Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших [вcтавлен проп. отр.] - Терри Гудкайнд

Энн смотрела на Кэлен глазами, полными слез. Снег сверкал в лучах холодного рассвета.

— Все не так, Кэлен. Просто тебе так кажется, потому что ты сейчас страдаешь.

— Все именно так, — отрезала Кэлен.

Губы Энн шевелились, но она не могла вымолвить ни слова.

Кэлен протянула руку ладонью вверх.

— Путевой дневник. Если ты думаешь, что я не сломаю этой женщине жизнь, ты ничего обо мне не знаешь. Она сестра, которая тоже помогает уничтожить мир. Если ты немедленно не отдашь мне дневник, она обречена.

— И чего ты хочешь этим добиться? — в отчаянии прошептала Энн.

— Это будет начало конца твоего назойливого вмешательства в жизнь народов Срединных Земель. В мою жизнь. В жизнь Ричарда. Это единственное, что я могу предпринять для начала. Впрочем, я могу еще убить вас обеих, и я близка к такому решению. А теперь дай сюда дневник.

Энн уставилась на потянутую руку, сморгнула слезы. Наконец она сняла варежку и достала из-за пояса маленькую книжицу. Мгновение она с благоговением смотрела на дневник, потом положила в ладонь Кэлен.

— Благой Создатель, — прошептала Энн. — Прости это несчастное страдающее дитя за то, что она сейчас сотворит.

Кэлен швырнула дневник в огонь.

Энн и сестра Алессандра, побледнев, смотрели на брошенную в костер книжицу.

Кэлен схватила меч Ричарда.

— Пора двигаться, Кара.

— Лошади готовы. Я как раз оседлала их, когда возникли эти две.

Кэлен выплеснула из котелка горячую воду, а Кара торопливо собрала вещи и побросала в седельные сумки.

Ни разу не оглянувшись на Энн с Алессандрой, Кэлен вскочила в седло. Они с Карой повернули лошадей и прорысили прочь, в снежную метель.

Глава 28

Как только Кэлен с Карой, словно два духа мщения, растворились в белой мгле, Энн упала на колени и, сунув руки в огонь, выхватила путевой дневник.

— Аббатиса! — заверещала сестра Алессандра. — Вы обожжетесь!

Морщась от боли, Энн снова сунула руки в костер. Она скорее увидела, чем почувствовала, что драгоценная книжица у нее в руке.

Спасение дневника заняло несколько секунд, но из-за боли они показались вечностью.

Закусив губу, Энн откатилась в сторону. Тут же подбежала Алессандра с горстями снега в руках. Она положила снег на черные кровоточащие пальцы Энн и намертво зажатый в них дневник.

Когда холодный снег коснулся ожогов, Энн застонала. Алессандра взяла ее за запястья, глотая слезы.

— Аббатиса! Ох, аббатиса, не надо было! Ох, Энн! Ну почему ты не воспользовалась магией? Или хотя бы палкой!

Вопрос удивил аббатису. Она слишком боялась, что драгоценный путевой дневник сгорит, и думала лишь о том, чтобы поскорей вытащить его, пока не поздно. Впрочем, она действительно повела себя глупо. Это — из-за обвинений Кэлен.

— Сиди смирно, — велела сквозь слезы Алессандра. — Сиди смирно и дай мне взглянуть, что я смогу сделать. Все будет хорошо. Просто сиди смирно.

Энн сидела на снегу, ошеломленная болью и словами, все еще звеневшими у нее в голове, Алессандра лечила ей руки, но вылечить ей сердце сестра не могла.

— Она не права, — проговорила Алессандра, будто прочитав мысли Энн. — Она не права, аббатиса.

— Разве? — глухо спросила Энн. Режущая боль начала потихоньку стихать, сменившись неприятным покалыванием магии. — Разве, Алессандра?

— Да. Она знает далеко не так много, как думает. Она всего лишь дитя. Вряд ли она разменяла третий десяток. За такой срок люди и нос-то себе вытирать еще не могут научиться. — Энн понимала, что Алессандра просто болтает, говорит глупости из-за тревоги за путевой дневник, из-за боли, причиненной словами Кэлен. — Она всего лишь дитя, она ничего не понимает. Все не так просто. Гораздо сложней. Куда сложней, чем она думает.

Энн не была так в этом уверена. Все казалось ей мертвым. Пятьсот лет работы. Неужели все это — мартышкин труд, следование эгоистичным желаниям и глупой вере? Окажись она на месте Кэлен, не видела бы и она все в таком же свете?

На мысленном суде перед ней лежали бесчисленные горы трупов. Что она может сказать в свою защиту? У нее имелись тысячи ответов на обвинения Матери-Исповедницы, но сейчас все они казались пустыми. Как вообще она может оправдаться перед мертвецами?

— Ты — аббатиса сестер Света, — продолжала Алессандра, на мгновение прервав работу. — Кэлен должна была отдавать себе отчет, с кем разговаривает. Должна была проявить уважение. Она ничего во всем этом не понимает. Тут все гораздо сложней. Неизмеримо сложней. В конце концов, сестры Света выбирают себе аббатису не за красивые глаза. Как и Исповедницы не за красивые глаза выбирают Мать-Исповедницу.

Прошел час, потом второй. Наконец Алессандра завершила лечение. Все это время Энн беспомощно сидела на снегу и слова Кэлен терзали ей душу.

Когда Алессандра закончила, Энн сжала саднящие пальцы. Еще немного побаливало, и она знала, что это надолго. Но ничего, все в порядке.

Усталая и замерзшая, Энн прилегла рядом с догоравшим костром. Сейчас ей хотелось не вставать никогда. Казалось, прожитые ею годы, вся тысяча, разом обрушились на нее.

Энн вдруг ужасно затосковала по Натану. Уж пророк-то наверняка сказал бы сейчас что-нибудь мудрое. Или глупое. И все равно бы ее утешил. У Натана всегда было что сказать. Энн скучала по его низкому голосу, его добрым, детским и мудрым глазам. Ей не хватало прикосновения его рук.

Тихонько всхлипывая, аббатиса уснула. Но из-за тяжелых снов спала плохо и не отдохнула. Она проснулась поздним утром, почувствовав на плече ладонь Алессандры. Сестра подбросила хвороста в костер, было тепло.

— Тебе лучше, аббатиса?

Энн кивнула — и солгала. Первая мысль была о Путевом дневнике. Он благополучно лежал на коленях Алессандры. Энн села и осторожно взяла почерневшую книжицу.

— Аббатиса, я беспокоилась о тебе.

Энн только грустно отмахнулась и ничего не ответила.

— Пока ты спала, я осмотрела книгу.

Энн крякнула:

— Выглядит паршиво.

Алессандра кивнула:

— Я тоже так думаю. Сомневаюсь, что его можно спасти.

Энн легким касанием Хань удерживала страницы — от которых мало что осталось, кроме пепла, — пока листала книжицу.

— Он продержался три тысячи лет. Будь это обычная бумага, он не подлежал бы восстановлению, но эта вещь — магическая, Алессандра, созданная могущественными волшебниками, равных которым не рождалось три тысячи лет… до Ричарда.

— Что мы можем сделать? Ты знаешь, как его восстановить?

Энн, изучая обгоревшие страницы, покачала головой.

— Не знаю, можно ли его восстановить. Я просто говорю, что это волшебная вещь. А там, где есть магия, есть и надежда.