Подводная лодка - Буххайм (Букхайм) Лотар-Гюнтер

И снова дробные плевки импульсов гидролокатора по нашему корпусу, на этот раз как будто кто-то тряс жестянку, наполненную гравием. Он даже не был таким уж громким, но все же вызвал в моем сознанию новую ужасающую серию образов. Кровь переливалась из балластных танков в отливающее красным море, куски белой ткани развевались в умоляющих руках. Все знали, что происходило, когда искалеченная подлодка поднималась на поверхность. Британцы любили красный цвет — как можно больше красного сока. Они вели огонь из всего, что у них было, изрешечивая боевую рубку, пока команда выбиралась на палубу, сносили мостик, калечили все что движется, дырявили главные балластные танки, чтобы уничтожить плавучесть серого кита. Затем они шли на таран. Носы их кораблей врезались в неподвижную лодку со скрежетом и ревом рвущегося металла. Их никто не мог обвинить в этом — ведь здесь наконец был враг, из-за которого они напрягали глаза день за днем, неделю за неделей и месяц за месяцем, коварный мучитель, который никогда не давал им ни момента покоя. Наконец-то перед ними был автор всех из страхов и дискомфорта. Что уж тут удивляться, что их жажда крови оставалась неутоленной, пока пятнадцать или двадцать человек не были убиты.

Прочный корпус продолжал потрескивать и постанывать. Похоже, я не заметил, как Командир погрузил лодку еще глубже. Глаза Стармеха были прикованы к глубиномеру. Он мельком глянул в сторону Командира, но Командир никак не отреагировал.

«Пеленг?»

«Два-восемь-ноль… Два-пять-пять — два-четыре-ноль… Шумы усиливаются».

«Руль лево на борт», — прошептал Командир после мгновенного раздумья. На этот раз он передал Германну наш курс: «Мы поворачиваем на левый борт». И комментарий для всех нас остальных: «Как обычно».

Возможно, они подменили друг друга. Возможно, корабль впереди не был тем, который открыл огонь в самом начале. Каждый корабль в конвое имел свою отдельную задачу. Эсминец, атаковавший нас, обеспечивал охранение с фланга. Он возможно оставил нас на растерзание морскому охотнику.

Проклятая конденсация! Каждая проклятая падавшая капля звучала, как удар молота.

Наконец Командир повернул свою голову — не тело, оно не шелохнулось. Его голова просто вращалась на поворотной платформе мехового воротника и ухмылялась нам. Это выглядело так, будто концы его губ оттягивались вверх и наружу хирургическими прищепками — криво, неравномерно, так что пять миллиметров белого клыка показались в левом углу его рта.

Каким будет следующий ход? Они все еще не прикончили нас.

Сколько это уже длится? Сейчас должно быть по меньшей мере 04:00, а скорее 04:30. И мы находимся в их когтях с 23:53.

Этот второй шум… Неразрешенная загадка.

Все еще никаких докладов от гидроакустика. Губы Германна как будто были зашиты. Его голова все еще высовывалась из рубки гидроакустика, глаза широко открыты, но его лицо ничего не выражало, как лицо трупа.

Насмешливая ухмылка Командира стала немного менее угрожающей. Расслабление в его лице было как наложение рук: восстань и иди с миром. Иди и разомнись по белоснежной прогулочной палубе. С удовольствием бы — это как раз то, что помогло бы нам расслабиться, да только вот никто и не подумал о наших потребностях в рекреации. У нас было столько же возможностей для разминки, как и у тигров в клетке.

Неожиданно я вспомнил странствующий зверинец в Равенна Маритима, где большие кошки неутомимо вышагивали из угла в угол под палящим полуденным солнцем или лежали развалившись у задней стенки в унавоженном пятне тени. Непосредственно перед клеткой рыбаки выложили на землю мертвого тунца со сверкающими плавниками сине-стального цвета, гладкого и тонкого, почти как торпеда. Жирные сине-зеленые мухи роились над ним. Прежде всего они накинулись на глаза: как со Свóбодой, так и с тунцом. Приглушенный рокот барабанов джунглей доносился через прожаренный внутренний двор, который был пуст, за исключением одинокой фигуры в дальнем углу. Это был тот смуглый человек в рваном комбинезоне, который издавал аккомпанемент тамтамов, бросая массивные куски льда во что-то вроде металлической воронки. В его глубине бешено вращался зазубренный ролик. Он высоко подбрасывал куски льда, вгрызался в них и изжевывал на куски с буханьем и лязгом вращающихся барабанов. Эта дикая барабанная дробь, мертвый тунец и пять тигров с высунутыми языками в аду их клеток — это все, что я вспомнил о пребывании в Равенна Маритима.

Очень мягко Командир отдал приказ на руль. Прозвучал глухой щелчок, когда рулевой нажал на кнопку. Мы поворачивались.

Если бы кто-нибудь мог сказать, что же означала эта последняя интерлюдия. Наверное, они убаюкивают нас, увлекая в ложное чувство безопасности.

Но почему нет больше акустических контактов? Сначала два шума и вот теперь ни одного. Неужели нам удалось ускользнуть, или же ASDIC не может достать нас на этой глубине?

В напряженной тишине Командир прошептал: «Приготовьте, пожалуйста, бумагу и карандаш».

Мичману потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что Командир обращался к нему.

«Можно, пожалуй, набросать и радиограмму», — пробормотал Командир.

К этому Крихбаум был совершенно не готов. Он неуклюже дотянулся до блокнота, лежавшего на столе для карт. Его пальцы, как у слепого, охватили карандаш.

«Готов?» — спросил Командир. — «Было слышно, как затонули два судна примерно по 8000 и 5000 р.т.[29] — и возможно попали в судно примерно 3000 р.т. — добавьте позицию. Давайте, составляйте».

Мичман склонился над своим столиком.

Второй помощник повернулся и уставился на меня. Его рот был раскрыт от изумления.

Крихбаум закончил писать и выпрямился. Его лицо ничего не выдавало — как всегда, оно было бесстрастным. Невозмутимость легко давалась ему. Природа одарила его почти неподвижными чертами лица. И его глаза при этом освещении равным образом ничего не выражали — они были очень глубоко посажены и скрывались в тени надбровий. «Это все, что они захотят узнать», — произнес Командир вполголоса. Крихбаум протянул руку. Я на цыпочках подошел к нему и передал полоску бумаги Германну. Это теперь его забота — держать сообщение наготове для передачи, когда позволят обстоятельства.

«Этот последний удар...», — пробормотал Командир лишь для себя, и в этот момент глубины были сотрясены четырьмя взрывами. Он пренебрежительно пожал плечами. «Ну ладно», — вздохнул он и несколько раз прищелкнул языком.

Германн начал диктовать пеленги театральным шепотом. Гидрофон поймал явный шум винтов.

Все еще нет признаков работы ASDIC'а. Я пощекотал свои нервы, воображая, что британцы отключили его, чтобы дать отдых нашим расшатанным нервам.

Луна — проклятая луна! Все это случилось из-за нее…

Неожиданный посетитель был бы поражен, увидев нас стоящими вокруг как безмолвные манекены. Болтающиеся без дела с перспективой близкой смерти — это было бы честное определение. Неожиданный посетитель … на глубине в 200 метров? Очень забавно. Я подавил поднимавшийся приступ смеха.

«Время?»

«04:10, Командир», — ответил Крихбаум.

Командир кивнул головой. «Немного душно, не правда ли?»

Я понятия не имел, как обстояли дела. Как долго мы еще могли держаться так? Какова была ситуация с кислородом? Добавляет ли уже Стармех в атмосферу драгоценный воздух из своих баллонов?

Мичман извлек секундомер и следил за стрелками столь напряженно, будто от этого зависели наши жизни. Имел ли он в действительности какое-либо представление о расстоянии, пройденном нами с момента погружения? Перенесенные на карту, наши маневры уклонения наверняка выглядели бы как спутанный моток шерсти.

Командир проявлял беспокойство. Не было никакой причины, по которой он мог бы доверять этому обманчивому спокойствию. Он не мог позволить своим мыслям блуждать, как я — все, что имело для него значение, это были враг и его тактика.

«Ну?» — протяжно и саркастически произнес он и театрально возвел глаза к подволоку. Я почти ожидал, что он добавит: «И долго это будет продолжаться?»