Мамалыжный десант - Юрий Павлович Валин

Тимофей пошел обратно к машине. Тьфу, контрразведка он, как же.

Снова катили по проселкам, у развилки с каким-то то ли намогильным, то ли церковным памятником чуть не увязли, но выбрались. Тимофей еще подремал, проснулся уже в темноте. Машины двигались медленно, почти ощупью.

– Завел нас лейтенант, – судорожно зевая, сказал Сашка. – Не поверишь, но это уже вроде как Словакия.

– Как Словакия?!

– Ну, вроде как она. А может Чехословакия, просто мы с другой стороны в нее заехали? Сейчас на какой-то Левице премся. Наши танки туда уже прошли, фрицев нету, проезд свободный. Оттуда уже на Будапешт повернем, надо думать.

Никакого Левице на карте точно не было. Это чего вообще: город, село или озеро? Тимофею стало нехорошо. Ладно, поворотом или дорогой ошибиться, но целой страной?! С придурочного Саламонова какой спрос – у него опыта нет. А вот с сержанта Лавренко очень даже спросят за сорванное задание. Но дело даже не в этом. Ждать же на месте группу будут, а тут – «ой, да мы в Словакию заехали».

– Сашка, я в кузов перелезу. Послушаю, что снаружи, да с Торчком посоветуюсь.

– Поговори, Тима, а то действительно как-то… Явно же не туда едем. И стреляли где-то слева вроде…

Павло Захарович, закопавшись в пухлые свертки спальников и вещмешков с офицерской формой, преспокойно дрых. Растолканный, философски посоветовал не нервничать.

– Отож целый лейтенант, ученый и политически грамотный. Пускай ведет и отвечает.

– Ты чего говоришь, Захарыч?! Мы же вообще в Словакию заехали. Будапешт вот в той стороне.

– Ночь, тута куда дланью ни тыкай, везде тьма и сплошная неизвестность. На войне география своенравная, поди угадай, какой путь короче, – сказал сонный Павло Захарович. – Чего волнения волновать? Лейтенант – дурень, так то его личные горестности и ответственности.

– А вот то чьи проблемы будут? – зловеще поинтересовался Тимофей. – Уши свои мохнатые прочисть. Слышишь?

– Уши… що уши… зато не мерзнут. – Торчок сдвинул шапку и прислушался. – Не, тут ты прав, то нехорошо…

Звуки относило ветром, но временами слышалось очень явственно – пулемет. Бьет настойчиво, явно не дежурную ленту жжет.

Тимофей вовсе снял шапку, пытаясь расслышать.

– Туды глянь! – толкнул Павло Захарович.

С левой стороны мелькал красный огонек фонарика, что-то кричали издали.

– …той! …уда… уй?!

Тимофей заколотил по крыше грузовика:

– Стой, Сашка!

Из кустов к машине бежали бойцы с оружием.

– Куда претесь, вашу… Там немцы!

«Додж» впереди тоже остановился. Оттуда спешило свирепое белесое пятно и вопило из глубин полушубка:

– Почему встали?! Лавренко, я тебя предупреждал?!

– Немцы впереди, товарищ лейтенант!

– Какие немцы?! Кто сказал?!

– А вы, вообще, сами кто? И откуда? – с подозрением поинтересовался местный боец. – Немцы же дорогу за вами перерезали. Приказано занять круговую оборону. Ну-ка, кто у вас старший?

Все это – ночное происшествие, недалекий бой и прорвавшиеся немцы – было очень неожиданно, но сержанту Лавренко показалось, что он чего-то подобного и ждал. С утра чудилось, прямо хоть верь в самое суеверное предчувствие. Впрочем, какие предчувствия, если такой лейтенант командует? Уверенность была.

14. Декабрь. Станция на маршруте

Ситуация складывалась крайне неприятная. 22 декабря наши части продолжали наступление. Дивизии 27-го стрелкового корпуса совместно с передовыми частями 6-й гвардейской танковой армии достаточно успешно продвигались на северо-запад в междуречье Ипель – Грон. Но в ночь на 23 декабря спешно переброшенные из Польши танковые дивизии немцев нанесли встречный контрудар. Удар у гитлеровцев получился довольно хаотичным, но совершенно неожиданным.

Наша 303-я стрелковая дивизия готовилась наступать вдоль железной дороги от Харватице и станции Томпа. Немецкий удар отсек дивизию от действовавших в районе Ленице танкистов. Одновременно оказалась перерезана и единственная дорога, связывающая с тылами наши передовые части. Мгновенно образовался дефицит горючего и боеприпасов.

Немцы наносили сходящиеся удары с трех направлений, 303-я стрелковая оказалась окружена в районе деревни Семеровицы. Паники не было, стрелки и артиллеристы заняли круговую оборону. Хуже пришлось штабу дивизии, оказавшемуся восточнее, на станции Томпа: немцы, видимо, точно знали местонахождение штаба и атаковали целенаправленно…

– Товарищ капитан, мы ведь проскочим? Прикажите показать, где можно проскочить! У меня приказ срочно быть в Будапеште, – наседал Саламонов.

– Так а чего вы сюда ехали? – изумился капитан. – Слышите, что творится? Где же тут проскочить?

Стрельба усиливалась – в большей степени на севере, но и со стороны дороги, по которой только что беспрепятственно прошли машины опергруппы, доносились очереди.

– Но мы же проехали! Можно же проехать! – возмущался Саламонов.

– Да черт вас знает, как вы проехали! – обозлился капитан. – Прячьте технику, занимайте оборону. Немцы подходят!

– Лавренко, прячь машины! Немцы рядом! – немедля переключился лейтенант, как будто Тимофей не стоял рядом и ничего не слышал.

Станция[45] была не особо значительной: несколько складов, короткая платформа, запасной путь… Уходила мимо станционных строений насыпь, тянулись во тьму рельсы единственного пути. По другую сторону насыпи стояли дома железнодорожных служащих – одноэтажные, крытые черепицей. Еще дальше во тьме пряталась деревня Харватице, там уже были немцы и готовились к атаке на станцию.

Скучившаяся под защитой оград, немногих домов и пакгаузов автотехника штаба дивизии стояла густо. Водители суетились, пытаясь замаскировать автомобили. Тимофей понимал, что пожгут тут технику, но деваться попросту было некуда. Местность для обороны не подходила: вокруг станции лишь поля и луга, а склоны пологих холмов, высоты подальше – то уже под немцами. Особо окапываться некогда, только за строения и можно обороне зацепиться. Если у фрицев танки и артиллерия… Впрочем, народ тут опытный, не новобранцы, устоят. Но машинам по-любому конец…

Тимофей стукнул прикладом в стену – ага! так себе выложили.

– Здесь!

– Так устоит же камень-то, – заныл Сашка.

– А ты с разгона. Нечего жалеть!

Водитель запрыгнул в кабину «опель-пежо», газанул задним ходом – грузовик бахнул кормовым бортом в стену. Заскрипел лопнувший кузов, полетели щепки. Но и стена пошатнулась.

– Еще раз! – скомандовал сержант Лавренко.

Грузовичок было жалко, прям очень. Столько делали его, за рулем успел посидеть, попривыкнуть. Ну, что теперь-то.

Бах! – машина повторила самоубийственный маневр.

Пробегавший мимо боец крикнул:

– Что творите, ироды?! Да погодьте, сейчас немцы сами все порушат.

– Беги, хохмач! – обозлился Тимофей. – Еще о непременном сохранении культурных словацких ценностей речь толкни.

С третьего толчка стена обрушилась.

– Отож с краю подчисть! – указал Торчок, спешно роющийся в вещах в кузове «доджа».

Подвисшие камни Тимофей обрушил толчком – левая рука заныла. Вот все так не вовремя, черт бы его… Изнутри, из пролома пахнуло тыквами, яблоками, мирной жизнью. Здоровенные тут сараи, это хорошо.

«Додж» загнали внутрь, снаружи загородили