Бешенство Z - Кирилл Неплюев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Семь тысяч… Господи, нас и так мало осталось… семь тысяч… уму непостижимо!» – думал Вознесенский, когда бежал к машине. Ужасная трагедия, но это должно было случиться. Если не здесь – то в других местах. Военные пытались для упрощения обеспечения и охраны свезти максимум людей на малую территорию, осмотр проводился достаточно бегло из-за большого входящего потока людей, и то – на внешние повреждения. А ведь кто-то мог быть уже болен из-за попадания вируса на слизистую, и не иметь укуса. Дмитрий был уверен, что после такой катастрофы в одном из лагерей военные проведут серьёзную работу над ошибками и что-то придумают – например, разбивку по секторам, уменьшение численности гражданских в лагерях в пользу увеличения количества этих лагерей, или что-то похожее. Но сейчас недоработки в планировании привели к тому, что семь тысяч человек – мужчин, женщин, детей – в течение нескольких минут получат на головы артиллерийский удар.
Вознесенский добежал до автомобиля и одним прыжком оказался на водительском кресле. Завёл мотор, подъехал к воротам и остановился. Он в глубине души надеялся, что та семья, которую он спас вчера, окажется вблизи от выхода, и их удастся взять на борт. Впрочем, чуда не случилось: в лагере полыхали пожары, стрельба по-прежнему продолжалась, метались люди. Военные, погрузившись на броню и в автомобили, ехали на КПП. Мимо пронеслись два БТР и УАЗ. Причём головной бронетранспортёр мощным ударом снёс шлагбаум и разметал в стороны передвижные козлы с колючей проволокой, расчистив проход. Солдаты спешно покидали позиции, готовясь к удару, и к выезду с территории уже мчались со всех сторон различные виды техники. А из лагеря, повалив забор, бежали за отступающими солдатами заражённые. Хотя большая часть их по-прежнему нападала на мирных жителей в палаточном городке и возле зданий, и не обращала внимания на автомобили. Вознесенский окинул взглядом творящийся хаос, убедился, что на этот раз никого взять на борт уже не сможет, и выехал за КПП. Внедорожник быстро догнал уезжающую колонну и пристроился в хвост. А спустя минуту позади начало подниматься зарево, рваным мерцанием освещавшее предрассветное небо. На то, что ещё пару часов назад казалось убежищем и безопасным островком в умирающем мире, обрушились десятки снарядов тяжёлых огнеметных систем, а вслед прилетели пакеты «Градов». Ещё через несколько минут всё было кончено, и небо над лесом за спиной вновь потухло, изменив свой цвет с оранжевого на тёмно-синий. Лагерь для беженцев, или точнее сказать – переселенцев из умирающей столицы, перестал существовать.
30 апреля, утро. Москва. Андрей Орлов.
Сказать, что Андрей был зол – значит не сказать ничего. И он злился даже не на своего приятеля, который не объявился вчера, хотя обещал привезти оружие. Андрей злился в первую очередь на себя, на свою глупость и непредусмотрительность. Он прекрасно понимал, что его могли как кинуть, справедливо рассудив, что оружие в такое время важнее чем уже ставшие ненужными деньги и ювелирные украшения, так и человек просто мог попасть в беду и не приехать потому, что нет возможности. Или мёртв. А предупредить, в условиях когда не работала ни мобильная, ни городская связь, было попросту невозможно. Закончилась эпоха мобильных телефонов, когда у каждого человека от мала до велика при себе есть средство связи, куда бы ты ни шёл или ни ехал. Теперь – или на исключительном доверии, или на свой страх и риск. Но в этом плане Орлов был раздосадован даже не тем фактом, что у него по-прежнему оставался один неудобный ствол на четверых, а тем, что потеряно время. Больше суток пришлось провести в квартире, хотя можно было бы уже уехать. За эти сутки и в столице, и в регионах ещё активнее разграбят магазины, а что будет происходить на трассах – неизвестно и непредсказуемо. Но то, что в целом ситуация будет только ухудшаться, никаких сомнений не было.
Семья была готова к выезду уже в восемь часов утра. На место предполагалось прибыть, если по дороге не случится ничего неожиданного, уже к обеду. Бака должно было хватить в один конец. А по пути или на месте Андрей всё же рассчитывал как-то разжиться топливом, по-прежнему надеясь расплатиться с кем-то недалёким уже ставшими ненужными рублями. Моральная сторона вопроса в дни выживания его не интересовала. Единственное, что хотел Орлов – выжить самому, спасти жену и детей и уехать как можно дальше, в глушь, где не придётся вздрагивать от каждого шороха по ночам, и где можно будет выходить из дома без ружья и тогда, когда захочется.
Насладиться утренним долгим душем не получилось – горячая вода пропала ещё накануне вечером. Холодная пока подавалась, но нетрудно было догадаться, что ещё через пару дней обслуживание прекратится полностью, и тогда исчезнет и она. В любой другой ситуации город начал бы захлёбываться в собственных экскрементах, но сейчас в Москве живых людей осталось во много раз меньше, чем было неделю назад, и в основном – все скучены по безопасным местам, однако тем, кто до сих пор не выбрался из квартир, придётся очень несладко. В конечном счёте именно жажда в первую очередь выгонит выживших на поиски нового места для жизни. Человечество в своём развитии настолько привыкло к высочайшему уровню жизни и всем удобствам под рукой, воспринимавшимся как должное, что любая техногенная катастрофа ставила его в тяжелейшие условия из-за отсутствия альтернативных вариантов. В том, что за пригодные для жизни земли и простые деревенские дома с печками и колодцами вскоре начнётся драка, Андрей не сомневался. Однако то место, в которое он уезжал с семьёй, находилось не сказать чтобы в глуши – но в месте достаточно изолированном. Тупиковая просёлочная дорога, по которой, если не знать куда едешь, и ехать не решишь лишний раз. Деревня в тридцать домов, две трети из которых – летние дачи, окружена лесом. В относительной близости – небольшая река, а почти в центре деревни – достаточно приличный пруд, тем более зарыбленный карасём. У родителей – деревянный дом с
