Золотая планета - Сергей Кусков

— Это было время, когда наша страна, в смысле Россия, была под пятой Советского Союза, тоталитарного государства, подавляющего свободу граждан.

— …Ну, не под пятой, — поймал я нахмуренный взгляд Фудзи, — она и была этим Союзом. Но это мало что меняет, — покачал я головой. — Никакой свободы самовыражения для творческих людей тогда не существовало. Полный и абсолютный диктат власти во всем: в искусстве, кино, литературе, и, конечно, музыке. Все, что выходило за рамки шаблонов государственной линии цензурировалось и отсекалось. Тех же, кто активно выступал против системы, прессовали, подчас жестоко. Например, ссылали в лагеря или засовывали в психушки.

— Весело тогда жилось! — присвистнул Хан.

— Не скучнее, чем у нас, — покачал я головой. — Просто свои нюансы. И знаете, что придумала тогда молодежь? Она придумала петь песни, в которых не было смысла. Не было на первый взгляд — в них открыто не звучали опасные слова, не слышалось призыва к насилию, свержению власти; там вообще о власти не пелось. Но при этом тексты были полны аллегорий, и тот, кто копался в них, доискивался до второго, а то и третьего смысла. В которых и содержались все искомые призывы.

— Только иносказательно, — кивнул Наото, о чем-то глубоко задумавшийся.

— Да, — подтвердил я. — Тексты не всегда были политические, подчас в них затрагивались и философские и общечеловеческие вопросы, но язык был тот же, понятный немногим. И оттого притягательный. Вы же знаете, что такое "мистерии" и как они притягивают непосвященных в желании посвятиться?

Парни вопросом мистерий владели слабо, но человеческую психологию представляли достаточно отчетливо.

— Ты предлагаешь пытаться заставлять людей думать, искать смысл в твоих песнях? — грустно усмехнулся Амирхан. — Людей, которые делать это давным-давно разучились?

— Я больше скажу, наши амигос целенаправленно проводили политику, чтобы они разучились, — кивнул я. — Пятьдесят лет они пытаются сделать так, чтобы на Обратной Стороне забыли, что такое мозги. Что такое собственная история. Тогда проще народ обрабатывать. Но мне кажется, не все потеряно, и при должном усердии мы сможем пробить брешь. Хотя бы у тех, кто способен думать в принципе. А дальше последует "закон мистерий".

Парни не были согласны со мной, но не спорили. Они все еще не поняли, что я предлагал. И я вновь продолжил:

— Далее, мы затронули тему политики. Ребят, вы правы, лезть туда не надо — политика нас погубит. Любая, что бы мы ни поддержали и где бы ни засветились. Я немного знаю, как работает пятое управление, и поверьте, ничего хорошего в этом случае нам не светит.

Потому, чтобы быть на виду у ВСЕХ, у всего сектора, нужно занять жесткую позицию. Но не борцов с амигос, а… Нонконформистов.

— Нон… кого? — не понял Хан. Судя по удивленному лицу Карена, он такого слова тоже не знал.

— Несогласных, — пояснил Фудзи.

— Да, несогласных, — кивнул я. — Но не борющихся.

Пауза.

— Объясняю отличие. Помните Иисуса в храме? Его слова, когда ему дали римский империал? Он сказал: "Кесарю-кесарево, богу — богово!"

Здесь то же самое, только касательно не религии, а власти и социума. Мы подчиняемся власти амигос, но ни в коем случае ее не признаем.

— Как это? — нахмурился Хан — Подчинямся, и не признаем?

— А так. Мы следуем законам, потому, что государство — репрессивная машина, — попытался пояснить я. — И не позволит им не следовать. Но при этом говорим: "Вы нам, ребят, до марсианского Олимпа! У нас своя жизнь — у вас своя!" Это что-то сродни параллельной реальности, параллельной вселенной, только существующей в этом мире.

— Байкеры, — произнес Наото. Всего одно слово, но в моем мозгу как отщелкнуло. Где ж эти два оболтуса такого интеллектуала нашли? Это слово на всей Венере знает всего несколько человек, да и те профессиональные историки.

— Байкеры, — согласился я.

— А это что за птицы? — покачал головой Карен.

— Не птицы, — скривился я. — Мотоциклисты. Это движение ночных мотоциклистов, возникшее в середине двадцатого века. Протестное, но протестовали они не против чего-то конкретного, а против самого принципа власти. Эдакие анархисты.

— Я могу мало что о них сказать, — честно признался я, с завистью глянув на Фудзи. — Интересовался темой поверхностно. Но точно говорю, они ставили свободу от власти и общества в ранг идеала.

— Нам что, тоже кататься на мотоциклах? — усмехнулся Хан. — И где мы их возьмем НА ВЕНЕРЕ?

— Не обязательно, — покачал я головой. — При чем здесь мотоциклы? Байкеры — хулиганы. По своей сути. Среди них было много действительно… Хм… Эдаких элементов, по которым плакала полиция. Но равняться нужно, естественно, не на них.

Мы должны стать несогласными, интеллигентными хулиганами, готовыми заявить: "Ребята, мы не с вами!", но не желающими за свои идеалы воевать.

— То есть как? Заявить и не воевать? — вновь нахмурился Хан. Я говорил диаметрально противоположные вещи, далекие от понимания людей, не изучавших историю глубоко.

Я понял, что в конец запутался. А что вы хотели, я не готовился к разговору специально. Более того, идея с бизнес-планом пришла в голову только утром в метро — подчитать ликбез было некогда.

— Б-р-р-р! — я покачал головой и глубоко вздохнул. — Так, ребят, объясняю на примере нашего с вами больного национального вопроса.

Пауза.

— Русский сектор — оккупированная территория. Оккупированная для нас, так как для них, латинос, передана в результате войны. Латинос правят ею: у них есть армия, полиция, гвардия, суды и все силовые ведомства. И если кто-то с Обратной Стороны попытается объявить независимость, попытается внести изменения, которые пошатнут их власть — быстро сотрут в порошок. Будь это секта ультрарадикалов, готовая выступить с оружием в руках, или писатель/режиссер/деятель культуры, выступающий за умеренные реформы и придания статуса русскому языку второго национального. Ну, или группа, поющая песни о "свободе", о том, как хорошо и привольно жилось на венерианской "Руси-Матушке" лет пятьдесят назад…

Парни кивнули — оценили. Я продолжил:

— Любой из них будет стерт. Одних сгноит пятое управление, других — департамент безопасности, третьих — департамент культуры, при поддержке все того же управления. Бороться с машиной напрямую можно только отрицая. Подчиняясь, но покровительственно улыбаясь и показывая кукиш на любые дополнительные требования.

Да, где-то там есть политики, которые как бы защищают наши интересы. Но мы открыто говорим, что они не наши, они не с нами. А мы не с ними. Потому, что этим путем ничего не добьешься, а мы не ходим там, где ходить глупо.