Подвиг продолжается - И. Глебов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В голове, как тот ручей, все время звенит одна и та же мысль: «Не может быть, чтобы никто ничего не знал! Должны же быть, на худой конец, хоть какие-то сплетни».
Многие работницы родильного дома знали Малинину, и, пожалуй, стоит с ними встретиться.
Алексей похлопал себя по карманам, ища папиросы. Но вспомнил, что в прошлое воскресенье бросил курить, проглотил слюну, заложил руки за спину и зашагал домой: давно пора спать. А утром, решил он, надо еще раз заняться персоналом родильного дома.
Бледные проблески
Обо всех работниках родильного дома, с которыми Русову пришлось беседовать, нет смысла рассказывать. Но об Антонине Сергеевне нельзя умолчать.
Главный врач Галанина в городе пользуется широкой известностью. Многие женщины с нею знакомы лично, другие слышали о ней из уст соседок или подруг. Знал ее и Алексей, не раз видел. Красивая, даже очень, одета всегда элегантно. Слышал, что незамужняя, хотя ей за тридцать. Живет одна, в двухкомнатной квартире в центре.
Эти данные, пожалуй, больше должны интересовать запоздалого холостяка, нежели оперативного работника. Но Алексею нужны и они. На всякий случай.
Галанина явилась в горотдел по вызову со значительным опозданием. Высокая и стройная, она вошла в кабинет не спеша, с достоинством поздоровалась. Нежная белизна ее лица подчеркивалась пышными черными волосами, а греческий профиль, брови в разлет и живые карие глаза выдавали в ней южанку. Алексею казалось, что она заговорит обязательно с акцентом, но говор у нее оказался настоящий среднерусский, московский.
— Вы меня вызывали? — спросила она, свысока взглянув в сторону Русова. Потом присела на краешек стула, расстегнула чернобурку, небрежно сдвинула ее на плечи.
Про Веру Малинину рассказывала подробно, но как-то официально, словно писала характеристику для горздравотдела, и ее рассказ ничего нового не содержал.
— А что вы знаете про Лещеву?
При этом вопросе, как показалось Алексею, Антонина Сергеевна вздрогнула и даже побледнела. Она, очевидно, не ждала такого вопроса.
А может быть, Антонина Сергеевна и в самом деле почувствовала беспокойство, поскольку Лещева работала у нее, можно сказать, незаконно, не имея диплома.
— Как же вы приняли ее? Ведь она не имеет специального образования?
— Позвольте, у нее была справка, — поспешно ответила Антонина Сергеевна. — Справка, что она длительное время работала акушеркой, и характеристика из горздравотдела.
При этих словах, чтобы не усмехнуться, Алексей прикусил нижнюю губу. В деле находились материалы, из которых следовало, что Лещева Анна Ивановна немногим больше года назад освобождена из места заключения, где отбывала наказание за производство абортов, и приехала в Сыртагорск из заполярного города Воркуты.
Никаких данных об ее акушерском стаже не было. В свое время она окончила всего лишь шесть классов.
Алексей вспомнил прочитанный где-то забавный фельетон о фальшивой справочке и нечистых руках, но рассказать не решился. Да и рано еще так судить о Лещевой. Известно, что многие после отбытия наказания живут и трудятся честно. Между тем люди зачастую без всяких оснований думают о них с предвзятостью.
— Антонина Сергеевна, вы можете подробнее рассказать о ней что-нибудь? Как к работе относилась, к людям?
Галанина пожала плечами:
— Она была на хорошем счету, никаких замечаний. Уволилась по собственному желанию. Я, простите, и не знаю, что еще добавить.
— Ну а слабости у нее какие-нибудь были? Мне кто-то рассказывал, будто она что-то там нашептывала, колдовала. Может, сектантка какая-нибудь?
— Что вы, что вы! Какая сектантка! Это в медицинском-то учреждении?! Мы же все-таки взрослые. Стоит ли обращать внимание на всякие, извините, сплетни?
Может быть, ей и не стоит, а оперативному работнику приходится. И Русов всегда помнит об одной истине, что дым без огня бывает только при дымовой завесе.
Алексей извинился за причиненное беспокойство и сказал, что больше не задерживает. Антонина Сергеевна поднялась, с официальной учтивостью поклонилась. Но вдруг у самой двери обернулась:
— Неужели Анна Ивановна что-нибудь натворила?
— Нет, не натворила, — простодушно ответил Алексей, — она просто потерялась. Вы, может, знаете, где она? Или переписывается с кем-нибудь?
— Нет, нет. Что вы! Как уехала, так и все, — торопливо сказала Антонина Сергеевна и поспешно вышла.
«Вот как! — подумал Алексей. — А что же вас в таком случае тревожит?» — и пожалел, что так скоро окончилась эта беседа...
Нельзя умолчать, говоря о работниках роддома, и о Татьяне Николаевне Гарковской. Она — врач, председатель месткома, член партии. Полная, краснощекая, пышущая здоровьем, она вошла в кабинет стремительно и прямо спросила:
— Вы Русов? — Без приглашения присела к столу. — Ну что ж, допрашивайте.
Быстрым движением руки поправила взлохмаченную копну рыжеватых волос и устремила на Алексея большущие серые глаза с лукавой усмешкой.
Беседа с нею протекала непринужденно, Алексей просил ее охарактеризовать то одну, то другую сотрудницу роддома. Она делала это охотно, обрисовывая кратко и метко, с комическими деталями. На вопрос, почему Лещеву называли колдуньей, Гарковская вдруг рассмеялась:
— Какая она колдунья! Это бабы болтают! Если муж, к примеру, изменит, то, пожалуйста, к Анне Ивановне. Она подует, поплюет — и готово: муж до гроба будет верен.
— А с кем она была в близких отношениях?
— С кем?.. Сперва с Антониной Сергеевной. Запрутся, бывало, в кабинете и о чем-то шушукаются. И что у них за разговоры были? А потом она все больше с Малининой. Вера-то простенькая, разинет рот и слушает.
О взаимоотношениях главного врача с Лещевой Алексей слышит впервые. Какие общие интересы связывали интеллигентную Антонину Сергеевну с ее малограмотной подчиненной?
Русов не видел Лещеву, нет у него и фотографии, но, по рассказам опрошенных, он хорошо представляет ее внешность: высокая, статная, сорока трех лет, со скуластым лицом и большими черными глазами, с решительными движениями. О характере ее говорили разное: одни — властный, другие — мягкий, голос у Лещевой то твердый, то задушевный и вкрадчивый. Не исключено, конечно, что такая могла найти слабинку в душе одинокой женщины, хоть и главного врача. Может быть, об этом и не хотела сказать Антонина Сергеевна?
На исходе был третий день, а дело не подвигалось. Никто не знал, куда уехала Малинина. Пора докладывать начальнику. Но что? Никакого конкретного плана в голове у Русова не созрело. Единственно, что он считал разумным, это начать поиски не с конца, как поступил Степан Романович, а с начала, с момента отъезда. Но на многочисленные расспросы товарищей Алексей отвечал преувеличенно бодро: