Подружка №44 - Марк Барроклифф

– Ты ведь никому не расскажешь, да?

Я представил себя Элис и нашего первенца на отдыхе, в Корнуолле. Ну, на том, что я фантазирую лучше всех, я никогда не настаивал. Тем не менее мои прежние выдумки о том, как я меняю одну девушку за другой, меркнут в сравнении с фантазией о прочных и долгих отношениях. Я поцеловал Полу в грудь, втянул губами сосок. Тоска по Элис нахлынула с новой силой, я хотел Элис – и никого кроме, только Элис, всегда Элис. Пола одобрительно застонала. О чем бы я ни думал раньше, теперь я точно знал: я влюблен.

– Что? – спросила она.

– Неважно, – пробормотал я. Мне хотелось заставить ее подписать обет молчания ее же собственной кровью.

Почему я не отпрянул, не выбежал из квартиры, не поехал домой предаваться новым мечтам о семейном счастье? Ей-богу, из элементарной вежливости. И, пожалуй, из нехарактерного для меня чувства профессиональной гордости. Секс – единственная область моей жизни, где я, как говорят психологи, реализован. Во всех остальных я фонтанирую идеями, но не действую, а в сексе внимателен к каждой мелочи. Поле не придется жаловаться на недоделки и брак в программы по защите прав потребителей.

Да и на практическом уровне шансы, что она проболтается кому-нибудь, намного выше, если я выполню работу не до конца. Почувствовав себя нежеланной, она обидится и пойдет изливать душу подружкам; очень может быть, очередной раз поплачется в жилетку Лидии. Значит, я на волосок от катастрофы: один пьяный вечер, одна ссора – и все, привет.

А главное – я был запрограммирован получать от этого удовольствие. Ведь мы моемся, острим, наряжаемся и зарабатываем деньги только ради секса. Без него нет самоуважения, и нет смысла вести себя так, будто оно у вас есть.

Я начал неловко стаскивать с Полы юбку, чувствуя себя подростком, под страхом сурового наказания убирающим комнату.

Мы еще раз поцеловались; губы у нее были солеными, с каким-то странным привкусом. Наверное, даже если глаза и уши скажут вам, что вы друг другу подходите, остальные органы чувств безошибочно дадут знать, если это не так. С Полой все могло бы получиться, но ее запах и вкус очень меня расхолаживали. Они не были неприятны, но если аромат духов и сигарет Элис хотелось собрать в склянку и взять с собой, запах Полы отпугивал меня, хотя другим, должно быть, он понравился бы. Самое точное объяснение, которое я могу подобрать, – корица. Многие любят, как пахнет корица, а я терпеть не могу.

Только не подумайте, будто я хочу оклеветать Полу. Она чудесная девушка, и на физиологическом уровне я вполне получал удовольствие от того, чем занимался, хотя носом старался не дышать. Для меня нормально подобное состояние во время близости, как, впрочем, и для огромного большинства мужчин. Всегда есть какая-нибудь мелочь, с которой приходится мириться: прыщи на спине, шумное дыхание, неопрятность, излишняя развязность, странное телосложение, внешняя некрасивость… Знаю, я сейчас говорю, как Джерард, но, поверьте, все это совершенно меня не задевало, пока я не встретил Элис.

Прежде я без проблем спал с некрасивыми девушками: им просто приходилось стараться чуть больше, чем красивым, дабы оправдать мой интерес к ним. С появлением Элис это стало невозможно. Я прошел долгий путь от нервной дрожи перед свиданием до чтения заглавий на корешках стоящих на полках книг, чтобы не заснуть во время секса. С Элис я забывал обо всем, с ней время останавливалось. Один миг совершенного блаженства затмил для меня, как и для Джерарда, все остальные. Но, в отличие от Джерарда, я верил в его повторение. Я снова мысленно отметил, что пора написать Эмили. Вот только трудно отмечать что-либо мысленно, если мысли путаются от избытка пива, и наутро уже не разберешь, что отмечал.

– Ты не будешь потом жалеть? – спросил я, отстраняясь. Хорошо бы она ответила: «Да, лучше давай оденемся и забудем. Ну, пока, звони».

– Нет, – нежно глядя на меня, ответила она.

– Молодец.

Мне хотелось бежать от нее со всех ног. Я мог бы, конечно, соврать ради приличия, чтобы показаться вам лучше, чем я есть, но не буду. Я умею очень ловко подменять недовольство собой злостью на других и, разумеется, страшно разозлился на Полу. Не за то, что соблазнила меня, – я мог бы уйти в любое время, – а за то, что поставила под угрозу лучший роман моей жизни. За то, что оказалась рядом. Она подбила меня изменить Элис и, что еще хуже, себе самому. Я не мог поверить собственной глупости, но эта глупость в человеческом обличье лежала подо мной, трепеща от нетерпения.

– Сейчас достану презерватив, – сказала моя глупость, и я вяло согласился.

Во время полового акта – только этим антисептическим, медицинским термином могу я обозначить произошедшее – меня не покидало ощущение, будто я кого-то насилую, причем не Полу.

14

В ЛЮБВИ И НА ВОЙНЕ

Около семи утра я ушел, сказав, что перед работой надо еще успеть домой переодеться. Хотелось позвонить Элис и убедиться, что жизнь моя пока что не летит под откос, но было слишком рано.

Услышать ее голос, успокоиться ее неведением, проверить себя – хорошо ли умею лгать. Я спустился в метро – к счастью, от жалких многоэтажек Ноттинг-Хилла, где живет Пола, до станции недалеко – и, мучимый похмельем, сел в поезд до Фулхэма. Глаза жгло, будто в них насыпали песку, в ноздрях все еще стоял запах Полы, и мне казалось, что даже мой пот пахнет каким-то антисептиком. Пришлось подняться наверх на остановку раньше, в Вест-Бромптоне, чтобы не испачкать вагон. Меня стошнило, я сел на скамеечку, вдыхая свежесть летнего утра. Во рту страшно пересохло, адски хотелось пить. Было только полвосьмого, но я все же решил позвонить Элис с мобильного телефона, чтобы проверить, смогла ли она каким-нибудь необъяснимым образом, например, с помощью телепатии, узнать о моей неверности. Телефон у меня был пижонский, с речевым набором. На имя Элис я его уже запрограммировал, и с третьей попытки он набрал ее номер. После пяти долгих гудков трубку взял Джерард. В других обстоятельствах я бы предположил, что по ошибке позвонил к себе домой, но на дисплее мобильника весело мигало имя Элис и ее же телефон.

– Джерард, ты, что ли? – спросил я.

– Да, Гарри, я. Прежде всего: могу я попросить тебя никогда больше не набирать этот номер? Элис теперь моя. Все схвачено.

Шестеренки в моем мозгу бешено вертелись, но, видно, цепная передача, соединявшая их с языком, как-то нарушилась. Я просто не знал, что сказать, и не мог даже определить, слышу ли эхо в трубке или мой собственный голос повторяет:

– Все схвачено?

– Да, ей нужен я, а не ты. Извини.

– С чего ты так решил?

– Этой ночью я… – в трубке что-то грохнуло, – спал с нею.