Эрика - Марта Шрейн

— Ну извини, я не знал… — Спиридонов хотел было спросить, где он оружие и бумаги хранит, но не спросил, а только сказал:

— Так сам бы и справился с князем.

— Ну уж нет. Я всеми уважаемый человек. Заместитель директора фабрики, секретарь партийной организации. Мне издали кланяются люди. Это должны делать уголовники.

Но к вечеру планы Попова изменились. Квартирная хозяйка сказала ему, что через две недели поедет к сестре на месяц, и просила его присмотреть за домом. Попов с радостью согласился.

— Удача идет в руки сама, — решил он, подумав, что теперь все можно обделать не спеша, и на следующий день поехал в тюрьму.

Там он встретился с уголовником и дал тому адрес. Рассказал ему, как добраться и когда, пообещав тому документы и деньги. Попов решил, что, покончив с Гедеминовым, приберет девчонку к рукам раньше срока. А пока можно ее просто запугать. «Сама согласится как миленькая», — подумал он и в тот ж вечер пошел к конюшне.

Эрика чистила коня. Собака лежала там же. За порог конюшни собака Попова не пустила.

Он начал с извинений:

— Ты меня, Ирина, извини. Мы в прошлый раз были пьяные. Вместе воевали. Вспоминали былые дни. Трудно было нам на фронте. Вам, молодежи, этого не понять. Ну и выпили, а потом я тебе лишнее наговорил. Но сама понимаешь, обидно же, если начальству не доверяют и для охраны собаку держат. А между тем от меня зависит твоя дальнейшая судьба. Я должен дать тебе положительную характеристику. У тебя испытательный срок. Не выдержишь — полетишь из комсомола и училища. А тебе на днях будет восемнадцать лет. Совершеннолетняя с волчьим билетом? Знаешь, что это такое? Придешь на работу устраиваться куда–нибудь, а там скажут: «Трудовую книжку, пожалуйста». Откроют, а там тридцать седьмая статья. И до свидания! Как тебе это? Один раз и на всю жизнь испорчена карьера. Надо уметь жить. Я к тебе по–хорошему, и ты должна ко мне по–хорошему. Хотя бы для начала по имени и отчеству звала, а то ведь никак не называешь. И позволяешь только издали на себя смотреть. А я живой человек. Тебе бы и при мне не плохо было. Ты ведь теперь девка испорченная. Не интересуешься, что про тебя говорят? А я тебя защищаю. Все по молодости бывает. Сам был молодой, помню. Ну, а застукали, что ж делать? Порченых парни замуж не берут, а возьмут — бить будут. А я тебе и мужем буду, и отцом. Ты и работать не будешь. Посажу в красный угол и любоваться буду. Моя квартирная хозяйка двенадцатого уезжает. Приходи ко мне. Не лепись ты к этому бывшему заключенному, князю. Я и жену его помню. Говорили, что она умерла, а поди ты, жива осталась… Мало ли что может с ним случиться! А его жена еще ребятишек понабирала. У врачихи–то зарплата небольшая. Что ждет тебя там? Молчишь? Я дело говорю. Ты подумай, девочка, а я подожду. Только не рассказывай дома никому. Может только хуже получиться. Я ведь не отступлюсь. У меня есть сто способов, и хороших, и плохих. В милицию не пожалуешься, потому как репутация у тебя подмочена. А про бывших заключенных и говорить нечего. Их никто слушать не станет. Запомни, малышка, ты в моих руках. А своего я никогда не упускаю. Думай, да недолго. Завтра приду и послушаю тебя, что скажешь. Не хочешь добром, заставлю силой. А своим скажешь, так сама с малыми на руках останешься. Молчишь? Ну, до свидания, детка. А собаку зря за собой таскаешь, — и, не дождавшись от Эрики ни слова, Попов ушел.

Вечером Эрика в мастерской долго шепталась с отчимом. Мать зашла и подозрительно посмотрела на мужа. «Какие секреты у них с Эрикой», — подумала она.

В эту ночь Гедеминов, лежа на крыше конюшни, думал: «Эдуард далеко, а мне нужен товарищ. Другое дело, когда я был молод и свободен в своих решениях. Но теперь я должен сам спастись и девочку спасти, которой угрожает опасность». Попов сказал Эрике, что двенадцатого уезжает хозяйка. Значит, он будет один дома. И тогда он приведет помощника. За домом нужно будет проследить. Если там есть собака, ее надо приручить, подкормить заранее. Итак, пока Попов не разберется с ним, Эрике ничего не угрожает. Но дальше ее ни во что втягивать нельзя. «Господи, помоги!» Нет, страха Гедеминов не чувствовал. Он старался решить задачу со многими неизвестными так, чтобы не навредить близким. И одному сделать это было трудно. «Что ж, — подумал он о Попове, — возьму тебя хитростью. И нарочно прилюдно стал попадаться тому на глаза, а Попов всячески язвил, играя на публику:

— Ну, князь, мечтаешь отомстить мне, а руки коротки. Вот и сиди себе, шей обувь. Кончилась жизнь во дворце! Поживи в нашей шкуре. — Или: — Кабы твоя власть, ты бы, ваше сиятельство, меня шашкой бы рубанул. Ан–нет, рабоче–крестьянская нынче, моя власть. И никто больше шапку перед тобой ломать не будет.

Гедеминов смотрел на окружающих непонимающе, пожимая плечами. Мол, о чем это он? Наконец сел писать жалобу на Попова в районную партийную организацию. В жалобе просил поговорить с членом Коммунистической партии Поповым, который позорит честь и достоинство рабочего человека, беспартийного, но передовика производства. Да, он, Гедеминов, дворянского происхождения. Но воевал в белом движении несмышленым пятнадцатилетним мальчишкой. Отбыл исправительный срок, превышающий почти вдвое этот юный возраст, осознал преступность старого строя. И считает неприличным со стороны сознательного человека, члена партии, такое поведение. Даже если у того есть смягчающее обстоятельство, потому что Попов контужен и несколько месяцев лежал в психиатрической лечебнице. Его, Попова, увезли прямо из лагеря в Долинке, где он, Гедеминов, отбывал срок. Попов в лагере кого–то, кажется, нечаянно убил. И теперь у него, наверное, мания преследования. А страдать приходится ему, простому рабочему Гедеминову. Кроме того, раненный на фронте в ногу, Попов, опять же при рабочих кричит, что это его Гедеминов покалечил. Как он мог его покалечить? Попов все путает. Ему надо в санаторий на отдых.

Гедеминов подписал письмо и опустил его в почтовый ящик.

Результат жалобы сказался уже через несколько дней. Попов поджидал его у проходной и пошел следом за ним по территории фабрики.

— Чего же ты, белогвардейская сволочь, жалобы строчишь на меня?! Думаешь, меня с работы снимут? Я две войны воевал. У меня полная грудь орденов и медалей. Подожди, я тебе устрою! Недолго нам с тобой по одной земле ходить!

На скамейках, у входа в цех, сидели рабочие. Попов ушел. Гедеминов еще постоял рядом с рабочими, потом повернулся к ним, вытащил из кармана пачку «Казбека» и молча угостил каждого. Рабочие обрадовались. Один из них сочувствующе спросил:

— Чего он к тебе придирается? Чего угрожает?

— Правда, чего он на тебя зуб имеет? Ну был виноват, так отсидел же за это, — сказал другой и, посмотрев в след Попову, добавил: — Видать сильно контузило его на фронте, если такой раздражительный. Тебе можно посочувствовать. Он не успокоится.

Гедеминов, притворившись беспомощным, пожал плечами и пошел в цех. А ближе к вечеру комиссия опрашивала рабочих. Те подтвердили, что Попов к князю придирается, а князь тихий, безобидный человек, терпит.

Попову объявили выговор по партийной линии. И теперь у Гедеминова руки были развязаны. При первой встрече без свидетелей он сказал Попову:

— Вот сейчас я тебе дам ногой, головка и опрокинется набок. Или рукой по шее. Был негодяй и нет его. И никакой крови и доказательств.

Попов отскочил в сторону, отыскивая глазами людей, но их не было.

— Я тебя теперь в любом углу убью, — сказал, скаля зубы, Гедеминов. — Молись, замаливай грехи. Тебе, Попов, конец!

Мурашки пробежали по спине Попова. И он понял, что решается вопрос его жизни и смерти. В холодных глазах Гедеминова он увидел смерть. Но, подумав, решил: «Не успеет. А я поостерегусь и постараюсь не попадаться ему на наедине».

* * *

Прошло две недели. Утром Гедеминов подозвал Эрику и попросил ее подыграть ему. Пусть невзначай спросит Попова, уехала хозяйка или нет.

Эрика сказала:

— Он ни разу ко мне не подходил. Может, и не подойдет больше?

— Сегодня придет, — уверенно сказал ей отчим. — Пошути с ним, не бойся, потом расскажешь мне.

Эрика удивилась тому, как отчим все предвидел. Вечером точно заглянул Попов и, услышав рычание собаки, успокоил ее:

— Не бойся, не подойду я к твоей хозяйке. — И Эрике: — Ну что, надумала, голубка моя?

— А что, разве квартирная хозяйка уже уехала? — спросила Эрика.

— Уехала. Сейчас только ее на вокзал проводил. Так что, может, придешь вечером? Ждать или нет? Завтра и послезавтра я буду занят. В общем, всю следующую неделю. А сегодня я свободен. Приходи, а? Я стол накрою… Выпьем вина. Я умею любить, зацелую.

— С чего это вы взяли, что я к вам когда–нибудь приду? Да я вас ненавижу! — крикнула оскорбленная его словами Эрика.

Попов даже не разозлился. И спокойно ответил: