Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади - Горбаневская Наталья Евгеньевна

Живу я, как и сказала тебе на свидании, неважно – печально и одиноко. Почти что не с кем слова сказать. Читать тоже почти нечего. В общем, умственной работы никакой, не знаешь, куда себя девать. Если б я была в лагере, я бы вовсю занималась языками. У меня, кстати, очень обширные планы: если я все-таки попаду в эту несчастную Казань, заняться там английским и шведским – так что готовьте учебники (английский-то у меня есть, три оксфордских томика). Еще я хочу снова заняться эстонским – я уже и все, что знала, позабыла. Есть и еще идеи: литовский, грузинский, венгерский. Но во мне теплится надежда, что, может быть, я все-таки дотуда не доеду – и не придется мне стать полиглотом.

Мамочка! Я просила тебя хлопотать о спецнаряде, или индивидуальном наряде. Во-1х, боюсь, что тебе этим трудно заниматься, – это ведь надо ходить в какое-то (я даже не знаю, какое) управление МВД. Во-2х, самое главное: не начинай никаких хлопот о спецнаряде, пока не исчерпаны все возможности добиться освобождения. В Верховный Совет, я надеюсь, ты уже написала. Теперь, наверное, защитник скоро будет подавать надзорную жалобу. У меня есть такое предложение: пусть она направит запрос из консультации сюда, чтобы получить мнение моего лечащего врача, под наблюдением которой я нахожусь полгода с 16 апреля, о моем диагнозе, психическом состоянии, необходимом лечении и т. п.

Мама! Пиши мне, пожалуйста, каждую неделю. Пусть Ясик пишет в субботу или в воскресенье, а ты пиши в понедельник, отправив детей в школу и ясли. Если ты будешь отправлять письмо во вторник, я буду получать его в четверг или пятницу на той же неделе. Постарайся выяснить судьбу моих пропавших писем. Отсюда те письма, которые я отправляла до кассации, должны были идти через суд – через городской или Верховный, я не знаю. Надо выяснить, поступали ли они в суд и, если поступали, то задержаны судом или отправлены. Если отправлены, то надо выяснять на почте и в случае пропажи писать в Прокуратуру. И заодно писать о пропавших деньгах: по какому праву могли быть арестованы заработанные мною деньги, необходимые для моих детей? Жаль, что прошло уже так много времени.

Мамочка, передай от меня приветы Юре с Вероникой и их девчонкам, а их – зятю (?) (никак не могу разобраться в степенях родства и свойства) поздравления, я по радио слыхала, что ему дали премию, и очень рада[41]. Но одновременно всем им скажи, что было бы хорошо, если б они не забывали своего старого друга и писали бы ему. Пусть поймут, как здесь тяжело без писем.

Взяли ли вы, наконец, энциклопедию? Она ведь так нужна Ясику.

Я пока не кончаю письмо, подумаю, что еще мне надо было написать, а то как взялась писать, так все из головы и вылетело.

19 октября 1970. Ждала до сегодняшнего вечера, все надеялась: может, получу письмо от тебя или хоть еще от кого. Но, видно, сегодня уж ничего не будет, а письмо скоро надо отдавать. Пожалуйста, пиши мне, письма доходят, притом очень быстро, пиши подробно о детях и о себе, пиши обо всяких новостях, и пусть мне все пишут. И пусть пишут посодержательнее – про все, про все. Мне интересно знать, как кто живет, очень хочется узнать, что интересного было в журналах, пока меня нет, что вообще интересного есть почитать. Мамочка! В двух последних письмах я тебя поздравляла с днем рожденья, а на свидании и забыла, так была занята Оськой и его выкрутасами. Так что теперь с опозданием поздравляю.

Крепко целую тебя и детей. Будьте здоровы, не забывайте меня. Ваша мама На[таша].

[Приписка сверху на последнем листке: ] [Как до]писала письмо и получила от тебя и от Иры Корсунской (вторую, а она пишет, что 4-я или 5-я открытка, та, где вложена от Майки[?]). Еще не прочитала, сейчас прочитаю. Если потребуется ответ, допишу. Нет, не буду.

2.

[без даты, ноябрь 1970]

Мамочка! Продолжаю несколькими днями позже, когда уже стало известно, что П. вот-вот уедет. Я твои письма все получаю, а ты, видно, не получила и того, которое я послала на Верин адрес. Продолжаю начатое. Надо послать сюда запрос, чтобы лечащий врач сообщил свое мнение о моем заболевании, состоянии, необходимости лечения и т. п. Дело в том, что она считает меня абсолютно здоровой, но, пока ее мнения никто не спрашивает, она и не имеет возможности его высказать. Я нахожусь здесь в больнице, во 2-м отделении, с 16 апреля. В твоем письме я не поняла фразы «Говорят, что есть основания надеяться на лучшее, если не очень скоро». Что значит «если не очень скоро»? 5-го я буду писать сразу в несколько адресов – оказывается, можно писать не одно письмо. Может, хоть кому-то дойдет. Главная подлость, что пропадает все, что я пишу Ясику. Не дошло мое поздравление к дню рожденья (и к твоему, кстати, тоже). Наверное, не дойдет и поздравление к вступлению в пионеры. Сегодня ночью мне снился Ясик, а вчера – вы все трое. У меня в последнее время появилась какая-то бешеная уверенность, что не может быть, чтобы я поехала в Казань, что я непременно вый ду. Не знаю, как, но выйду. Не может быть, чтобы я и дети так долго жили отдельно друг от друга. Я почти физически представляю (не воображаю, а представляю) свое возвращение. Указ от 15 октября ничего не дал бы мне, даже если бы я была «вменяемой» – статья наша не идет. Но я и так все время чувствую, что моя свобода будет результатом какого-то особого, индивидуального акта – и не столько милостью, мне оказанной, сколько моей победой. Несмотря на моменты отчаяния, у меня достает выдержки и терпения. Слава Богу, что у вас дома все в порядке. Главное, чтобы ты была здорова. Насчет пятого-десятого я подумаю и напишу в письме. Вообще я должна успокоить тебя: этот акт, производимый не бессрочно и не долгосрочно, а на 6 дней, не влечет никаких опасных последствий даже в больнице. Если я все-таки буду делать, то со след. формулировкой: «в знак солидарности с н/з Пот. л-рей и Влад, т-мы, Леф. и Бут. т-м, Л-дской, Каз., Чернях., Днепропетр. спецбольниц и др. мест заключения в знак протеста против незак. полит пресл., в нашей стране и, в частности, против моего ареста, осуждения и заведомо ложного признания меня невменяемой…» Эту формулировку и мою идею (именно эти 6 дней) сообщи Арине[42], чтобы она на этот счет связалась с ребятами. Не волнуйся. Целую тебя и детей. Твоя Н.

3.

1 января 1971 года. Дорогая мамочка! С Новым Годом! 28-го получила твое и Ясиково письма от 22-го. Надеюсь сразу же после праздников, т. е. 4-го или 5-го, получить очередное письмо, узнать о Ясиных отметках за четверть, о том, как прошли елки в яслях и в школе. Но так как я должна отдавать письма не позже, чем 5-го утром, отвечаю, не дожидаясь. Если получу письмо 4-го, может, допишу что-нибудь к этому письму. Если нет, отвечу в следующий раз.

Ты ошибаешься, что собрание в яслях – впервые за время пребывания Оси там. Было одно собрание при мне, когда Ося был еще в малышовой группе. Но это не так уж важно.

Даже не представляю, как это я забываю ставить даты на письмах тебе. Мне кажется, я на всех письмах ставлю даты. Но даже если и забуду, ты же знаешь, что я отправляю письма 5-го и 20-го. То письмо, которое ты получила 18-го, я отдала 3-го вечером, так как 5-е был выходной. Видимо, короткие письма (Нине[43], Арине) пошли сразу и дошли очень быстро (6-го), а более длинные письма шли дольше. У Иры[44] письмо не задержалось – это я знаю, потому что Арина именно 18-го числа написала мне, что ей звонила Ира и сообщила о том, что только получила письмо. К сожалению, Ира, деликатно не читая того, что я написала вам (а пишет мне: очень хотелось прочитать сказку), не догадалась отдать вам и открытку. А открытка дошла. Ну, видно, ее отправит кто-то другой. Мама! Но я очень хотела бы, чтобы Ясик все же иногда (пусть не к праздникам) посылал открытки, пускай выбирает те, которые ему самому нравятся. И хорошо, если бы посылал свои рисунки. Пусть узнает адрес у Юры с Вероникой, только адрес теперь будет новый, так что надо дождаться, пока он будет известен. Что я такого могла написать в письме, что пришлось вычеркнуть, – ума не приложу.