Джихад. Экспансия и закат исламизма - Кепель Жиль

Глава 7

Проигранная война против Запада

Джихад был провозглашен (или активизирован) в Боснии, Алжире и Египте в том же 1992 году, когда из Пешавара возвращались закаленные в боях активисты. В Египте, как и в Алжире, боевики были уроженцами этих стран; в афганские лагеря они отправились в середине 80-х годов при негласном поощрении со стороны режимов,[359] не без удовольствия избавлявшихся от потенциальных возмутителей спокойствия. Зато в Боснии все «джихадисты» были иностранцами, в основном арабами, многие из которых были выходцами с Аравийского полуострова, в частности саудовцами. Так же и в Таджикистане, а с 1995 года — в Чечне арабские добровольцы играли важную роль в попытке превратить локальный конфликт в джихад.

То, что с 1992 года «салафиты-джихадисты», прежде сосредоточенные между Кабулом и Пешаваром, стали рассеиваться по всему миру, является исключительно важным феноменом. Этот процесс выражал стремительную экспансию радикального исламизма, вызывавшую энтузиазм ревнителей веры, которые всюду видели удары, наносимые по «безбожникам» и «отступникам» не только в мусульманских странах, но и на территории Запада. Теракт во Всемирном торговом центре в феврале 1993 года и война ВИГ против Франции были самыми наглядными проявлениями этого нового фронта, открытого уже на самой неприятельской территории. Однако сам насильственный характер этих акций, которые проводились группами террористов, не связанными с каким-либо социальным движением, но втянутыми в темные манипуляции, произвел эффект, противоположный ожиданиям их сторонников. Испорченным оказался в результате имидж всего исламистского движения, а не только его экстремистского крыла. Более того, даже те голоса, которые раздавались на Западе в поддержку прихода к власти «Братьев-мусульман» и других «умеренных» представителей религиозной буржуазии как единственной силы, способной, по мнению сторонников «Братьев», искоренить насилие, стали умолкать. Различать разнообразные направления внутри раздробленного отныне движения, отдавать одной из групп влияния предпочтение перед другой стало затруднительно.

Это постепенно привело западные государства к решению отказать в доверии всем «партнерам»-исламистам, усилив этим кризисы и процессы мутации в рядах движения.

Когда в апреле 1992 года Кабул перешел в руки коалиции партий афганских моджахедов, цель джихада — по крайней мере, теоретически — была достигнута. На руинах коммунистического режима было создано исламское государство, хотя оно и пребывало в состоянии хаоса до тех пор, пока «талибский порядок» постепенно не пришел ему на смену. У международных и арабских «джихадистов» уже не было причин оставаться в Афганистане, тем более что американское давление подталкивало к роспуску военной силы, ставшей неуправляемой. Тысячи боевиков возвратились в свои страны. Однако многие были лишены такой возможности, поскольку большинством арабских государств «афганцы» были восприняты как угроза, к тому же усилился пограничный контроль. Они образовали своего рода демобилизованную армию. Не имея паспортов, ища места, где можно воевать, или убежища, они пошли на службу к тем, кто давал им деньги и обеспечивал проезд из одной точки земного шара в другую.[360]

Эти несколько тысяч «джихадистов», оторванные от афганской земли, но впечатленные опытом своего пребывания на ней, оказались в тисках сектантской политико-религиозной логики, находившейся вне социальных реалий окружающего мира. Выше мы рассмотрели обстоятельства их поражения в Боснии, Алжире и Египте. Но еще более ярко оно проявилось в странах Запада. Бывшие прежде неприкосновенными территориями и местами убежища, эти страны — и в первую очередь США и Франция — стали мишенями насилия и терроризма. Это нарушило международный баланс, на котором держалась структура диаспоры «джихадистов», и ускорило их поражение.

США играли роль первопроходцев в финансировании афганского джихада в 80-е годы. Они создавали все условия для переездов и даже для прибытия на американскую территорию проповедников и вербовщиков. В 1986 году, через два года после выхода из тюрьмы, шейх Омар Абдель Рахман впервые получил американскую визу через ЦРУ,[361] благодаря которой он смог участвовать в исламистских студенческих конференциях. Затем он перебрался в Пакистан, где выступал с проповедями в Пешаваре, обедал в саудовском посольстве в Исламабаде, присутствовал на приемах, где было много американцев. Он стал одной из крупных фигур, которые могли помочь в обучении боевиков, готовых принять мученическую смерть, лишь бы попасть в рай, а заодно ускорить крах советской системы к великому удовлетворению Вашингтона. Но, будучи «эмиром» «Гамаа исламийя» в своем родном Египте, он находился в деликатных отношениях с режимом Мубарака, который шейх не переставал атаковать в проповедях. 22 апреля 1990 года он был принят египетским министром внутренних дел Абдель Халимом Мусой: в ходе полуторачасовой аудиенции обсуждалось «джентльменское соглашение», согласно которому Омар Абдель Рахман должен был призвать своих сторонников к спокойствию в обмен на улучшение условий тюремного содержания активистов, находившихся в заключении.[362] Тремя днями позже он вылетел из Египта в Судан, 10 мая получил в Хартуме американскую визу[363] и 18 июля прибыл в Нью-Йорк. Здесь он был принят Мустафой Шалаби, египетским активистом в Бруклине, который в 1986 году создал центр поддержки джихада в Афганистане, призванный собирать средства и вербовать добровольцев в США, Мустафа будет убит через несколько месяцев после прибытия шейха в Нью-Йорк.[364] В январе 1991 года тот подал ходатайство о предоставлении ему статуса постоянно проживающего в США в качестве директора мечети Эль-Салам в Джерси-Сити — так называемом «Маленьком Египте» («Little Egypte»). «Зеленая карта» была ему выдана с поразительной быстротой — уже в апреле.[365] В этот период он часто ездил в Европу и на Ближний Восток, призывая своих слушателей поддержать джихад в Афганистане; джихад закончится лишь годом спустя — с падением Кабула в апреле 1992 года.

В 80-е годы все виды деятельности такого рода пользовались поддержкой ЦРУ. Но с 1990–1991 годов другие американские влиятельные группы начали задумываться о вредных последствиях этой политики, и к их голосу стало прислушиваться всё больше американцев. Переворот в настроениях общественности и правящих элит наступил тогда, когда исламистских «борцов за свободу» («Freedom Fighters»), сражавшихся с Красной Армией и Империей зла, стали вдруг представлять террористами и преступниками-фанатиками. Шейх Абдель Рахман в решающей степени «помог» этой резкой смене имиджа.[366]

В июне 1991 года, когда шейх участвовал в паломничестве в Мекку, американские власти обнаружили, что он имел двух жен, но не заявил об этом,[367] следовательно, «солгал» при заполнении соответствующих административных формуляров. Был начат процесс с целью лишить его статуса резидента. В июне 1992 года он, чтобы защититься от решения о его высылке с территории США, подал прошение о предоставлении ему политического убежища, собрав в свою поддержку голоса юристов-правозащитников, но не перестав при этом проповедовать джихад. Вокруг него группировались бедные арабские иммигранты, вдохновленные его проповедями, но оторванные от массы американских мусульман — как новообращенных чернокожих, так и иммигрантов с Ближнего Востока и Индийского субконтинента. В этом мирке, где условия жизни были трудными и повсюду кишели агенты-провокаторы и шпионы, распространилась идея взорвать Всемирный торговый центр. На процессах по делу об этом теракте были с почти полной достоверностью установлены имена исполнителей — людей из окружения шейха, проникшихся обычными для него зажигательными проповедями против Америки и Запада в целом. Впрочем, в нарисованной американской юстицией картине широкого «заговора»,[368] единым мозгом которого якобы являлся шейх, и спустя много лет после совершения теракта осталось немало темных пятен. Во-первых, этот слепой шейх был не способен указать на цели, которые он никогда не видел и которые даже не мог себе представить. Во-вторых, трудно предположить, чтобы остальные фигуранты по делу с их крайне низким интеллектуальным уровнем, для которых американское общество оставалось неведомым миром, могли бы сами замыслить столь масштабную акцию. На процессе защита подчеркнула роль, сыгранную в этом деле египетским информатором, внедренным в группу с помощью ФБР и записывавшим на пленку свои беседы с обвиняемыми, который подстрекал последних перейти от слов к делу.[369] Другая версия пыталась выставить заказчиком операции Ирак Саддама Хусейна, побежденный в войне в Заливе в 1991 году и испытывавший сильное военное давление со стороны США. В этой версии главная роль в организационном обеспечении предприятия отводилась таинственному персонажу по имени Рамзи Юсеф.[370] В отсутствие ясности в этом деле можно, по крайней мере, утверждать, что взрыв, потрясший 26 февраля 1993 года знаменитые башни-близнецы Манхэттена, символ победившего американского капитализма, унесший жизни шести человек и изранивший тысячу людей, имел пагубные последствия для экспансии радикального исламистского движения. Он символически ознаменовал собой разрыв привилегированных отношений, которые американские власти поддерживали с теми, кто сражался в Афганистане. Эти боевики подверглись различного рода репрессиям. В еще большей степени, чем в Египте и Алжире, исламистские активисты ударились в террористическое насилие (или позволили манипулировать собой в этих целях), не будучи связанными с социальным движением. Они должны были быть уничтожены и дискредитированы в глазах всех, кроме кружка их сторонников, который с тех пор стал сужаться.