Том 6. Письма - Сергей Есенин

Мариенгоф писал: «А на другой день после получения этого письма заявился обратно в Москву и Есенин самолично» (Мой век, с. 393).

«Сегёжа» — Лёва, помощник Колобова. Так его передразнивал Есенин.

…чтоб он выкупил мое ружье…— По-видимому, ружье было заложено в ломбарде или у частного ростовщика. Конкретных сведений об этом нет.

114. Иванову-Разумнику. 6 марта 1922 г. (с. 130). — РЛ, 1958, № 2, с. 167–168, в статье Н. Хомчук «Есенин и Клюев: (По неопубликованным материалам)» (в извлечениях); полностью — Есенин 5 (1962), с. 151–153.

Печатается по автографу (ИРЛИ, ф. Р. В. Иванова-Разумника).

Очень и оченьобрадовался Вашему письму. ~ Журналу Вашему или сборнику обрадовался тоже чрезвычайно. — Очевидно, адресат сообщал Есенину о задуманном им новом издании. Скорее всего, речь шла о журнале «Эпоха», первый номер которого намечалось выпустить в марте 1922 г. (о его содержании и о сохранившемся перечне имен предполагаемых его авторов, где значилась и фамилия Есенина, см. кн. «Андрей Белый и Иванов-Разумник: Переписка / Публ., вступ. статья и коммент. А. В. Лаврова и Джона Мальмстада», СПб.: Atheneum; Феникс, 1998, с. 15). Утверждение, что этим изданием был проектируемый журнал «Основы» под редакцией Иванова-Разумника и С. Д. Мстиславского (Есенин 5 (1962), с. 348; Есенин 5 (1968), с. 282; Есенин 3 (1970), с. 250 и др.), опровергается сведениями, сообщенными С. Д. Мстиславским в его объяснительной записке по поводу организации указанного журнала (см.: РГАЛИ, ф. 306, оп. 1, ед. хр. 271. лл. 3, об.-4). Как «Основы», так и «Эпоха» в свет не вышли.

…хочется опять немного потесней «в семью едину»…— Отзвук стихотворения А. С. Пушкина «Чем чаще празднует лицей…» (1831): Чем чаще празднует лицей Свою святую годовщину, Тем робче старый круг друзей В семью стесняется едину… (Пушкин 1917, стб. 278).

…надоело вертеться с моей пустозвонной братией…— т. е. с соратниками по имажинизму.

…Клюев засыхает ~ в своей Баобабии. — Аллюзия на строки из стихотворения Клюева «На помин олонецким бабам…» (1921): «Я под огненным баобабом / / Мозг ковриги и звезд постиг!», процитированные автором в его письме Есенину от 28 янв. 1922 г. (Письма, 218). Возможно, неологизм «Баобабия» возник здесь «в параллель» с неологизмом А. Белого в словосочетании «безбаобабные строки», появившемся в его статье о творчестве В. Ходасевича, о которой также идет речь в данном письме (см. ниже).

Письма мне он пишет отчаянные. — Из них известно лишь одно — только что упомянутое (текст — Письма, 216–219).

Положение его там ужасно, он почти умирает с голоду. — Клюев писал: «…теперь я нищий, оборванный, изнемогающий от постоянного недоедания полустарик. Гражданского пайка лишен, средств для прожития никаких. Я целые месяцы сижу на хлебе пополам с соломой, запивая его кипятком, бессчётные ночи плачу один-одинешенек и прошу Бога только о непостыдной и мирной смерти.

Не знаю, как переживу эту зиму. В Питере мне говорили, что я имею право на академический паек, но как его заполучить, я не знаю. Всякие Исполкомы и Политпросветы здесь, в глухомани уездной, не имеют никакого понятия обо мне, как о писателе, они набиты самым темным, звериным людом, опухшим от самогонки.

Я погибаю, брат мой, бессмысленно и безобразно» (Письма, 218).

Я ~ послал 10 милл<ионов> руб. ~ и 10 — Луначарский. — Сведений о получении этих денег в архиве Клюева не сохранилось.

Или «ризы души своей» боится замарать…— В стихотворении Клюева «Полунощница» (1912) есть строка: «Не запачканы ль где ризы чистые» (Клюев Н. Песнослов. Книга первая. Пг., 1919, с. 75). Однако раздраженный тон Есенина вызван не этими, а другими словами — в клюевском письме к нему есть такой абзац:

«Ты действительно победил пиджачных бесов, а не убежал от них, как я, — трепещущий за чистоту риз своих. Ты — Никола, а я Касьян, тебе все праздники и звоны на Руси, а мне в три года раз именины» (Письма, 217). Клюевское уподобление здесь связано с тем, что св. Николай Чудотворец является одним из самых чтимых святых на Руси, тогда как память преподобного Кассиана (Касьяна) празднуется лишь в високосные годы.

«Рим» ~ Вы так тепло о нем отозвались…— Иванов-Разумник посвятил поэме Клюева «Четвертый Рим» один из разделов своей статьи «„Три богатыря“», где, в частности, писал:

«Неожиданного в ней <поэме> нет ничего для знакомых с последними годами творчества этого поэта <…>; осознавший свою силу Илья Муромец размахивается в последних своих стихах и бьет, как в былинах, „по чем по́падя“. Впрочем, Илья по силе (сила — громадная!), он скорее Алеша Попович по хитрости: раньше пробовал рядиться он „в платье варяжское“, да скоро увидел, что сила его — в своем, исконном, и не без лукавства сильно ударил по этой струне своего творчества. И силу свою — осознал: Зырянин с душой нумидийской — Я родной, мужицкий поэт… <строки из „Четвертого Рима“>. <…> Самонадеян захват поэмы; но Клюев — имеет право на самонадеянность: силач!» (журн. «Летопись Дома Литераторов», Пг., 1922, № 7, 1 февр., с. 5).

Безвкусно и безграмотно ~ со стороны формы. — Это пристрастное суждение вызвано, скорее всего, не формальной, а содержательной стороной поэмы Клюева, которая, по сути, является негативным откликом на есенинскую «Исповедь хулигана». Ср.: Не хочу быть знаменитым поэтом В цилиндре и в лаковых башмаках. Предстану миру в песню одетым С медвежьим солнцем в зрачках. · · · Не хочу быть лакированным поэтом С обезьяньей славой на лбу! · · · Блюду я, вечен и неизменен, Печные крепи, гумна пяту. Пилою-рыбой кружит Есенин, Меж ласт родимых ища мету. · · · Анафема, Анафема вам, Башмаки с безглазым цилиндром! (Клюев Н. Четвертый Рим. Пб.: Эпоха, 1922, с. 9, 16, 21).

«Молитв молоко» ~ Шершеневич со своими «бутербродами любви». — Строки из «Четвертого Рима» (там же, с. 10): А сердце — изба, бревна сцеплены в лапу, Там горница — ангелов пир, И точат иконы рублевскую вапу, Молитв молоко и влюбленности сыр., сравниваются здесь со следующим местом из поэмы В. Шершеневича «Вечный жид» (1919):…ласки хрустящих любимых Облепили меня, как икра бутерброд. (В кн. В. Шершеневича «Вечный жид: Трагедия великолепного отчаяния», [М.]: Чихи-Пихи, [1919], с. [7]).

По мнению исследователя творчества Клюева Л. А. Киселевой, «„бутерброды любви“ — этот образ уже на лексическом уровне обнаруживает эклектическую свою природу и достаточно циничный смысл; тогда как „молитв молоко“ и „влюбленности сыр“ не просто органичны и закономерны в клюевской поэтике (ср.:„Блинный сад благоуханен…“; „Щаный сад весь в гнездах дум грачиных…“ <строки из стихотворений поэта>), но мощно вписаны в тот культурный контекст, в котором и Богородица традиционно именуется „пищным раем“» (подробнее см. в кн. «Николай Клюев: Исследования и материалы», М.: Наследие, 1997, с. 195 и сл.).

Сам знаю, в чем его сила и в чем правда. — Это ответ Есенина на слова критика из его «„Трех богатырей“»: «Силу свою он <Клюев> осознал, он знает, в чем и где она; взяв эпиграфом строки Сергея Есенина: „А теперь хожу в цилиндре и в лаковых башмаках“, он обрушивается на эти символические башмаки и цилиндр…» (журн. «Летопись Дома Литераторов», Пг., 1922, № 7, 1 февр., с. 5).

Только бы вот выбить из него эту оптинскую дурь…— Усматривается связь этих слов с фразой из письма Есенина тому же адресату конца дек. 1917 г. (п. 86): «…черт с ним, с Серафимом Саровским, с которым он <Клюев> так носится…» (с. 100 наст. тома) — «ведь именно Серафим Саровский был духовным отцом оптинского старчества» (наблюдение Л. А. Киселевой в кн. «Николай Клюев…», с. 190). См. также наст изд., т. 5, с. 207 и 487.

…как из Белого — Штейнера…— А. Белый в те годы был активным сторонником и проводником в жизнь антропософского учения Р. Штейнера. Испытавший в ранней юности определенное увлечение теософскими идеями (см. пп. 21 и 22 и коммент. к ним), Есенин не раз беседовал на соответствующие темы с А. Белым (подробнее об этом см. коммент. к п. 108). В «Раккурсе к дневнику» А. Белого под датой: «1918. Март» записано: «…переезд в Москву Есенина; частые встречи с Есениным; Есенин начинает часто бывать в помещении А<нтропософского> О<бщества>; и даже присутствует при „Эвритмии“» (РГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 100, л. 92). Кружок эвритмии, т. е. искусства сделать слово зримым через движение тела, вела тогда М. В. Сабашникова, в воспоминаниях которой есть несколько слов о ее знакомстве с Есениным (через А. Белого; скорее всего, в Антропософском обществе) — см. ее кн. «Зеленая змея: История одной жизни / Пер. с нем. М. Н. Жемчужниковой», М.: ЭНИГМА, 1993, с. 261–262.