Золотая ветвь - Галина Романова

— Не сомневайся в этом. — Хаук уселся на поваленное дерево и стащил сапоги, с наслаждением шевеля босыми ногами. — Если ты хоть чуть-чуть знаешь орков!

Поляна тем временем опустела. Альфары поднялись по своим веревкам на деревья, хамстеры и коблинай скрылись в траве, гоблины поступили проще — поскольку их основным цветом и так был зеленый, они просто рухнули на землю там, где стояли. Остались только орки и несколько человек — сам Гиверт, странный предводитель разбойников и еще пять-шесть его соратников.

— О чем ты хотел поговорить? — нарушил короткое молчание предводитель.

— О замке, который вы атаковали. О том, чей он на самом деле, против кого послал нас Далматий… Ну и обо всем, что творится здесь! Мне не хочется марать руки грязными деньгами. И хочется узнать правду!

Прошло несколько минут, прежде чем издалека послышалась яростная перекличка птиц. Еще пару минут спустя на поляну выбежали три орочьих отряда. На марше они успели перемешаться и вступили единым строем. Впереди, вместе с посланцами, бежал Уртх.

Предводитель разбойников вскочил. Сотник затормозил. Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

— Княжич Терезий? — выговорил наконец орк.

ГЛАВА 25

Под слоем дерна обнаружилось несколько кострищ, вокруг которых сейчас и расселись орки-наемники пополам с разбойничьей армией в ожидании, пока пожарится мясо. Прокормить такую прорву людей и нелюдей стоило большого труда — только под предводительством княжича Терезия было больше полутора сотен воинов, не считая хамстеров. Но лес словно знал, что их надо кормить — отошедшие от лагеря буквально на два-три полета стрелы охотники вскоре вернулись, таща волокушами несколько бычьих и оленьих туш. Как оказалось впоследствии, только оленей пришлось отыскивать и отстреливать (с этим прекрасно справились светлые альфары) — быки когда-то принадлежали баронскому стаду и были угнаны разбойниками в чащу перед началом осады, дабы осажденные поскорее испытали муки голода и ослабли.

Сам княжич сидел на том самом поваленном дереве возле Хаука и Уртха. С наступлением сумерек он ссутулился, сгорбился, и было видно, что чувствует себя юноша неважно.

— Так всегда бывало, — вздохнул он, попытавшись потянуться и застонав от этого простого движения. — С приходом темноты я становлюсь таким… таким…вот таким! — Он развел руками. — В детстве мне было трудно шевелиться — я лежал пластом и умирал, потому что было больно даже дышать. Мама делала мне искусственное дыхание, ворожила…

— Прежняя княгиня была… — начал Уртх.

— Колдуньей, — спокойно ответил княжич. — Ты не знал?

— Откуда? Это так тщательно скрывалось! Даже мы, телохранители твоего отца, многого не подозревали!

— Князь Далматий всю жизнь считал, что я — не его сын, — вздохнул Терезий. — У меня были два брата и сестра — должны были быть… Двое родились раньше меня — мертвыми. Третий — позже и тоже скончался через несколько минут после рождения. Дело… дело в моей матери. Она не должна была выходить замуж и рожать детей. Так ей было предсказано, но она полюбила князя и пошла наперекор всему. Когда ей стало понятно, что ее дети не будут задерживаться на этом свете, она прибегла к колдовству. Это помогло ей зачать и родить живого и здорового меня… Но я поплатился за ее поступок! Этими глазами, — Терезий поднес руки к лицу и надавил на глаза, — и кое-чем еще. Она выпила драконью кровь!

Орки присвистнули хором. Каждая частица дракона, по мнению людей, обладала собственной магией, а дракон целиком, так сказать, в ассортименте, вообще был магией в чистом виде, и его нельзя было победить с помощью колдовства. Каждое враждебно настроенное заклинание дракон мог либо перенаправить на колдуна, либо впитать в себя и стать сильнее. Правда заключалась в том, что лишь некоторые части организма дракона несли в себе магию — и каждый строго определенную. Так, например, слюна дракона была отменным противоядием, его кожу и изделия из нее нельзя было пробить стрелой и копьем, желудочный сок растворял все, что угодно, а кровь и семя помогали против большинства известных недугов. Но мясо было простым (хотя и плохо перевариваемым) продуктом питания, кости — обычными костями, а внутренние органы — ливером. Драконья кровь, в числе прочих, помогала излечить бесплодие. Вот только обладала рядом побочных эффектов, один из которых сейчас сидел у костра.

— Проклятие свершилось для матери, — продолжал Терезий. — Я, ее единственный выживший сын, ношу в себе частицу дракона, и меня ненавидит родной отец.

— Ты — оборотень? — осторожно поинтересовался Уртх.

— Не знаю. — Юноша пожал плечами. — Я никогда не пробовал сменить облик. Я боюсь, — добавил он тихим голосом. — Но по ночам…Иногда мне снится, что я летаю. У меня огромные крылья, хвост, я изрыгаю пламя, и передо мной разбегаются люди и животные… Несколько раз я просыпался со следами крови на губах и руках — поэтому предпочитал ночевать в своей башне. Там запоры только снаружи. Открыть ее изнутри, если вдруг мне захочется выйти среди ночи, я не мог. Но однажды я все-таки выбрался… В тот день, когда…

— Я думаю, это не ты открыл запоры. — Уртх положил ему руку на колено. — А твоя мать сама пришла к тебе. Но ты был не в себе…

— И убил ее! — Терезий спрятал лицо в ладонях и глухо, тоскливо завыл.

Все невольно притихли и втянули головы в плечи — таким нечеловеческим был этот вой. Вой не улетел дальше поляны, но всем показалось, что он доносится сразу отовсюду.

— Воображаю, как тебе было тяжело, мальчик, — вздохнул Уртх.

— Я хорошо чувствую себя только вдали от людей. — Терезий с усилием поднял голову. Лицо его исказилось от боли. — Ты посмотри, как мало здесь людей! Все больше гоблины, альфары, коблинай, хамстеры…

— Орки, — подсказал долго молчавший Хаук.

— Отец знал, что я не такой, как обычные дети, — продолжал Терезий. — Поэтому он и держался от меня подальше. Смерть матери словно нарушила что-то. Видимо, только она и могла как-то его сдерживать! Он утверждал, что я — не его сын, что мать нарушила обет верности и отдалась какому-то монстру… может, тому же дракону! Но это неправда! Она клялась мне…

— Знаешь, у нас есть такой обычай, — снова заговорил Хаук, — дети не должны лгать своим родителям. Но родители могут, а иногда и должны лгать своим детям — если они уверены, что ложь предпочтительнее правды. Можно солгать кому угодно — командиру, шаману, другу, брату, но только не тем, кто произвел тебя на свет!

— Моя мать мне не лгала! — Терезий вскочил, сжимая кулаки, и тут же рухнул на траву с коротким криком боли. Тело его скрутило судорогой. Он выгнулся дугой, заскрипел зубами, страшно выкатывая глаза.