Прощание - Паскаль Кивижер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Туннель наполнился запахом ила и тины. Речным запахом. У всех промокли ноги, а сердце сжималось от одной общей, немыслимой мысли: кто-то открыл шлюзы в водохранилище. Бассейн переполнился, и вода потекла в зазор под дверью, ведущей в туннель, – она была вся в щелях и плохо пригнана. Судя по тому, как быстро прибывала вода, краны открыты на полную. Бронзовый человек, быть может, уже ушел под воду с головой. Рано или поздно дверь выбьет давлением, и уже ничто не защитит их от потопа.
Кто спустил на них Верную?
Тибо на ум приходил лишь один человек, и это мучило его еще больше, чем то, что через полчаса он может утонуть. Гийом Лебель.
Только капитан знал, где они. Только он знал о существовании этого хода. И вообще, всего, что он знал, не перечесть. «Из самых приближенных», – сказал Проказа. А капитан был ему близок, очень близок. Выходит, слишком? Это он настоял, чтобы они сбежали, это он приготовил все в дорогу. Тибо сделалось мерзко. Его лучший друг, доверенное лицо. Зачем бы ему совершать такое? Ни одной мыслимой причины, ни одной. Тибо изо всех сил искал других подозреваемых. И не находил.
Овид был зажат между Эмой, шагавшей изо всех сил, и Лисандром, который держался за висящую у него на шее «шапочку» Клемана, надеясь, что она спасет его еще раз. Но ничто не могло спасти Овида от душившего его стыда. Однако страшнее стыда было раскаяние. Он казнил себя, и это была настоящая пытка. Он, только он знал правду: никакого потопа не было бы, сумей он одолеть свой страх привидений. Он сам, в тот же день, попросил предателя дойти с ним до водохранилища, вопреки данному капитану слову. Тот, кто не должен был знать, все узнал. И сейчас, когда кости утопленников проплывали у его ног, а запах тины сдавливал горло, точно их призрачные руки, Овид тоже дрожал от страха. Но страх – пустяки по сравнению со стыдом, и потому он молчал.
Вода уже дошла до икр, ноги сносило ее напором. Идти становилось все труднее. К седьмой отдушине поток стал слишком быстрым, чтобы отражать звезды. Тибо знал, что до лощины, где туннель выходит наружу, оставалась еще где-то четверть пути. Если вода продолжит прибывать, ему она дойдет до плеч, а Лисандра и Эму скроет с головой. И это в лучшем случае. В худшем дверь не выдержит, Верная ворвется в узкий проход, и как бы ни были они близки к выходу, им не хватит легких, чтобы задержать дыхание и ждать, пока поток вынесет их на свежий воздух. Тибо остановился.
– Бросайте все вещи. Овид, Феликс, тушите факелы.
Тибо надеялся устроить подобие плотины, чтобы задержать приток воды и быстрее продвигаться вперед; временное и ненадежное решение, но, возможно, оно даст им выиграть драгоценные минуты. Они сложили сумки и одеяла друг на друга, перекрыв коридор снизу доверху, от стены до стены. Тибо вставил потушенные факелы в зазоры между камнями, перекрестив их так, чтобы усилить плотину. Нельзя было терять ни минуты: в щели между намокшими сумками уже начинала сочиться вода, так что рано или поздно ненадежная плотина рухнет. Но пока она работала: уровень воды снова упал до щиколоток. Нужно было бежать со всех ног.
Но Феликс не стал спешить: он вынул свой меч из ножен и передал его королеве с Лисандром и Овидом. Затем встал перед стеной из мешков и, расставив руки и ноги, крепко уперся в пол и стены, помогая плотине своей могучей силой.
– Я остаюсь. Бегите.
– Феликс, ты идешь с нами! – приказал Тибо.
– Бегите, говорю.
– Феликс, нет! – крикнул Лисандр.
– БЕ-ГИ-ТЕ!
И они сорвались с места. У всех в горле стоял ком, но каждая секунда, которую они потратили бы, переубеждая штурмана, могла стать роковой. Все знали, насколько Феликс бывает упертым – на то, чтобы заставить его передумать, мог уйти не один час. Он спокойно смотрел, как удаляется последний факел. Оставшись в полутьме, он сосредоточился на мышцах спины, чтобы не вспоминать голос Лисандра – мальчика, которого он так любил и который так легко без него обходился. Вода наваливалась все сильнее. Ему казалось, будто он держит на плечах всю «Изабеллу» с экипажем и полным трюмом диковинок, привезенных с другого конца света. Но он не уступит. По крайней мере, пока остальные бегут. На губах показалась слабая улыбка: да, он умрет-таки от воды. Так было написано у него на ладони. И хорошо. Он давно поклялся, что отдаст свою жизнь только ей, и никому, ничему другому.
Остальные бежали, задыхаясь и ударяясь о стены. После восьмой отдушины у Лисандра закололо в боку, у Эмы в груди все горело, Тибо мучила жажда, а у Симона ныло колено. Овид же помирал со стыда. Он думал, что ему впору самому стать призраком, неприкаянной душой. Большего он не заслуживал. По слабому лунному свету стало ясно, что впереди девятая, последняя отдушина. Они подталкивали друг друга, то и дело спотыкаясь, иногда со стоном. И только ценой неимоверных усилий заставили себя бежать дальше, когда весь туннель огласился животным воплем Феликса. С таким криком рождаются, и с ним умирают. Когда же он смолк, на смену ему пришел другой звук.
Грохот потока.
На них надвигалась страшная волна, грязная и буйная лавина воды, река, вырвавшаяся на волю всей своей мощью, против которой не выстоять. Она стремительно нагоняла, ледяная и беспощадная. Они едва успели задержать дыхание, как она подхватила их, смешав в кучу.
Они уже думали, что мертвы, когда вдруг вывалились друг на дружку в лощине, все в иле и обломках веток, а сверху на них выбросило щуку и шерстяное одеяло. Тибо, шедший во главе, оказался теперь в самом низу. Он хватал ртом воздух, но не мог вздохнуть. На груди у него лежал Овид, на ногах – Симон и Эма, ботинки Лисандра упирались в лицо, а меч с кинжалом впивались в бедро. Илистая вода все лилась сверху толчками, и они невольно наглотались ее. Барахтаясь, откашливаясь, отплевываясь, они разлепились и стали выбираться из оврага, цепляясь за корни, камни и траву. Овид протянул руку Лисандру, Тибо подтолкнул Эму, Симона вырвало. Помогая друг другу, они в конце концов оказались наверху, в поле. Его ночной покой поразил их. Они промокли, замерзли, измучились,
