Роза с шипами - Наталья Якобсон

-- В чем дело? - спросил я у Ротберта, потому что был уверен, он знает ответ.

Он также поднялся на ноги, горделивыми жестами отряхнул костюм и поправил воротник, откинул со лба мягкие густые пряди и я заметил, что весь его лоб, как сеточкой покрыт мелкими кровоточащими шрамами. Над верхней губой виднелась ссадина. По щекам струилась кровь, и мне казалось, будто это кровавые слезы сочатся из его глаз. Не хватало только пары расплывшихся под веками синяков, чтобы испортить его красоту. Сам он бы не успел пораниться. Да и как? Никаких острых предметов вокруг не было, ни ножа, ни хомутных иголок, ни терки, об острые зазубрины которой можно было бы так рассечь себе лоб. Такое сотворить с князем могли только мои незримые, тайные обожатели, имен которых я не знал, и свести знакомство с которыми никогда не стремился.

-- Остались ли такие заповеди, которых ты не нарушил, - злобно прохрипел Ротберт и тут же поднес руку к губе. Ссадина начала кровоточить. - Ты убивал, обольщал, обманывал и оставался безнаказанным, но эти поступки еще не грех по меркам твоего проклятого общества. У волшебного народца вошло в привычку не признавать за собой никаких грехов. То, что у людей злодеяние, у них добродетель. Но даже у них существуют законы, которые ты умудрился нарушить, например ты жалел свои жертвы, братался с людьми и убивал своих волшебных собратьев. Но это еще не самое страшное, ты осмелился совершить то, на что не решился бы ни один из нас. Оглядись по сторонам, что окружает тебя? - вдруг спросил князь.

-- Стены храма, - не задумываясь, ответил я.

-- Вот именно, - он попытался ухмыльнуться, но тут же скорчился от боли. - Этот храм единственный предназначенный для таких, как мы. Только сюда могут свободно входить такие существа, а ты ...Осталась ли в Виньене такая церквушка или капелла куда ты не успел заглянуть. Тебе не однажды видели то на одной, то на другой колокольной башне в Ларах и по незнанию принимали за ангела. Обычное заблуждение, но будь ты не так светел ликом, то, возможно, по городам поползли бы слухи о нас и ни я, ни все мое общество, ни твое не смогло бы уже так спокойно разгуливать среди смертных. Какую вражду между двумя расами, человеческой и волшебной, ты мог бы разжечь. Но я забочусь не об этом. Ты совершил не один раз преступление, переступив порог святого места и не был бы наказан, как положено, если не решился на нечто большее.

-- Мое венчание?! Вы узнали о нем? - я чуть не кинулся на князя с кулаками, но внезапно ощутил боль в левом запястье.

-- Железное перо! - задумчиво пробормотал я, словно пытаясь соединить кусочки головоломки. Мозаика воспоминаний восстанавливалась быстро, но все еще оставались пробелы.

-- Как могло оказаться в церкви железное перо? - я не адресовал вопрос конкретно князю, просто пытался выдвинуть предположение. - Ведь это же плохая примета. С этим предметом связано столько страшных историй. Почему оно попалось именно мне в руки?

-- И кто подложил его тебе? - подытожил князь. Весь перечень вопросов был составлен, но кто же даст ответы?

Я ощутил, как под рукавом на запястье открылась и закровоточила рана, нанесенная кончиком железного пера. Густые капли крови окрасили влажным багрянцем рукав и манжету.

-- Ты стал корифеем во всех сложностях колдовства, но самого простого осмыслить не смог, - торжествующе провозгласил Ротберт и его речь, произносимая под аккомпанемент далекой гроза показалась мне гимном ночи.

-- Прости, Эдвин ты всегда мне нравился, - изображая легкое, возможно, лицемерное сожаление добавил он. - Ты мог бы заполучить страну своего отца, если б все обернулось чуть удачнее. У тебя могло бы быть будущее с Одиль, но ты предпочел не разделять власть пополам с ней, а выполнять капризы этого красивого ребенка, - он указал на Розу.

-- Этот красивый ребенок приходиться тебе ...- я хотел вымолвить "внучкой", но язык не повернулся бы назвать отцом или дедушкой того, кто так молодо выглядел. Шрамы, конечно, состарили его на год или на два, но не больше, к тому же, они начали постепенно затягиваться, исчезать, так легко, будто пятна на гладкой поверхности зеркала, которые можно стереть тряпкой.

Ротберт и без моих слов что-то понял и посмотрел на Розу уже совсем другим взглядом, испуганно, недоверчиво, почти затравленно. Он даже предположить не мог, что красавица Одиль всецело посвятившая себя колдовству способна родить дочь. Для девочки пошедшей по стопам Одиль Роза подозрительно тихо себя вела, не бросала на окружающих враждебные взгляды, не кричала, не отстаивала свои права, только наблюдала за нами, как зрительница в театре и даже не пробовала встрять в наш спор. Окажись Одиль на ее месте и тогда и мое лицо, и Ротберта украсили бы дополнительные царапины от ее коготков.

Князь заподозрил неладное, а Роза не спешила его ни в чем разубедить.

-- Ты все выдумываешь, - наконец произнес он не слишком уверенно. - Ты боишься, потому что скоро пробьет твой час.

-- Вряд ли, - прошептал я, в моем голосе звучала уверенность, но внутренне я не был уверен в себе. Можно заявлять с пафосом о чем угодно, а внутренне содрогаться при малейшем намеке на опасность, как это часто делал Шарло. Я ничего не боялся, если смерть и приблизиться ко мне, то у нее будет мое лицо, мой камзол в россыпи сверкающих бриллиантов, мой пурпурный плащ и моя непреклонность, ведь я сам господин смерть, так меня прозвали в народе.

-- Какой же ты упрямец, - тихо воскликнул князь.

-- Храбрец, а не упрямец, - поправил я, нащупывая у себя за пазухой туго свернутый трубочкой свиток. - Мне всегда было интересно испытать собственную смелость, встретиться со смертью лицом к лицу и понять, что никакой страх не властен надо мной. Именно поэтому я и ищу каждый раз эпицентр опасности, чтобы смело вступить в него и оценить, каковы мои шансы на победы, доказать стою ли я того, чтобы за мной оставалось право первенства.

Рукав рубашки уже пропитался кровью. Густые красные капельки катились вниз по манжете и окропляли ладонь. Свиток, к которому я прикоснулся, тоже пропитался моей кровью и мне почему-то показалось, что он нагрелся у меня на груди. От моей холодной кожи тепла не исходило, огонь струился только по венам, так каким же образом пергамент мог накалиться. Только из зева растопленного камина может исходить такой жар.

-- Тебе не кажется, что сама атмосфера в этом замкнутом и в то же время необъятном пространстве напоминает о приходе судного дня...по крайней мере для одного из нас, - жестоко намекнул Ротберт, вытирая тыльной стороной ладони кровавый пот с уже гладкого, без шрамов лба.

-- Для одного из нас? - как эхо повторил я и нахмурился. Зала, действительно, была слишком мрачной, а гул хора духов вполне мог напомнить о судном дне, на миг мне показалось, что я вижу их - сонм призрачных полупрозрачных и гибких, как тростник существ, которые кружат над полом, вьются над мраморными плитами, как стрекоза над водой. Очертания бледных изогнутых крыл замелькали в воздухи, если бы здесь было свеча, то регулярные, сильные взмахи множества крыл тут же бы затушили ее. Поэтому в зале и не было светильников, догадался я. Для освещения был предназначен стеклянный купол в вышине - потрясающая, гениальная выдумка зодчего теней, и какое невероятное стекло, хоть оно и прозрачно, а из него льется почти радужный свет в любое время суток. Жаль, что этого света недостаточно, чтобы разогнать мглу вокруг нас. Даже его лучи здесь кажутся тусклыми и скудными.