Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Император отдал приказ начать общую атаку. Маршал Ней снова проявил чудеса смелости и доблести. Перед этим бесстрашным маршалом стоял очень грозный противник, и он не сумел одолеть его. Каждую секунду он посылал к императору за подкреплением, «чтобы закончить работу», как говорил он. Наконец, ближе к вечеру он получил кавалерию, которая обратила англичан в бегство, но особого успеха не было. Еще немного, и они окончательно были разгромлены в лесу. Зато наш центр добился прогресса. Они прошли мимо дома, несмотря на сметавшую их ряды картечь, но мы еще не знали, какая нас поджидает беда.
С правого фланга прискакал офицер. Он сообщил Императору, что наши солдаты отступают. «Вы ошибаетесь, — ответил тот, — это идет Груши». И чтобы убедиться в этом, он немедленно послал туда офицера. Вернувшийся офицер подтвердил, что колонна пруссаков быстро идет вперед и наши войска отступают. Император немедленно дал другие приказы. Сняв одну дивизию из центра, он отправил ее вправо и укрепил отступающую колонну. Но армия генерала Блюхера приблизилась, а Груши потерял время, ища ее в другом месте. Наш центр был ослаблен, англичане немного отдышались, а у Нея резервов уже не было, он, как говорили, хотел застрелиться. Прусская армия двинулась полным фронтом и в полном составе, на одного нашего приходилось двое, а может даже трое вражеских солдат, а это означало, что мы не выдержим. Император, увидев себя обойденным с фланга, отправил в центр свою гвардию. Затем, сопровождаемый всем своим штабом, он построил батальоны в каре. Закончив построение, он толкнул лошадь вперед, чтобы войти в центр этого каре, которым командовал Камбронн, но все его генералы тотчас собрались вокруг него. «Что вы делаете? — закричали они. — Разве им недостаточно побед?» Его замысел заключался в том, чтобы погибнуть. Почему они не позволили ему сделать это? Они бы избавили его от многих страданий, и, по крайней мере, мы бы погибли рядом с ним, но окружавшие его великие сановники не хотели приносить такую жертву. Тем не менее, я должен сказать, что мы уговорили его изменить решение.
Нам было очень трудно уйти, всех охватила паника. Но в Жеммапе стало еще хуже. Император попытался восстановить какой-то порядок среди отступающих войск, но его усилия были напрасны. Солдаты всех корпусов и всех родов войск со всех ног бежали по улицам этого маленького городка, никто не командовал ими, в паническом бегстве перед победоносной прусской кавалерией. Те, кто все еще сохраняли разум, знали, что им надо пройти по маленькому мосту через Диль. Ничто не могло помешать им. Было около полуночи, полная сумятица, никто и никого не мог успокоить, никто никого не слушал. Император, уверившись в своем бессилии, решил не пытаться ничего делать, он был уверен, что в свое время все закончится. Он послал несколько офицеров к маршалу Груши, чтобы объявить о поражении. Паника бушевала очень долго. Всадники стреляли в своих лошадей, пехотинцы, чтобы не попасть в плен, стреляли в себя, все смешалось. Мне казалось, что я снова как будто под Москвой. «Нас предали!» — кричали вокруг. Эта великая катастрофа обрушилась на нас из-за разбитого правого фланга. Император оценил масштаб катастрофы только в Жеммапе.
Император покинул Жеммапе и поехал в Шарлеруа, он прибыл туда между четырьмя и пятью часами утра. Он оставил приказ, чтобы все его повозки ушли — часть через Авен, часть через Филиппвиль, в Лан, куда он приехал около десяти часов. Маршалу Груши сообщили, чтобы он тоже шел в Лан. Император спешился у стен города. Там он провел длительное совещание со своими генералами. Одни хотели, чтобы он остался с армией, другие — чтобы он снова отправился в Париж. Он сказал последним: «Как вы можете мне советовать такое? Мое место здесь».
После того, как он отдал все приказы и составил бюллетень для Парижа, прибывший офицер сообщил, что идет колонна. Император послал на разведку. Это была старая гвардия, в полном порядке возвращавшаяся с поля битвы. Услышав это, Император решил вовсе не ехать в Париж, но под давлением мнения большинства генералов ему пришлось так потупить. Для него была подготовлена старая открытая карета, а для штаба несколько других экипажей. Один из его старших офицеров приказал полковнику Буасси взять на себя командование и собрать всех отставших. Национальная Гвардия подходила со всех сторон. Наконец Император вышел на большой двор, где охваченные большой тревогой находились все мы. Он попросил бокал вина, на подносе ему поднесли его. Он выпил вино, затем отдал честь нам и уехал. Больше мы никогда его не видели.
Мы еще немного молча постояли во дворе. Затем, в полной тишине мы очень быстро поехали вверх по крутому холму, измученные голодом и усталостью. Наши бедные лошади едва шли после двадцатичетырехчасовой скачки во время сражения. Люди и лошади просто валились от голода, никто не знал, что теперь с ним будет. Мы, действительно, были очень несчастны. Несколько храбрых, не бросивших свое оружие солдат, объединились. Большая же часть предпочла спасать свои жизни, покинуть главную дорогу и бежать по полям. Офицеры штаба во главе с графом Монтионом в глубоком унынии отправились в Авен. Ускоренным маршем мы добрались до леса у Виллер-Котре. Мы провели ночь в стоявшем на опушке доме врача. Граф Монтион сказал мне: «Друг мой, не расседлывайте лошадей, враг может ночью напасть на нас. Я уверен, что они преследуют нас, и мы не должны раздеваться». Я устроил всех наших лошадей, и к счастью в этом доме имелось сено. Конюхам приказали оставаться в конюшне и держать уздечки. Я расставил караулы и вернулся в комнату. После ужина я попросил генерала, чтобы ради отдыха он снял сапоги. «Нет», — ответил он. Я вытащил тюфяк: «Ложитесь здесь, так вы лучше отдохнете, чем на стуле. Я пойду и прослежу за слугами. Не волнуйтесь, я вовремя вас предупрежу». В три часа утра пруссаки напали на Виллер-Котре. Они вышли на главную дорогу, и чтобы закрыть нас в городе, внезапно повернули направо. Это и спасло нас. Они напали на наш обоз и устроили страшный разгром. Услышав этот шум,
