Записки советского актера - Николай Черкасов

Короткий перерыв закончился.

Режиссер фильма предложил повторить сцену при свете. Выяснились некоторые технические неполадки, ранее не предусмотренные. Снова начались поправки, посыпались всевозможные технические предложения, началась дальнейшая доработка сцены. По ее окончании режиссер объявил новый получасовой перерыв, и мы получили возможность пройти в буфет, чтобы выпить по стакану чаю. Разговаривая со своим приятелем, я предупредил его, что сейчас будет сниматься общий план сцены в суде — общий вид зала в момент заседания и те кадры, где я, как исполнитель роли Владимира Васильевича Стасова, буду заснят на общем плане.

К концу перерыва художник–гример поправил мне грим, тщательно проверил парик, усы и бороду, тогда как костюмер снова осмотрел костюм и поправил какую–то его деталь.

Режиссер вновь объявил репетицию, на этот раз уже включая всю технику: это и была генеральная репетиция тех кадров, которые предстояло снимать.

Наконец режиссер объявил съемку, и только после этого я начал полностью входить в должную атмосферу сцены.

Прозвучал сигнал. Все смолкло, в павильоне наступила абсолютная тишина. Помощник режиссера встал перед киноаппаратом с синхронизационной хлопушкой в руках[1].

Режиссер поочередно обратился к кинооператорам, к звукооператору, к артистам, проверяя готовность каждого из них к съемке, после чего дал сигнал:

— Моторы!

— Есть моторы! — ответил звукооператор.

— Есть моторы! — ответил кинооператор. Съемка началась.

Помощник режиссера хлопнул в хлопушку — и я начал действовать.

Снимался кадр сцены суда. Аппараты фиксировали Стасова. Он сидел на скамье подсудимых уязвленный, но гордый и вместе с тем как–то по–особому веселый, предвкушая свою страстную обличительную речь.

Кадр закончился, и, как обычно, предстояло снимать дубли, то есть повторно фиксировать действие на кинопленке во избежание брака или возможной неполноценности заснятого кадра.

Началась проверка и поправка света, режиссер сделал дополнительные указания, звукооператор также внес свои предложения, художник–гример поправил грим, — и снова раздалась команда:

— Мотор! Начали!

Мы засняли второй дубль.

Но каждому хотелось еще лучше и острее отточить сцену — и режиссеру, и операторам, и осветителям, почему третий дубль было решено снимать с несколько иной точки нахождения киноаппарата, и это отняло у нас немало времени.

Закончив все приготовления, мы приступили к съемке последнего дубля. Съемка прошла настолько гладко, что третий дубль, по общему мнению, должен был оказаться наиболее удачным.

Я не был занят в дальнейших съемках, назначенных по плану на сегодняшний день, и, пользуясь наступившим перерывом, подошел к режиссеру.

— Завтра будем снимать речь Стасова, — весело, как бы предвкушая удовольствие от предстоящей съемки, сказал он мне. — Удалось ли вам поработать над монологом после нашей последней беседы?..

При последней встрече мы подробно говорили о том, как вести речь Стасова, чтобы представить его горячим трибуном и избежать опасности впасть в резонерский тон. Отстаивая прогрессивные принципы, Стасов не умел быть безразличным и, насколько можно понять из воспоминаний современников, всегда говорил так, точно его опровергали и ему следовало что–то доказать.

Поэтому к обычной для него эмоциональной возбужденности присоединялась еще известная полемическая заостренность его «торопливой, наскоро построенной речи», как писал о нем А. М. Горький. И продолжая работать над монологом Стасова, я старался овладеть этой своеобразной особенностью его ораторского дарования.

Утвердительно ответив режиссеру на заданный им вопрос, я поспешил подняться в гримерную, сопровождаемый моим спутником, которому хотелось во что бы то ни стало во всех подробностях проследить мой день на киносъемке.

— Сегодняшний день не очень характерен, — заметил я ему, отвечая на его вопросы.

Когда я разгримировался, мы с приятелем снова зашли в павильон, где к тому времени режиссер репетировал сцену чтения приговора.

— Как же это?.. — удивленно спросил мой спутник. — Уже готовятся снимать сцену оглашения приговора?.. А ведь вы еще не произнесли своей речи…

— Мы с вами находимся на киносъемке, дорогой друг, — заметил я ему, — и последовательность съемки отдельных кадров целиком определяется техническими причинами…

Рабочие принялись переставлять аппаратуру, устанавливать местоположение киноаппаратов для съемки других кадров той же сцены в суде, то есть отдельных кадров, в которых снимались судьи и истцы.

— Все это очень интересно, — сказал мой приятель. — Но, как мне кажется, я попал не на слишком удачную съемку: ведь вы совсем мало работали, вы же почти весь день примерялись…

— Киносъемка как раз и состоит из непрерывных «примерок» технического назначения, после которых на пленку фиксируется та или иная сцена, тот или иной кадр, — ответил я ему. — Сегодняшняя съемка прошла по плану, нет никаких оснований считать ее неудачной… Бывают такие съемочные дни, когда снимается всего тридцать–сорок метров пленки, и в нескольких дублях, разумеется… А бывают дни и совершенно неплодотворные… Человек любой профессии, закончив свой рабочий день, всегда сможет ответить на вопрос о том, что он сегодня сделал. Токарь–стахановец с гордостью может сказать, что он выработал столько–то деталей, врач — что он сделал такое–то число операций, инженер–конструктор, вероятно, сможет сказать, что он закончил такие–то детали проекта, над которым работает. Но на тот же вопрос, обращенный к актеру, снимающемуся в кино, нередко можно услышать грустный ответ, что за сегодняшний день он ровно ничего не смог сделать…

— Почему же?..

— В силу непредвиденных обстоятельств… Особенно часто они возникают при съемках на натуре, то есть в естественной природной обстановке… Сколько раз съемочной группе и загримированным актерам приходилось ждать на натуре появления солнца! Едва появится первый его проблеск, как группа уже готова приступить к съемкам, но солнце выглядывает лишь на десять–пятнадцать минут — и снова заволакивается облаками… И группа ждет «у моря погоды»… Вспоминаю, как на съемках «Александра Попова», частично происходивших в Кронштадте, я и А. Ф. Борисов чуть ли не в течение целой недели томительно сидели в костюмах и гримах на берегу моря в ожидании солнца, сопутствуемые нашими операторами с немалым штатом технических помощников. Еще более сложный случай произошел на одной из съемок фильма «Горячие денечки», где мы, несмотря на все усилия, оказались вынужденными провести два дня совершенно бесплодно…