти в ногу с молодым поколением?» Уэллс отправил экземпляр книги Беатрисе Уэбб — та ответила очень милым письмом, дружба восстановилась, что было приятно обоим. Очень высоко оценил книгу и Бертран Рассел, с которым Уэллс, ранее ругавший пацифистов, уже помирился.

Одна из важнейших задач «Схемы истории» была практической — изменить подход к преподаванию истории в школах и высших учебных заведениях. Была ли она достигнута? Американский журналист Флойд Делл писал Уэллсу, что благодаря его книге «теория эволюции наконец перестанет быть пугалом для американцев» и ее начнут преподавать в школах. Начали или нет? Да, начали. Уэллс сделал грандиозное дело — главное дело своей жизни. В Англии «первыми ласточками» стали Сандерсон и другой педагог-новатор — Александр Нейл, директор школы Саммерхилл. Нейл был еще большим новатором, чем Сандерсон: он считал, что школьная дисциплина отучает детей мыслить творчески, и реализовал свои взгляды на практике: в Саммерхилле было свободное посещение уроков, управлялась школа выборным советом из учителей и учеников. Подобные эксперименты широко внедрялись у нас в первое десятилетие советской власти; хороший ли это подход или нет — вопрос дискутабельный, не исключено, что он может быть эффективным лишь в авторских школах и терпит крах, когда его ставят на поток. В Саммерхилле, во всяком случае, дети учились очень хорошо и потом успешно поступали в институты; методика Нейла также имела успех при работе с так называемыми трудными детьми. Школа Саммерхилл, как и Оундл, функционирует поныне; ООН наградила ее специальным дипломом «за исключительно гуманное обращение с детьми».

Уэллс, Сандерсон и Нейл выступали на конференциях, пропагандируя новые программы по истории; примеру Оундла и Саммерхилл а последовали еще несколько британских школ, потом — несколько сотен. В 1927-м свою школу откроют Рассел и его жена Дора, там тоже будет преподаваться история по Уэллсу. То же происходило в университетах, там активными пропагандистами истории по Дарвину и Уэллсу выступили почтенные и влиятельные профессора-историки Альберт Гедард и Карл Лотус Бейкер. Теорию эволюции в курс истории включили в ряде школ и университетов США. (В 1925-м в штате Теннесси будет принят закон, запрещающий преподавание теории эволюции, а молодой учитель Скопе и несколько его земляков в ответ на это затеют знаменитый «обезьяний процесс», на котором сторонники Дарвина будут публично биться с клерикалами.)

Фрэнк Уэллс продолжал учиться в Оундле; отец также привозил туда малыша Энтони для занятий в подготовительном классе. В тот период Сандерсон задумал строительство «Музея истории»; эту идею они обсуждали с Уэллсом, но не успели воплотить. В 1922-м он приедет в Лондон, чтобы выступить на заседании Национального союза научных работников, председателем которого к тому времени станет Уэллс. Сразу после доклада Сандерсон потеряет сознание и умрет. Уэллс окажет материальную помощь его вдове и издаст сборник его статей. Миссис Сандерсон его труд не понравится. Тогда он уже без ее содействия напишет и издаст биографию своего друга[73] — книга будет иметь успех, и Сандерсона назовут наряду с Уэллсом одним из тех, кто перевернул систему преподавания истории.

Теперь о тех, кто ругал «Схему истории». Это либо те, кто сам был в ней обруган и в отличие от древних римлян, не могущих за себя постоять, не вымер к моменту ее написания, — представители католической церкви и ирландцы, которых Эйч Джи считал самым зловредным народом на свете, — либо специалисты, которые нашли в тексте ошибки. С серьезными и обоснованными возражениями выступили священник Ричард Дауни и специалист по греческой истории Арнольд Гомм; Уэллс обоим написал благодарные письма и многие их замечания в последующих изданиях учел. Резко набросился на книгу пропагандист католицизма Хилэр Беллок, и они много лет публично препирались друг с другом — пик дискуссии пришелся на 1925–1926 годы, — но ни одному не удалось другого переубедить. Были претензии к книге и по мелочам: почему не написано о Шекспире, зачем Будде уделено больше внимания, чем Юлию Цезарю… Уэллс на все эти замечания старался отвечать и некоторые из них учитывал. Он продолжит работать над «Схемой истории» почти до самой смерти.

С этой книгой связан известный литературный скандал: несколько лет спустя после ее появления пожилая канадка Флоренс Дикс обвинила Уэллса в плагиате. Дело было так: в июле 1918-го Дикс предложила Макмиллану рукопись книги по всемирной истории. Тот взял рукопись, но она девять месяцев пылилась в шкафу и была возвращена автору. В том же году, 20 октября, Уэллс письмом сообщил Макмиллану, что начинает писать «Схему истории». Когда книга Уэллса появилась в Америке, Дикс ее прочла и в 1924-м публично заявила о плагиате, а в 1928-м подала иск в канадский суд, требуя, чтобы Уэллс выплатил ей 100 тысяч фунтов. Рукопись Дикс прочло множество специалистов. Канадский суд в иске отказал; Дикс поехала в Англию и обратилась в Тайный совет — высший судебный орган при монархе Великобритании. Уэллс показал на суде, что не читал текста, написанного Дикс, и не слыхал о его существовании. Показания дал Рэй Ланкастер, рассказавший, как шла работа над книгой. Разумеется, дело опять было решено в пользу Уэллса. Хлопоты стоили ему трех тысяч фунтов и много нервов, в результате чего он невзлюбил канадцев и никогда в Канаду не ездил, хотя его приглашали.

Канадцы вынашивали свою месть десятилетиями: лишь в 2001 году канадский историк Маккиллоп опубликовал книгу о «деле Дикс» — «Старая дева и пророк»[74]. Он утверждал, что Уэллс был виновен в плагиате: миссис Дикс — благородный Давид, боровшийся с богатым и знаменитым Голиафом. Как в тексте Уэллса, так и в тексте Дикс Маккиллоп обнаружил одни и те же пробелы: почти не говорится об истории Индии и Японии, из истории США выпал большой кусок, а имя одного египетского фараона написано с одинаковыми ошибками. То обстоятельство, что оба автора не придумывали исторические факты и имена, а заимствовали их, используя, как студенты-однокурсники, одни и те же источники, а про Японию с Индией ничего толком не написали, потому что доступного источника не было, Маккиллоп считает неубедительным. Его главный довод таков: человек физически не мог за год написать такую толстую — два тома в 1324 страницы — книгу, как «Схема истории» (Дикс над своей рукописью работала, по ее утверждению, четыре года). Современным писателям всегда кажется неправдоподобной работоспособность их предков, писавших по пять-шесть романов в год.

Уэллс у Маккиллопа — жестокий человек, который не только обокрал миссис Дикс (ей пришлось заплатить судебные издержки), но и способствовал ее смерти. Правда, Дикс умерла в возрасте девяносто пяти лет (но если бы не Уэллс, могла бы дожить до ста!), а расходы оплачивал ее богатый брат, на чьем содержании она находилась всю жизнь. Но это все неважно, считает Маккиллоп, а важно то, что Уэллс ненавидел миссис Дикс как женщину. В его книге нет упоминаний о великих женщинах, а у Дикс они есть. Так что Маккиллоп сперва доказывает преступление Уэллса на том основании, что их с Дикс книги похожи, а потом — на том основании, что они непохожи. Он замечает, что Уэллс и Эмбер обидел, и с Беатрисой Уэбб был груб — такой человек, конечно, способен обворовать женщину.

Между тем единственная женщина, которая писала вместе с Уэллсом «Схему истории», теперь, когда он в ее помощи не нуждался, совершила поступок, которого от нее вряд ли кто-то мог ожидать. Как и ее муж, Кэтрин Уэллс приобрела для себя квартиру в Лондоне, в районе Блумсбери. Его она никогда туда не приглашала. Она работала над романом — эта работа так и не будет завершена — и написала несколько рассказов, что войдут в «Книгу Кэтрин Уэллс». «Она объяснила мне, для чего ей это нужно, и я все принял: в тайной квартире, удаленной от жизни, что обычно вращалась вокруг меня, она размышляла, мечтала, писала, бесконечно и бесплодно искала чего-то, что казалось ей утерянным, упущенным, оставшимся в стороне. Там воплощалась ее мечта об острове красоты и совершенства, на котором она жила одна, бывала этим счастлива, а иногда — просто одинока. В ее мечтах жил возлюбленный, который так и не появился. То был голос, следы во влажной траве, роса поутру…» Читателя, который подумает, что возлюбленный у миссис Уэллс таки появился, мы разубеждать не станем. Она навсегда останется одной из самых непроницаемых и загадочных «литературных жен».