Феномен Солженицына - Бенедикт Сарнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Из радиоинтервью к 20-летию выхода «Одного дня Ивана Денисовича» для Би-би-си. Кавендиш, 8 июня 1982. В кн.: Александр Солженицын. Публицистика в трех томах. Том 3. Ярославль 1997. Стр. 29–30)
Итак, уже не четыре тома, а – ВОСЕМЬ. И эти восемь томов составят только ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. А ведь предполагается, что в эпопее будет не одно, а несколько этих ДЕЙСТВИЙ. Как мы вскоре узнаем, – ПЯТЬ:
...Следующее Действие – Второе – будет посвящено Семнадцатому году, течению Семнадцатого года. Этот год был до того насыщен событиями, что каждый месяц являлся как новая эпоха. И там у меня идут: Узел 4-й – «Апрель Семнадцатого», Узел 5-й – «Июнь-июль Семнадцатого», Узел 6-й – «Август Семнадцатого», Узел 7-й – «Сентябрь Семнадцатого». Эти вот четыре Узла составляют Действие Второе, течение самого Семнадцатого года. И к концу его, до октябрьского переворота... Я не знаю, как у меня будет с годами, со здоровьем, как Бог даст, вообще-то замысел мой продолжается дальше, замысел у меня на 20 Узлов, я должен бы описать дальше Гражданскую войну и первые годы становления советской власти, до 1922 года, до конца подавления крестьянских восстаний.
(Там же. Стр. 30)
Не ВОСЕМЬ, стало быть, Узлов должны составить всю эпопею, а – ДВАДЦАТЬ. Напоминаю: не ТОМОВ, а – УЗЛОВ.
А сколько томов, – это даже и представить себе немыслимо: ведь каждый Узел, как мы это уже видели, в одном томе не умещается, стало быть, для любого из этих новых, ещё не написанных им Узлов может потребоваться два, три, а то и четыре тома.
Все эти ещё не написанные, а только задуманные им новые Узлы видятся ему не как некий туманный замысел, едва различимый сквозь тот «магический кристалл», о котором говорил Пушкин. Никакого тумана, никаких «магических кристаллов»! У него есть четкий, ясный, хорошо продуманный план, каждый пункт, каждый параграф которого уже точно им обозначен, зафиксирован:
...ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ – НАРОДОПРАВСТВО
Узел V – Июнь-Июль Семнадцатого
Узел VI – Август Семнадцатого
Узел VII – Сентябрь Семнадцатого
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ – ПЕРЕВОРОТ
Узел VIII – Октябрь-Ноябрь Семнадцатого
Узел IX – Декабрь Семнадцатого
Узел Х – Февраль Восемнадцатого
Узел ХI – Июнь-Июль Восемнадцатого
Узел ХII – Сентябрь ВосемнадцатогоДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ – НАШИ ПРОТИВ СВОИХ
Узел ХIII – Ноябрь Восемнадцатого
Узел ХIV – Март Девятнадцатого
Узел ХV – Октябрь Девятнадцатого
Узел ХVI – Январь ДвадцатогоДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ – ЗАКОВКА ПУТЕЙ
Узел ХVII – Октябрь Двадцатого
Узел ХVIII – Февраль Двадцать Первого
Узел ХIХ – Май-Июнь Двадцать Первого
Узел ХХ – Весна Двадцать Второго
(Александр Солженицын. Красное Колесо. Узел IV. Апрель Cемнадцатого. На обрыве повествования. Вермонт – Париж. 1991. Стр. 136)Последний, IV свой Узел («Апрель Семнадцатого») – тот, за которым последовал «обрыв повествования», – Солженицын завершил в 1989-м. Начал он работу над ним в 1984-м. Стало быть, на эти два тома у него ушло пять лет. А на все четыре Узла (восемь томов), если считать с того момента, когда он вплотную приступил к реализации этого своего давнего замысла, – ДВАДЦАТЬ. Большую часть этого срока он работал в предельно комфортных условиях, каких на родине у него никогда не было. Я имею в виду не столько даже бытовой комфорт, бытовые условия для работы (что, конечно, тоже имеет немалую цену), сколько доступ к необходимым для работы материалам, которого прежде у него не было:
......Последние годы в Советском Союзе, после изгнания из Союза писателей, я не имел доступа в серьёзные библиотеки. Кроме того, у меня не было московской прописки, – я не мог долго в Москве и жить. Так что, по иронии, лучшие советские материалы стали мне доступны на Западе. На Западе открылся также целый ряд архивов: так, гессенский архив, «Белый архив», «Русская летопись», множество мемуаров. Только работа над мемуарами затрудняется тем, что, конечно, в них встречаются противоречия, и нужно выявлять, тщательно, долго выявлять подробности какого-нибудь часа или подробности событий. Потом совершенно исключительным источником являются газеты, газеты того времени. Я читал от двенадцати до пятнадцати ежедневных газет, московских и петроградских. Это поразительное чтение. Они обильны такими живыми фактами, но и ещё более они богаты самопониманием современников. Изумляют не столько факты, а как современники об этом думают – это сильней всего поражает. В Гуверовском институте, в Колумбийском университете я видел мемуары ненапечатанные. Ещё, кроме того, я успел застать последних стариков первой эмиграции. Я напечатал к ним воззвание – они прислали мне более трёхсот работ. Эти триста ненапечатанных мемуаров создают для меня воздух такой, как будто бы я жил в то время. Чрезвычайно ценно... Долгими вечерами я общался с ними, забывая, что я современник настоящего, – казалось, что я современник революции.
– Вы прошли фронт, лагеря сталинские, смертельную болезнь, теперь уже и возраст немолодой, – откуда силы для таких гигантских работ?
Вот, слава Богу, не покидают силы. Я думаю – сама задача мобилизует и движет. В ней черпаешь. Есть русская пословица: «Умирает не старый, а поспелый», – то есть тот, кто уже потерял жизненную задачу и поспел к смерти. (Радиоинтервью о «Марте Семнадцатого» для Би-би-си. Кавендиш, 29 июня 1987. Публицистика. Том 3. Ярославль. 1997. Стр. 281–282)
В том же интервью на такой же вопрос он ответил иначе:
......У человека есть неоценимый верный помощник: это – время. И самая трудная задача, если она разложена во времени, облегчается. Покойный Николай Александрович Козырев, пулковский астроном, не слишком у нас признанный, да что там признанный – десять лет в лагерях отсидел, – выдвинул теорию, что сам ход времени рождает энергию. Мы получаем энергию в самом ходе времени. В общем, «Красное Колесо» заняло всю мою жизнь. Я его задумал восемнадцатилетним первокурсником, пятьдесят лет назад. И, собственно, все эти пятьдесят лет – даже когда я не работал – я думал о нём много... Естественно, если оно заняло так много времени, то в ходе этого времени я получал, как и все мы получаем, помощь этой энергии. Когда не удаётся какая-то задача, то, если её совмещаешь с растянутым временем, – она облегчается.
(Там же. Стр. 273)
Но время, отпущенное человеку, – даже такому необыкновенному человеку, как он, взвалившему на себя такую непосильную жизненную задачу, – не безгранично.
На «обрыве повествования» ему было уже близко к восьмидесяти. И если на первые четыре узла у него ушло двадцать лет (не считая предшествующих тридцати, когда он, с юных лет, носил в себе этот свой замысел), то сколько же понадобится на запланированные, но ещё не написанные СЕМНАДЦАТЬ?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});