Евангелие от рыжего кота - Саша Суздаль

— Меня зовут Лина.

Хутин кивнул, неосознанно считая удары колокола. Демоны сгрудились кучей в центре громадного зала, а официанты с белыми лицами выстроились в каре вдоль стен, стараясь не смотреть на рожи демонов, потерявших лоск, а кое-кто и приличные костюмы. Когда раздался тринадцатый удар, Хутин увидел Романа Аркадьевича, который громогласно провозгласил: — Пир начинается!

Демоны восторженно приветствовали слова Самаэля и тут же бросились к колонам, впиваясь клыками в шеи бедных официантов. Лина шмыгнула к побелевшему юноше с пустым подносом на руках и вонзила зубы в его шею. Хлебая кровь, хлынувшую из раны, она повернула к Хутину своё измазанное лицо и поманила пальцем:

— Быстрее, а то ничего не достанется.

С отвращением глядя на Лину, Хутин хотел отвернуться, но внезапно почувствовал такую непреодолимую тягу, возбужденную видом крови, что бросился к сомлевшему официанту и впился зубами в его шею с другой стороны. Высасывая терпкий дьявольский напиток, Хутин чувствовал, как его тело наливается сатанинской беспощадной силой. Когда они нахлебались, Лина вытерла рукой губы, размазывая кровь по лицу, и довольно икнула, взглянув на Хутина.

— Клёво! — произнесла она, опираясь на колонну и прислоняясь к Хутину. Несмотря на боль в заднице, Веве подумал, что, правда, «клёво». «Теперь в тебе сила Сатанаила!» — прозвучал в голове голос Романа Аркадьевича. Кроме голоса Самаэля в голове Хутина не возникло никаких мыслей: ни осуждающих, ни восторженных, точно его принадлежность Сатанаилу – сущий пустяк.

На следующий день Хутин стал председателем правительства Многороссии. Он не испытывал никаких чувств, вспоминая вчерашнее пиршество, и голова его ничуть не болела. Угрызения совести – удовольствие дорогое и болезненное, а для политика – вещь смертельная. Хутин не страдал такой болезнью, тем более, по утрам, и давно уже перешел грань того, что называлось человеческой моралью. Он не видел разницы между убийством одного человека или многих людей, если это нужно, чтобы достичь планируемой цели. Хутин с цинизмом отвергал библейское «нельзя», так как его беззаконие благословляли такие же, как он, наглые и беспардонные попы, у которых рамки дозволенного, не имели границ. Гаагтунгр и Веельзевул принялись за дело, изображали из себя чеченцев, засвечивали свои подлые рожи на Кавказе, устраивая там убийства и смуту. Хутин развернул шумную кампанию и развязал маленькую войнушку в Дагестане, ликвидируя не только чеченских ваххабитов, но и подвернувшихся под руку местных жителей, поднимая свой рейтинг сильного руководителя. Низменные страсти и подлые поступки, сопровождающие любую войну, порождали огромное количество тёмных душ, которые отправлялись прямиком к Сатанаилу, увеличивая Тьму. Обозлённые ваххабиты начали взрывать дома, нагоняя страх на простых обывателей, который будил ответную ненависть и злобу. Кровушка лилась нескончаемым потоком, умножая неограниченную власть Сатанаила.

Маленькая Лина оказалась ещё та штучка. Хутин, взглянув на свежую газету, с удивлением узнал, что она завоевала четыре золотые и две серебряные награды в соревнованиях по эстетической гимнастике. Веве с вожделением вспомнил, как она изгибала под ним спину, исходя похотью. «Помогла кровушка!» — констатировал Веве, откладывая газету и собираясь как-то, при случае, повторить с девушкой то, что они вытворяли во дворце на Змеиной горе. Он с некоторой досадой и раздражением вспомнил опостылевшую жену, но момент был не тот, чтобы убрать её из своей жизни.

Роман Аркадьевич, не очень высвечивая себя в Маскве, сделал счастливыми чукчей, став у них депутатом, а потом, и вовсе, – губернатором. Народ хирел, терпел, наливаясь злобой, а поток душ во Тьму следовал налаженным конвейером. Оставалось только сеять вокруг смуту и раздор, перенося их, как заразу, за пределы страны, скукоженной после экспериментов с перестройкой. Чёрный источник ненависти и злобы не иссякал ни на день, а Веве всё более увеличивал пропасть между преданными ему подельниками и народом. Он знал, что всегда прав, и это ощущение подкрепляла послушная толпа, видевшая в несменяемом лидере государства островок стабильности в мире мерзкого существования. Всякие там захваты заложников на Дубровке в Маскве или убитые дети в Бестлане портили картинку, но не настолько, чтобы поколебать имидж гаранта. За два срока на посту президента никто и пикнуть не смел о каком-либо преемнике. Многороссы не привыкли рассуждать, им нужен тот, кто будет за них думать и решать.

Ночь с восьмого на девятое августа 2008 года Хутин традиционно провёл на горе Змеиной, предаваясь разврату. В церемонию внесли новшества, которые Самаэль снисходительно принял: на десерт, во время пира, подавали маленьких мальчиков, чья кровь действовала целительно на сатанинские тела. В это же время многороссийские танки оккупировали Грузию, сравнивая с землёй грузинские дома в Южной Осетии и расстреливая всех подряд. Такой щедрый подарок преподнёс Хутин своему властелину – Сатанаилу, взращивая обоюдную злобу, без жалости убивая многороссийских солдат и жителей Грузии. Столько душ ушло во Тьму, что Сатанаилу стоило закатить пир для Веве, но Хутин боялся, что у него, как у мальчиков на горе Змеиной, вылакают кровь, а тело отдадут на растерзание воронов. В этой жестокости было что-то от дворовой шпаны, где сильный всегда навязывал свою волю другим, тешась беспомощностью слабых. Во дворе тезис – слабого не бьют, не котируется. Бьют до смерти, подло, исподтишка, а потом куражатся над поверженным врагом. Двор, как волчья стая, научил Хутина впиваться зубами первым, не испытывая ни грамма жалости и понимая, что пощады к себе лучше не ждать. Его повзрослевшие дворовые товарищи признали его вожаком, что тешило его самолюбие, и он давал им некоторые поблажки, в отличие от остального быдла.

Горная и бедная страна Грузия ему и нафик не нужна, но она играла роль слабого для остальной шушеры, поэтому требовалось её наказать. Имелась ещё одна причина, о которой никто не знал, и Хутин старался забыть о ней, когда разговаривал с Самаэль, чтобы тот не прочитал её в голове Веве. Речь шла о Рубине Милосердия. Хутин никогда не верил в реликвии, тем более что знал, как они создаются, от близких ему попов Многороссии. Ему хотелось найти рубин, чтобы примазаться к Сатанаилу и стать вторым после него, заменив на этом посту Самаэля. Из сведений, которые раньше получили от Сета, Хутин знал, что рубин, найденный в Метехи, – фальшивый. Значит, где-то должен быть настоящий и стоило перерыть эту деревню до костей предков. Ещё одна маленькая зацепка тянула Хутина в Метехи – он хотел показаться в деревне, где его унижали, во всём своём величии.