Колесо судьбы. Канон равновесия (СИ) - Александра Плотникова

А утром, едва только забрезжил первый зимний свет, начался этот долгий, вязкий, мутный кошмар церемонии.

Посвящения не было так давно, что никто даже смутно не помнил, как поступают с тем, кто уходит на Ту сторону. Разве что Янос-эрхе. Но он, как всегда, молчал и не вмешивался.

Глубоко в недрах горы, в одной из пещер с незапамятных времен бил горячий ключ. В его водах никто никогда не купался, никто не осмеливался выпить из источника даже полглотка. Не потому, что вода была слишком насыщена солями или чересчур обжигала, а потому, что она была наполнена первородным Светом, способным сжечь слабую плоть. Только самые старые дрейги, ровесники этих гор, могли позволить себе окунуться в сверкающие воды. Именно здесь, вдалеке от любых глаз, решено было начать обряд.

Она стояла на камнях возле источника, простоволосая. нагая и озаренная трепещущим светом факелов и еле сдерживала испуганную дрожь. Но смотрела прямо в глаза отцу. А мы ввосьмером стеной отделяли их обоих от Темных, которым было позволено присутствовать вопреки запрету и только в том случае, если они будут хранить молчание. А разве можно было поступить иначе?

Хотел бы я посмотреть на того умника, который посмел бы остановить взбесившегося Волка и Альнейрис вместе с ним; даже Воладару это оказалось не под силу.

Я должен оставаться бесстрастен. Должен. И точка.

Сияющие молочной белизной горячие капли пролились на завитки рыжей гривы из отцовых ладоней. Илленн вздрогнула, но осталась стоять неподвижно. И не отвела взгляда.

— Во имя Света ты очищена от прежней судьбы и призвана к служению волей Колеса. Ты омыта от прежнего имени и переступишь порог Испытания чиста душой, как младенец, что еще не сделал первого вдоха. Отныне старое — умерло. Новое — родится, когда ты вернешься к нам. Слушайте все, ибо я возглашаю: княжна Илленн эль Сарадин ан'Трилори мертва. К нам вернется иная женщина, Опора Равновесия, Владычица Света. Да будет по слову моему.

Вот и все.

Пути назад не осталось.

Загустел от боли и страха воздух. Чужое невыплеснутое отчаяние накрыло меня удушливой волной. Заставило на миг зажмуриться и крепко сжать челюсти. Там, за спинами моих соратников, все сильнее сжимался тугой комок болезненной ярости Волка, и единственной преградой на ее пути была всего лишь девчонка-ифенхи. Он мог только смотреть, как уходит его женщина и сдерживать внутри себя боль разрываемых уз.

Надвигалась буря. Оставалось только ждать, когда она разразится.

— Да обретешь ты благословение памяти на своем пути сквозь сон. — негромко произнес отец, скрывая собственную боль. — Да будет твое сердце верным, разум ясным, а воля крепкой. Найди путь домой.

Он в последний раз обнял дочь за плечи и, склонившись, поцеловал в темя. А потом отступил. С этого момента касаться ее, разговаривать с ней, смотреть ей в глаза имел право только я — ходящий за Гранью мира живых.

И вот тут-то все пошло наперекосяк.

Ну кто, кто, скажите на милость. запретил бы им смотреть друг на друга? Круг распался. Она стояла, дрожмя дрожа от внезапного холода. Она почти была там, вовне, она не принадлежала уже нашему миру, но взгляд ее зеленых глаз намертво прикипел к лицу супруга и не мог оторваться. Он жадно пожирал ее глазами, его почти трясло, а лицо превратилось в застывшую полузвериную маску. Ну уймись же ты, отведи взгляд! Кокон Духа стараниями Изары уже начал оплетать ее тело, а я, помогая сестре одеваться, вплету в него Смерть. И ты останешься там. Внутри. Уйдешь следом за ней.

Ты же ее тропинка домой, идиот!

Никогда не устану благодарить Мобиуса за ту оплеуху. Воистину, только он мог подойти и без стеснения съездить по морде своему Эль-Тару. Тот опомнился, слава Стихиям. Уж лучше пусть рычит на магистра, чем превратится в одного из моих ведомых.

Кокон замкнулся. Маленькая женщина в траурных одеждах цвета светлой пыли — цвета Ничто, — осталась одна. Умершая среди живых. Она вцепилась мне в руку и, вскинув глаза, невольно шарахнулась. Вместо меня ей привиделся Жнец.

— Пойдем, — шепнул я. — Не бойся. До отъезда у нас еще есть время поговорить.

Она кивнула и еще крепче стиснула мою ладонь внезапно похолодевшими пальцами. Мы зашагали прочь ото всех в длинный боковой тоннель, извилистый и темный. Голоса постепенно смолкли, растворились во мраке, все прочие звуки умерли — даже шорох наших шагов. Я нарочно шел медленно, давая страхам раствориться.

— Не позволяйте ему войти в Храм Душ, — тихо сказала сестра. — Если он это увидит — будет беда.

Я ей поверил безоговорочно. С такой одержимостью, какая бушевала внутри Волка, можно было нарваться на что угодно.

— Надеюсь нам это удастся. А то утром они с отцом успели переругаться — он уже попытался запретить Ваэрдену присутствовать на церемонии и видишь, что вышло? Все, на чем удалось настоять — это сопровождение в лице Альнейрис. Хотя сколько с нее будет толку? Мала она еще — Бешеного Волка удерживать. О чем вы с ней утром говорили?

Она слегка улыбнулась — узы между нами колыхнул отголосок горькой усмешки.

— Да так… давала ей кое-какие указания на случай, если я не вернусь.

Указания? Странно. Чем дальше, тем меньше мне нравилось то, что я слышал. Решила, что ли, мужа как вещь передать?

— А вот об этом и думать забудь! Привыкай, что теперь любая твоя, даже невысказанная, мысль влияет на мир. И мельком о подобном не вспоминай! Особенно сейчас. Наоборот, нацелься всей сутью своей на то, чтобы пройти испытание и вернуться. Ишь, вздумала, «указания». Коль тебе так нужна меньшица — по возвращении полную церемонию проведем.

Говорю, а у самого спокойствия ни на грош, разве что тонкая пленочка для виду, под которой свернулось в тугой узел нервное ожидание. Нет, так нельзя. Смертоносец я, или размазня какая? Собраться немедленно!

— Рейю… — она смущенно запнулась, голос ей изменил. — Ты… точно будешь там?

— А кто же еще, — я заставил себя улыбнуться и взлохматить ей волосы, — там за тобой присмотрит? Конечно буду. Надо же проследить, чтоб ты ничего не разнесла.

— Как я смогу там что-то разнести? — она невольно потянулась за рукой, но мурлык так и умер, не родившись. — Ведь ничего же не останется…

— Я верю в твои способности. Особенно в ту, которая называется «ой, я нечаянно» Детство свое помнишь? Это было самое любимое твое оправдание.

Я честно старался ее хоть как-то подбодрить, но смех затихал, проливаясь на камень жалкими лужицами. Э, нет, в таком состоянии ее никуда отпускать нельзя — все провалит еще до начала. Что же такого ей сказать?..

То, что от нее исходило, было в десять раз хуже страха. С тем хотя бы можно как-то бороться, перебить злостью, заставить действовать. С обреченностью бороться почти невозможно.