Незримое, или Война в иномирье. Монасюк А. В.: Из хроник жизни – удивительной и многообразной. Книга вторая - Виталий Полищук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Да уж, думал Анатолий Васильевич. Свобода двигаться туда, куда ведут пути, проложенные не тобой – наверное, это не просто…»
Глава 24-я
Каладжи Неру отключил ноутбук и задумался.
Сколько людей погибло, и какой смертью! Сообщения о том, что творится в корпорациях Бейтса и Сото (и вокруг них) поступали постоянно.
Месть принимала масштабы, несоразмерные с преступлением.
– Колдун, – сказал он, подходя к священнодействующему у жертвенника Туси. – Я думаю, на этом мы должны остановиться.
Туси Кхрна, жрец вуду, человек, не знающий сомнений в выполнении своих обязательств перед Черным богом, перед Черными Силами, смотрел на Каладжи Неру и молчал.
«Эти людишки, думал он. Они никогда не знают толком, чего хотят. Они не понимают, что выпустив на волю Силу, невозможно вернуть ее назад в клетку. Они слабы не только в желаниях, но и плате за нанесенные им обиды. Они ничего не доводят до конца…»
Вслух он сказал Каладжи:
– Я не могу остановить то, над чем не властен.
– Но ты можешь не наносить следующий магический удар! Они уже заплатили достаточно.
– Это ты так считаешь. Вуду не останавливается. Мы готовили их к смерти – они должны умереть.
– Колдун! Я запрещаю тебе!
Туси Кхрна, который ощущал в себе прилив неведомых ранее сил, и потому чувствовал себя чуть ли не всемогущим, только рассмеялся.
– А что ты можешь сделать? Только одно. Уезжай с острова. А я доведу дело до конца.
Моторная лодка причалила к берегу. На набережной Робертсвиля было людно – с тех пор, как три японца увидели в океане НЕЧТО, сюда собирались жители при первой же возможности. По набережной гуляли, кафе и открытые веранды были переполнены, робертсвильцы как будто все время ожидали чего-то.
Каладжи Неру тяжело поднялся на набережную и пошел вперед. Он не знал, куда идет, он сейчас вообще не осознавал, что делает. Ему уступали дорогу, сочувственно смотрели вслед. О его связи с Туси Кхрна знали многие, не были лишь осведомлены о характере этой связи.
Какой-то бродяга подошел к Каладжи, заговорил с ним, потом взял за руку и отвел в тень дерева. Здесь сидели еще несколько таких же бедолаг – без дома, семьи, работы, но в тропических широтах можно десятилетиями жить в лесу, питаясь плодами деревьев, засыпая под кустом – если жить просто, без запросов.
Или, как мы говорим обычно, ЕСЛИ просто хотеть ВЫЖИТЬ.
Каладжи Неру сидел среди них и ни о чем не думал. Он на время утратил связь с окружающим миром. То, к чему он шел полвека обернулось кошмаром, и ему нужно было время, чтобы прийти в себя.
Тем временем Туси Кхрна подготовил ритуал, направленный на умерщвление своих жертв.
Как уже упоминалось, колдун хотел наслать проклятье не только на самих проклинаемых, но и на дорогих им людей.
Поэтому кукол в жертвеннике лежало четыре. Три большие и одна маленькая. Большие воплощали в себе человеческую сущность Бейтса, Сото и Осиновского. Маленькая – Саймона Бейтса. Каким-то образом в число любимых родственников, подлежащих проклятию, не попал Джереми Бейтс, что же касается Хироши Сото, то он сам стал частью черных сил.
Проткнув иглами наиболее важные органы каждой жертвы, окропив кровью жертвенной птицы куклы и фотографии, Кхрна стал бить в барабан и выкрикивать слова заклятья. Он посылал свое проклятие, желая, чтобы жертвы сгнили заживо и умерли, и насылаемая порча легко достигала своих жертв.
После отказа от услуг Монасюка все перестали совершать ежедневный ритуал установки индивидуальной защиты. Поэтому их биополя не были защищены, их организмы – открыты для постороннего влияния.
Конечно, результат наступит не сразу – то, что сделал Кхрна, напоминало заражение СПИДом и одновременно – проказой. Но проявиться заболевание должно было лишь через некоторое время.
Туси так и замышлял. Он хотел, чтобы жертвы успокоились, поверили, что теперь они в безопасности, окончательно разорвали все связи со своим защитником.
И лишь после этого начали чахнуть.
Возможно, стоило потребовать у них выкуп? Они могли много заплатить, причем это ни к чему не обязывало бы Туси. Но он не мог – религия вуду не использует вымогательство, религия вуду карает, но не служит средством обогащения.
В Женеве было уже поздно – около полуночи, когда Джолианна услышала сигнал в дверь – к ней кто-то пришел.
Последние дни она боялась всего, поэтому подошла и посмотрела на экран сигнальной охранной системы. Внизу она увидела хорошо знакомого ей служащего Монасюка Селезнева.
Нажав кнопку связи, Селезнев сказал по-русски:
– Откройте, мадемуаузель Тортеуар! Нам необходимо переговорить.
Что-то заставило Джоли молча открыть запоры. Наверное, уверенность в голосе Селезнева.
– Анни-Лиза спит? – тихонько спросил Селезнев.
– Да, – ответила Джоли. Она уже поняла, что Селезнев все знает.
– Тогда пройдемте туда, где мы сможем поговорить спокойно.
Они сидели в креслах, торшер приглушенным светом освещал их лица.
– Джоли, – начал Селезнев, – я знаю все. Это ведь вы – информатор Осиновского.
Джолианна молчала. Она лишь закусила губу, глаза ее стали наполняться слезами. Она опустила голову, и, сжав щеки ладонями, стала раскачивать головой.
Потом она издала стон – горло ей перехватило, она не могла ни зарыдать, ни закричать.
Вот и случилось то, чего она так боялась…
Селезнев встал, подошел к ее креслу и сел на подлокотник рядом. Он обнял женщину рукой, легонько потряс ее и прижал к себе.
– Успокойтесь, Джоли. Я был в Верни, я разговаривал с многими людьми, я, наконец, вытряс правду из этого мозгляка Иванова – подручного Осиновского. Ведь это он организовывал все здесь, в Женеве?
Джолианна всхлипнула и молча кивнула.
Сергей Николаевич встал, вышел на кухню и принес стакан с водой.
– Выпейте, успокойтесь и расскажите мне все по-порядку…
Рассказ длился долго. Около двух часов внизу раздался короткий сигнал – гудок автомашины. Это приехал Николай.
– Джоли… – Селезнев говорил медленно, тщательно подбирая каждое слово. – Вы уедете завтра же – вернетесь в Верни. Пусть угрозы вас не беспокоят – Анатолий Васильевич, когда узнает все, боюсь, просто оторвет Осиновскому голову.
Или вы хотите увидеться с месье Анатолем?
Джолианна изо всех сил замотала головой, ее волосы закрыли ей лицо. И хотя оно было заплаканым, глаза и нос опухли, она все-таки оставалась бесподобно красивой.
Да, Селезнев понимал своего шефа. И не жалел о том, что замыслил сделать.
– Я не могу, – глухо сказала Джолианна. – Он однажды сказал, что очень любит меня, и попросил никогда не предавать его. Я не могу…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});