Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Позировать?
— От тебя требуется только стоять смирно и смахивать на чурбан. Тебе ведь это по силам?
— По силам, — сказал Арчи.
— Тогда жду тебя завтра у меня в мастерской.
— Ладненько, — сказал Арчи.
Глава 5. Странные приключения натурщика
— Послушай, старичок!
Тон Арчи был жалобным. Он уже скорбно вспоминал то время, когда верил, будто жребий натурщика — приятное безделье. В первые же пять минут мышцы, о существовании которых он даже не подозревал, принялись ныть, как запущенные зубы. И Арчи проникся глубоким и неколебимым уважением к крепости и стойкости натурщиков, позирующих художникам. Непостижимо, как они умудряются обретать выносливость, чтобы весь день терпеть такое, а затем бодро отправляться на ночные развлечения, излюбленные богемой.
— Не извивайся, черт тебя дери! — буркнул мистер Уилер.
— Да, но, мой милый старый художник, — сказал Арчи, — ты как будто не осознаешь… до тебя как будто не доходит, что мне сводит спину.
— Слабак! Жалкий бесхребетный червяк! Сдвинься хоть на дюйм, и я тебя укокошу и по средам и субботам буду приходить поплясать на твоей могиле. Я только-только что-то ухватил.
— Меня в основном как будто ударяет в позвоночник.
— Будь же мужчиной, слабодушный ты бобовый стебель! — подбодрял Д. Б. Уилер. — Стыдись! Возьми хотя бы девушку, которая позировала мне на той неделе, так она целый час простояла на одной ноге, держа над головой теннисную ракетку, и все время ослепительно улыбалась.
— Женские особи куда каучуковее мужских, — возразил Арчи.
— Ладно, дай мне еще хоть пару-другую минут. Не расслабляйся! Подумай, какая гордость тебя переполнит, когда ты будешь любоваться собой во всех газетных киосках.
Арчи вздохнул и снова собрался с силами. Он очень жалел, что ввязался в эту тягомотину. Не говоря уж о физических страданиях, он ощущал себя жутким идиотом. Обложку мистер Уилер творил для августовского номера журнала-заказчика, и Арчи пришлось облечь свое протестующее тело в раздельный купальник пронзительно-лимонного цвета, поскольку он изображал беззаботного отпрыска наилучших семей, одного из тех, кто ныряет с плотиков на эксклюзивных морских курортах. Д. Б. Уилер, приверженный точности деталей, потребовал, чтобы он снял обувь и носки, но тут Арчи восстал. Ослом он был готов выглядеть, но не дурацким ослом.
— Ну ладно, — сказал Д. Б. Уилер, положив кисть. — На сегодня хватит. Хотя, говоря непредвзято и без малейшего желания задеть, позируй мне натурщик, а не слабый в коленках сын Велиала со студнем взамен позвоночника, я бы закончил чертову обложку за одну сидку вместо двух.
— Не понимаю, почему вы, ребята, называете это «сидкой», — задумчиво произнес Арчи, постигая начатки остеопатии на своей ноющей спине. — Послушай, старичок, я бы подкрепился, если у тебя найдется чем. Но конечно, не найдется, — добавил он, покоряясь судьбе. Хотя Арчи был скорее трезвенником, выпадали минуты, когда Восемнадцатая поправка[5] действовала на него угнетающе.
Д. Б. Уилер покачал головой.
— Ты немного опережаешь события, — сказал он. — Но загляни через день-другой, и, возможно, я смогу что-то для тебя сделать. — Он с предосторожностями завзятого заговорщика прошел в угол комнаты, сдвинул прислоненные к стене холсты, обнажил крепкий бочонок и обозрел его отеческим, благословляющим взглядом. — Не скрою от тебя, что в надлежащий момент он станет источником немалых радостей и света.
— Э… А! — сказал Арчи с интересом. — Домашнее варево, а?
— Сотворенное вот этими руками. Вчера я добавил изюму для ускорения. Изюм — это вещь. И кстати, об ускорении: ради всего святого, постарайся быть пунктуальнее. Сегодня мы потеряли час отличного дневного света.
— Это мне нравится! Я пришел с точностью до минуты. И болтался на лестничной площадке, дожидаясь тебя.
— Ну-ну, не важно, — нетерпеливо сказал Д. Б. Уилер, ибо душу художника всегда раздражают мелочи жизни. — Суть в том, что мы взялись за дело на час позже. Так что завтра, пожалуйста, будь здесь в семь как штык.
Вот почему на следующее утро Арчи поднимался по лестнице виновато и с трепетом: вопреки наилучшим своим намерениям он опоздал на полчаса. И испытал большое облегчение, обнаружив, что его друг также задержался в дороге. Дверь мастерской была открыта, он вошел и увидел даму зрелых лет, которая драила пол шваброй. Арчи скрылся в спальне, где облачился в свой купальный костюм. Когда он покинул спальню, уборщица уже удалилась, но Д. Б. Уилер все еще блистал своим отсутствием. Ничего не имея против такой отсрочки, Арчи уселся коротать время с утренней газетой, поскольку за завтраком успел ознакомиться только со спортивной страницей.
Ничего особенно интересного на других страницах он не обнаружил. Накануне имела место очередная афера с ценными бумагами, полиция, как сообщалось, идет по горячему следу предполагаемого Преступного Ума, вдохновителя этих финансовых операций. Рассыльный по имени Генри Бабкок арестован и с минуты на минуту начнет давать показания. Не слишком увлекательный материал для человека, который, подобно Арчи, никогда не владел ни единой ценной бумагой. С заметно большим интересом он перешел к бодрящей заметке в полстолбца, посвященной джентльмену в Миннесоте, который, по мнению Арчи, вспомнившего мистера Дэниела Брустера, с большой находчивостью и гражданским мужеством тюкнул своего тестя фамильным резаком. И только после того, как он прочел заметку дважды все с тем же тихим одобрением, ему пришло в голову, что Д. Б. Уилер слишком запаздывает. Он поглядел на часы и обнаружил, что провел в студии сорок пять минут.
Арчи потерял терпение. Хотя он и был терпеливейшим типчиком, это, решил Арчи, уже слишком-слишком. Он встал и вышел на площадку лестницы взглянуть, нет ли там каких-либо признаков указанного субчика. Никаких. Ему стало ясно, как все произошло. По той или иной причине чертов художник вообще в мастерскую приходить в этот день не намерен. Вероятно, он позвонил в отель и попросил передать это Арчи, но Арчи уже ушел. Другой подождал бы, чтобы удостовериться, что его весть дошла до адресата, но только не тупица Уилер, самый пустоголовый субъект в Нью-Йорке. В полном расстройстве Арчи повернулся, чтобы возвратиться в студию, переодеться и уйти.
На его пути возникла массивная дубовая преграда. Неведомым образом дверь у него за спиной умудрилась самозапереться.
— Чтоб ей! — сказал Арчи.
Мягкость этого восклицания доказывает, что он не сразу осознал весь ужас своего положения. В первую минуту его ум занимался решением задачи, каким образом дверь заняла такую позицию. Насколько ему помнилось, он ее вообще не закрывал. Разве что бессознательно. Когда он был дитятей, коварные взрослые долбили ему, что маленький джентльмен всегда
