Удача – это женщина - Элизабет Адлер

К сожалению, с ними не было Лаи Цина. Его не хотели отпускать, но он заявил, что должен работать, чтобы как можно скорее выплатить долг достопочтенному старейшине, ибо время не стоит на месте.

Наступил Новый год и прошел, а Энни все не торопилась в Сан-Франциско, придумывая для себя различные отговорки. Ей казалось, что и ребенок, и Фрэнси нуждаются в ее помощи. В феврале Лаи Цин написал, что расквитался со всеми долгами, обратился с новыми предложениями к совету старейшин, и те, посовещавшись, решили одолжить ему крупную сумму из фондов кредитного товарищества. Через неделю он собирался отплыть в Шанхай, и их встреча с Фрэнси и Энни откладывалась на многие месяцы. Фрэнси с гордостью читала письмо, догадываясь, что Лаи Цину пришлось не раз переписывать его, чтобы все эти важные события были описаны не только правильным английским языком, но еще и красиво. Потом она вынула из колыбели Оливера, нарядила его в голубенький чепчик и курточку и, посадив в колясочку, купленную Лаи Цином в Сан-Франциско, повезла на прогулку по тем самым тропкам, по которым в свое время катала кресло покойной матери. На душе у Фрэнси было радостно и покойно, и она не желала себе другого счастья, как только быть матерью Оливера и заботиться о нем.

Энни вернулась в Сан-Франциско весной.

– Мне страшно не хочется оставлять вас одних, – сказала она на прощание, когда Зокко уже укладывал в шарабан ее чемоданы, – но я вложила почти все свои деньги в эту гостиницу, и мне нужно добиться, чтобы она приносила неплохой доход, хотя бы ради будущего Оливера.

Фрэнси долго махала вслед удаляющемуся экипажу и вернулась в дом, только когда шарабан скрылся за поворотом и обсаженная вязами дорога, ведущая от ранчо в большой мир, опустела. Она почувствовала себя одиноко и, наверное, расстроилась бы, если бы не маленький Оливер у нее на руках.

Фрэнси отправилась с ним бродить по опустевшему дому, а следом важно шествовали собаки, мечтавшие побыстрее оказаться в теплой кухне, пропитанной запахами еще теплых пирогов, которые Энни перед отъездом испекла и поставила стынуть неподалеку от окна. В кухне все еще чувствовалось ее присутствие.

Вечером Фрэнси, уложив Оливера спать в своей комнате, расположилась в одиночестве у огня. Собаки, по обыкновению, улеглись у ее ног. В доме стояла полная тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов в гостиной, и Фрэнси чудилось, что она способна расслышать даже биение собственного сердца. Но в этой тишине не было ничего пугающего, и одиночество больше не угнетало Фрэнси, как когда-то. Да ведь она и не была одинока – в уютной комнате рядом с гостиной сладко посапывал в кроватке ее сын.

Наконец-то она вкушала минуты полного покоя и счастья на своем любимом ранчо. И этот покой и счастье сопутствовали ей еще четыре года, четыре года она наслаждалась своим положением – матери Оливера и близкого друга Энни Эйсгарт и Ки Лаи Цина.

Часть III

ГАРРИ

1911–1918

Глава 23

1911

Гарри Хэррисон медленно шел по Калифорния-стрит мимо отделанного заново отеля «Фаирмонт», предвкушая самый торжественный момент за годы, прошедшие после землетрясения. Наконец он остановился, повернулся и словно бы отвлеченным, сторонним взглядом осмотрел дом Хэррисонов. Он выглядел точно так же, как и раньше, до ужасного бедствия, которое разрушило его до основания. Дом был вновь целиком отстроен – гордо красовался каменный фасад бежевого цвета, белые мраморные ступени и колонны дорического ордера украшали парадный подъезд, а над ними сверкал стеклянный купол холла, переливаясь на солнце всеми цветами радуги. Эта восстановленная роскошь обошлась Гарри более чем в два миллиона долларов – в два с лишним раза больше, чем в свое время его отцу. Но семейном гнездо Хэррисонов стоило этих денег.

Конечно, кое-что пришлось изменить. На месте конюшен теперь находились гаражи, в холле появился великолепный, украшенный позолотой электрический лифт – чудо техники, а главная лестница была изготовлена из оникса вместо использованного когда-то дуба. И, тем не менее, это был по-прежнему дом Хэррисонов. Гарри сохранил его как символ величия и славы одной из самых могущественных семей в Сан-Франциско.

В каждом окне горел яркий свет, а по белым мраморным ступеням спускалась алая дорожка, по обеим сторонам которой, вытянувшись, словно гренадеры, замерли ливрейные лакеи в ожидании приезда гостей. Сегодня Гарри отмечал день собственного двадцатилетия, и весь свет Сан-Франциско должен был принести дань уважения юному наследнику знаменитой фамилии. Сегодня вечером всем предстояло понять, что Гарри Хэррисон – достойный сын своего великого отца.

Он вновь перешел дорогу и поднялся вверх по ступеням. Швейцар со всех ног кинулся открывать перед ним двери, а новый дворецкий, Фредерик, стоял в холле, ожидая его распоряжений. Гарри с удовольствием посмотрел на стеклянный купол, венчавший холл, куда по его требованию художник, специально выписанный с этой целью из Венеции, искусно вмонтировал многоцветные витражи с портретами трех Хэррисонов – деда, отца и его самого. Художник также оставил место для портрета его будущего сына, который, несомненно, у него появится в один прекрасный день. Основание купола украшала золотая надпись, которая отныне должна была стать девизом семьи Хэррисонов, – «Их успех в доблести и силе».

Гарри улыбнулся, довольный собой, и любовно провел ладонью по гладким перилам из черного оникса, поднимаясь по лестнице, крытой темно-синим мягчайшим ковром, и проходя по отделанному дубовыми панелями верхнему холлу в свои апартаменты. Камердинер уже наполнил ванну и разложил на огромной кровати вечерний костюм. Бутылка любимого шампанского Гарри – «Перье и Жуа» охлаждалась в серебряном ведерке, и он налил себе бокал. Хотя ему исполнилось только двадцать лет, Гарри знал толк в хорошем вине и деликатесах. В отношениях с женщинами он также проявлял особенно изысканный вкус. Улыбнувшись этим приятным мыслям, Гарри скинул одежду и погрузился в пахнувшую сандаловым деревом теплую воду. Он был молодым человеком, который совершенно точно знал, чего ему хотелось в жизни, и как он устроит ее в дальнейшем. Он был миллионером, а мир представлялся ему своего рода устрицей, которую следовало высосать и насладиться содержимым.

Одно только продолжало несколько беспокоить его. До сих пор он так и не получил убедительных свидетельств гибели своей сестры. Он неоднократно просматривал все записи, в которых говорилось о жертвах землетрясения, но не обнаружил упоминания о ней ни в одной из них. Считалось, что она погибла в огне вместе со своим любовником Джошем Эйсгартом, но, тем не менее, существовала небольшая вероятность того, что Фрэнси все-таки удалось выжить, а значит, она когда-нибудь вновь объявится на его горизонте, чтобы приносить ему ненужные беспокойства и порочить его честное имя. При одной мысли об этом у Гарри по спине пробегал холодок.