Крылья ворона - Элейн Каннингем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лириэль села, не обращая внимания на то, что от резкого движения закружилась голова.
— Ллос говорила мне об этом. Если она говорила одной, почему бы не сказать то же и другой? Она заставила себя подняться.
— Среди дроу была жрица, женщина, которая сражалась со мной прежде за благосклонность богини. Если Ллос говорит с этой жрицей, дроу из Подземья будут знать все!
— Ты полагаешь, что они еще не знают?
Лириэль угрюмо кивнула.
— Этих воинов послали мой отец и его сестра. Они входят в правящую элиту города, в котором я родилась. Это были их личные войска, — подчеркнула она.
— Значит, они хотят сохранить эту тайну для себя, — сделала вывод Зофия.
— Со временем она выплывет наружу, — уверенно сказала опытная дроу. — Если Горлист и его банда знали о ней, — это случится быстрее.
Она огляделась, ища Фиодора. Черный медведь, на миг перестал терзать воина-дроу и оглянулся, словно почувствовал, что она подумала о нем. Она махнула ему рукой и зашагала в лес, и с каждым шагом ноги все лучше слушались ее.
Незримое присутствие было с ней. Призрачная женщина, чей облик Лириэль носила все эти дни, шла рядом, и походка ее была не тверже, чем у измученной дроу. Сайлуни была глубоко потрясена тем, чему ей довелось стать свидетельницей. Во многих отношениях она глубоко сожалела об импульсивном решении отправиться в Рашемен. Она смирилась со своей смертью, но было тяжело невидимой идти по земле, где ее помнили живой, увидеть Зофию, которая была ей как сестра, могущественной, но постаревшей.
Сайлуни всегда была необыкновенной женщиной и стала необычным привидением, но и она ощутила зов Летящего На Крыльях Ветра, холодное прикосновение духов и призраков, спешивших мимо нее в круг силы.
Она могла бы стать его частицей. Может быть, ее магия смогла бы изменить исход боя, разорвать связь между Подземьем и Поверхностью, а не укрепить ее.
Может быть. Даже будучи одной из Избранных Мистры, она не знала о магии всего, став призраком, она тоже не представляла до конца всей Жизни После Смерти. Откликнись Сайлуни на зов Летящего На Крыльях Ветра, что могло бы статься с нею?
Духи и призраки, ставшие свободными, когда Летящий На Крыльях Ветра выполнил свою важнейшую и последнюю задачу, разбрелись, каждый отправился в то место, которому он принадлежал, туда, где он больше всего хотел находиться. Куда бы отправилась она, Сайлуни?
Скорее всего, вернулась бы в Долину Теней и продолжила то существование, которое вела долгие годы: призрачная арфистка, куда более вещественная и разумная, чем большинство призраков. Или же двинулась бы наконец дальше, к чему-то новому?
На миг Сайлуни позволила себе услышать печальный зов своей богини, ощутить теплоту и доброту, которые могли бы превратить это полусуществование во что-то неизмеримо более прекрасное. Радость и боль переполняли ее в равной мере, когда она думала о том, что могло бы быть и что будет.
В конце концов Сайлуни сделала то, что делала всегда. Она выбрала долг.
Вздохнув, колдунья из Долины Теней направила свои беззвучные шаги к дому, оставляя Рашемен живым и тем духам, которые были такой же частью этой земли, как камни и небо.
Шарларра видела, как юная дроу покидает поле боя, неуверенно шагая бок о бок с огромным черным медведем. Ее первым побуждением было последовать за ними, потом она вспомнила о своем собственном четвероногом хранителе.
Эльфийка стремглав кинулась туда, где оставила Лунного Камня под прикрытием деревьев. Ее захлестнул ужас. Она слышала стремительно разносящуюся молву о Летящем На Крыльях Ветра и могущественной магии, которую тот извлек из созванных им духов и призраков. Что, если Лунный Камень оказался среди них? Мысль об этом была невыносима. Между ней и ее конем было нечто большее, чем просто товарищеская связь: было глубокое родство душ. Шарларра мало что помнила о своей прежней жизни и о своем народе, но она ощущала всем своим существом, что призрачный конь был связующей нитью между ней и ее забытыми предками.
Она свистнула своему скакуну и была вознаграждена приближающимся топотом копыт. Шарларра с изумлением воззрилась на бегущего к ней высокого серебристо-серого коня с длинной черной гривой и хвостом, едва не касающимся земли.
Она поняла, и ноги у нее подкосились, словно она перебрала дрянного бренди. Эльфийка тяжело плюхнулась на землю.
— Лунный Камень? — выдохнула она. На странно выразительной морде коня отразилось легкое раздражение, он словно говорил: «А кто же еще?» Он тряхнул головой, приглашая ее взобраться к нему на спину. Эльфийка вскарабкалась в седло, и вдвоем они поскакали дальше на поиски приключений.
Лириэль заметила впереди высокую стройную женщину-дроу, легко пробирающуюся через подлесок. Она приложила ладони ко рту и позвала:
— Изольда!
Дроу обернулась на голос Лириэль.
— Мы преследуем жрицу Ллос, — крикнула она, — Присоединяйся к нам!
Она повернулась и исчезла за деревьями. Лириэль услышала характерное шипение и щелчки, издаваемые змееголовой плеткой, и переливчатый клич воительниц Темной Девы, спешащих на помощь своей сестре.
Дроу посмотрела на Фиодора, все еще остающегося медведем. Он воспользовался остановкой, чтобы передохнуть, уселся на толстый зад и высунул язык, как собака после долгого быстрого бега. Морда его была испачкана кровью, густая шерсть стала влажной и тусклой.
Страшное предчувствие охватило дроу. Она кинулась ощупывать тело медведя и обнаружила глубокие раны. Клинки темных эльфов пробили густой мех и толстую шкуру. Берсерки, охваченные боевой яростью, никогда не чувствовали ни ран, ни холода, ни жажды, ни слабости. И то, что Фиодору понадобилось отдохнуть, означало, что скоро он опять вернется в собственное обличье. Ослабевшему, израненному, ему понадобится помощь.
— Иди обратно, К остальным, — сказала она ему.
Берсерк поднялся, инстинктивно повинуясь приказу вичларан.
Лириэль смотрела, как он с трудом бредет назад, видела, что он устало прихрамывает и шаркает лапами. Сердце ее болело за него, но больше она ничего не могла сделать. Она отвернулась и побежала вслед за Изольдой.
Звуки ударов плети привели ее на берег реки. Дроу с ходу затормозила.
Шакти Ханцрин стояла над телом дочери Квили и орудовала плетью. Из раны на голове по лицу ее стекала струйка крови, но рот жрицы кривился в злобном торжестве. Змеиные скелеты взлетали и опускались, обагренные кровью зубы вновь и вновь впивались в тело врага.
Лириэль окликнула жрицу по имени. Плеть застыла — слишком поздно для Изольды, — и жестокие красные глаза уставились на Лириэль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});