Несущие Свет. Противостояние - Дмитрий Воронин

Это был самый опасный момент, и Блайт прекрасно осознавал, что далеко перешагнул пределы доверия повелителя. Разумеется, перед тем, как донести свои соображения генералитету Империи, консул изложил этот план Его Величеству — в общих чертах. Но объяснить все до конца Унгарт не позволил — он не хотел принимать участие в ожидаемом спектакле в качестве зрителя, видевшего все представление до конца. Он не пожелал услышать обо всех деталях. И тот факт, что в разговоре с ним Блайт умолчал, а вернее, не успел рассказать о том, что уже принял некоторые меры по доставке дезинформации Метиусу арГеммиту, вряд ли будет воспринят благосклонно. Император не любил сюрпризы — по крайней мере те, которые готовил не он сам.

— Стало быть, консул, вы решили, что ваши идеи будут одобрены?

— Ваше Величество всегда принимает мудрые решения.

— Лести ты можешь поучиться у моих придворных, — качнул головой Император. — У них это получается лучше. Ты можешь идти, Ангер. И вы, господа… через два дня я хочу видеть детальный план кампании. Я хочу слышать даты и цифры. И прошу запомнить — если эта война не увенчается успехом, я не желаю услышать в качестве оправдания «это мы не предусмотрели».

Консул уже подошел к двери, когда Император заговорил снова.

— Ты все поставил на карту, Ангер. Если твой план увенчается успехом… я прощу тебе многое. Если же нет… подумай над этим, консул.

Генералы вышли вслед за Блайтом — настроение вопреки ожидаемому у всех было подавленным. Только что со стороны Императора прозвучала прямая и недвусмысленная угроза. И если все пойдет не так, как планировалось, — полетят головы. Быть может, приговор приведут в исполнение люди Блайта… а возможно, его голова станет первой. Впрочем, исполнители останутся теми же. И в былые времена случалось, что консул тайной стражи отдавливал Императору любимую мозоль, и повелитель скрепя сердце принимал жесткое решение. Правда, еще никогда консул не пользовался в Империи столь значительным влиянием.

Повинуясь чуть заметному жесту Унгарта, человек, облаченный в балахон, задержался в дверях. Бесцветные глаза уставились на Властителя.

— Вы намерены что-то сказать мне? — проскрипел Юрай.

— Мне показалось, жрец, что это у тебя осталось нечто недосказанное, — парировал Унгарт, приглашая Юрая вернуться в кресло. Тот подчинился, но выглядело это так, словно, садясь за один стол с Унгартом Седьмым, он оказывал повелителю Гурана честь. С точки зрения самого Унгарта это было почти оскорблением.

С точки зрения верховного жреца Эмнаура Юрая Бороха это было именно честью. И довольно высокой. Правда, он был достаточно умен, чтобы не высказывать своего мнения вслух, и обладал достаточной силой воли, чтобы почти никогда не дать понять этого ни жестом, ни поведением. Правда, были и исключения. Так, Юрай почти никогда не титуловал своего Унгарта и, даже если использовал в обращении слово «Император», никогда не добавлял «мой». Словно показывая этим, что мирская власть — всего лишь власть человека, тогда как Великий Эмнаур есть верховный сюзерен… и между Ним, Богом, и всеми остальными стоят жрецы. Даже между Ним и Императором… а он, Юрай Борох, стоит выше всех. Его голос — голос Бога… почти. Узнать, почувствовать, расшифровать волю Бога — великое искусство. Горе тому, кто ошибется, — но еще большее горе ждет того, кто посмеет счесть себя выше жрецов, доносящих божественные повеления до простых смертных.

Борох был магом Триумвирата и, согласно принятой иерархии, являлся главой второго по мощи после Ордена Несущих Свет магического сообщества Эммера. И знал: стоит отдать приказ, сотни масок — магов, укрывших лица за блестящими серебряными, медными или латунными личинами, — встанут за его спиной. Он мог позволить себе роскошь не бояться мирских властелинов. Даже если эти властелины думали иначе. Даже если в глубине души они ненавидели верховного жреца.

— Так что ты хотел сказать, жрец? — Император опустился в кресло напротив Юрая.

Тот помолчал.

— Мне кажется, в последнее время Ангера обуяла гордыня… — наконец протянул он.

— Он приносит Трону пользу, — пожал плечами Император. — И пользу немалую. На протяжении веков…

— …Тайная стража доказала свою незаменимость, — продолжил фразу Борох. — Я знаю и ничуть не собираюсь умалять их достоинства, равно как и достоинства консула Блайта. Он… хороший слуга.

Над массивным столом снова повисла тишина. Унгарт ждал продолжения, прекрасно зная, что раз уж Юрай Борох решил что-либо обсудить, то он не остановится на одних лишь туманных фразах.

— Да, он хороший слуга, — снова заговорил жрец. — Но хороший слуга должен знать свое место. Даже тогда, когда место это — возле трона.

«Ты хочешь сказать, тварь, даже когда это место на троне? — с ненавистью подумал Император, хотя на лице его не дрогнул ни один мускул. Он выглядел все таким же внимательным, немного усталым. — Если Эмнаур позволит, когда-нибудь я сверну тебе шею. Но не сейчас, сейчас ты мне нужен, старик. Мое время придет позже… и тогда я припомню тебе каждый взгляд, каждое лишнее слово».

— Ангера обуяла гордыня, — продолжал тем временем жрец. — Очень плохо, когда слуга пылает гордыней, но еще хуже… много хуже, когда это греховное чувство заставляет его считать себя выше своего сюзерена.

— У тебя есть предложения, жрец?

Вероятно, он все же не сумел в полной мере совладать со своим голосом, поскольку Юрай тут же заявил:

— Нет, Император. Не мое дело давать советы в мирских делах.

— Это верно… — Унгарт снова взял себя в руки. — Я просил бы помнить об этом.

— Да, Император.

— Можешь продолжать, — позволил Унгарт, откидываясь на спинку кресла. Он одержал маленькую, но от этого не менее приятную победу.

Многие века Империя и Триумвират шли рука об руку. Если в Инталии Орден и власть Святителя дополняли друг друга, хотя и разделив формально сферы влияния, то в Гуране дело обстояло несколько иначе. Император и верховный жрец всегда были и союзниками, и врагами одновременно. За Святителем не стояла сколько-нибудь значительная сила, но его власть держалась на традициях более чем двухтысячелетней давности. А за Орденом Несущих Свет — их честь, их обязательства, что ни разу не были нарушены явно. Здесь же и у Императора, и у лидера Триумвирата хватало опытных бойцов — и стоило лишь этим двоим не найти общего языка… в прошлом такое случалось, и Гуран умывался кровью. Инталия, как правило, не упускала удобного момента, и светоносцы тут же наносили удар.

Со временем был найден некий компромисс. Император не вмешивался в вопросы религии, оставляя за собой право посещения лишь одного-единственного храма Эмнаура, своего собственного, размещенного во дворце. Триумвират, в свою очередь, не совал нос в дела мирские — кроме условия присутствия верховного жреца при принятии важных решений, условия, выторгованного Триумвиратом по окончании последней, самой кровопролитной войны, произошедшей немногим менее тысячи лет назад.